Русские: Монархисты или республиканцы? Монархическая политика. Свойства различных принципов власти

§ 22. УЧЕНИЕ О МОНАРХИИ

I. Противоречие монархии и демократии основано на противоречии двух принципов политической формы - репрезентации и тождества.

В репрезентации политического единства заложен политический принцип монархии. Наряду с этим существуют многочисленные обоснования и оправдания монархии. Однако если отстраниться от обусловленных опытом причин практической и рациональной целесообразности, их можно свести к нескольким простым типам.

1. Монархия обосновывается религиозным образом. Монарх в специфическом смысле «от Бога», «образ Божий» и имеет божественную сущность.

Монархическая формула «Божьей милостью» имеет, если исходить из современных представлений, лишь полемический и негативный смысл и не означает ничего, кроме того что монарх не обязан своей властью и авторитетом никому (кроме Бога), то есть ни церкви, ни папе, ни воле и одобрению народа. Однако этим вовсе не исчерпывается связь между монархией и религиозными представлениями. С точки зрения истории идей правящий в государстве монарх всегда выступал в качестве аналогии Бога, правящего миром. В Средневековье и вплоть до Нового времени короли даже физически обладали для широких масс народа сверхъестественным характером. К живой силе монархии вполне относилось то, что король совершал чудеса и особенно лечил больных наложением руки, как это показывает в своем труде на многочисленных примерах Марк Блок (Les rois thaumaturges, Etudes sur le caract?re surnaturel attribu?? la puissance royale, particuli?rment en France et en Angleterre, Stra?burg, 1924). Последняя попытка всерьез обосновать монархию при помощи религиозных представлений была предпринята в 1825 году, когда Карл х Французский вновь захотел лечить больных наложением руки, однако эта попытка выглядела лишь как постыдная романтическая имитация (Bloch. S.404). Напротив, в эпоху, когда король совершает чудеса, он может вместе со всей своей персоной рассматриваться в качестве святого и неприкосновенного, в качестве служителя и помазанника Господня. Право короля божественно, то есть имеет религиозное происхождение, а сам король есть некий pro-deus (см.: Gierke. Althusius, S. 177; Funck-Brentano, Le roi, Paris, 1912, S. 166ff).

Это религиозное обоснование монархии позже переходит в менее точный исторический, или общий, иррационализм. Последняя теологическая аргументация, видимо, содержалась в учении о государстве Бональда, который вводил монарха в ряд «единиц»: Один Бог, Один король, Один отец; монотеизм, монархия и моногамия. У Ф. Ю. Шталя данная теологическая конструкция соединена с другими антирационалистическими, традиционалистскими и легитимистскими аргументами.

2. Для другого обоснования, хотя и легко переходящего в религиозное представление о Боге-отце, монарх есть отец. Авторитет и власть отца в семье, patria potestas, переносятся на государство, которое в результате этого понимается как увеличенная семья.

Многочисленные примеры и подробности см.: Funck-Brentano. Указ. соч. S.52ff. Особенно Боссюэ в своей Politique tir?e de l’Ecriture (1709) наряду с религиозной использовал прежде всего патриархалистскую аргументацию. L"autorit? royale est paternelle. La monarchie а son fondement et son mod?le dans lempire paternel. Патриархалистское учение о монархии, выдвинутое Филмером (Patriarcha, 1680), еще сегодня известно благодаря шутке Руссо («Общественный договор», I, 2). В действительности в случае данной теории речь идет как минимум об интересном с социально-психологической точки зрения переносе, заслуживающем серьезного отношения.

3. Другие виды монархических представлений не являются специфическими в той же мере, что подобные религиозные или патриархалистские обоснования. Существует патримониальная монархия, в которой монарх предстает как носитель огромного и сохраняющего богатства и экономической власти, прежде всего как крупнейший землевладелец страны, как dominus, то есть собственник. В политической действительности это может быть прочной основой его монархического положения, однако не является характерным и своеобразным для монархического учения видом аргументации, поскольку социальный престиж любого крупного богатства может привести к патримониальному положению. Как и феодальная монархия, в которой король является вождем преданной лично ему свиты, служащей ему жизнью и смертью, за что он предоставляет ей защиту и содержание в различных формах (прием в свое домохозяйство, доходы и иные виды обеспечения). Подобные свиты образуются самым различным способом, так что невозможно говорить о монархии в смысле принципа политической формы, пока господин свиты не получит божественного освящения или положения патриарха. Другие исторические типы монархии точно так же мало подходят для идейного обоснования монархии. В чиновной монархии, образовавшейся в европейских странах с XVIII по XIX века, монарх есть глава организации чиновников, premier magistrat. Специфически монархическое основано тогда на исторически традиционных представлениях, не связанных с чиновным государством. В цезаристской монархии, реализованной в империи Бонапартов, монарх есть лишь диктатор на демократической основе. Этот род монархии может в ходе развития стать настоящей демократией, однако в самом себе он основан на демократическом принципе и превращает монарха в наделенного доверием народа репрезентанта политического единства, который как таковой конституируется актом конституционно-учредительной власти народа.

Перечисленные здесь шесть типов монархии - теократическая, патриархальная, патримониальная, феодальная, чиновная и цезаристская - в исторически действительных случаях монархии соединяются различным способом, так что каждый конкретный случай монархии содержит в себе смешанными и сосуществующими множество этих элементов. Монархия германского территориального государя XVIII века, например прусская монархия при Фридрихе Вильгельме I, содержала патримониальные элементы ввиду крупного домена собственности короля, феодальные - в отношении дворянства, чиновно-монархические - поскольку из комиссаров XVII века уже возник сформированный бюрократический аппарат управления, а в соединении с земельной церковью также заключались религиозные элементы. Отсутствовали лишь цезаристские элементы; они становятся возможны лишь вместе с всеобщей воинской повинностью и всеобщими избирательными правами, то есть только в XIX веке. Попытку превратить германскую монархию в XX веке в цезаристскую монархию предпринял Ф. Науманн в своем сочинении «Демократия и империя» (1900) - без практического результата, к тому же теоретически ложно обоснованную. Ведь легитимная монархия не может сама себе подводить иной идейный базис. Принцип династической легитимности противоречит демократическому принципу легитимности. Здесь существует неизбежное или - или. Как только легитимность становится идейным базисом некого института, легитимная власть уже не может выступать в качестве носительницы новой политической идеи. Перед революцией 1789 года во Франции также пытались создать подобные конструкции некого соединения существующей монархии и цезаризма и делались предложения, чтобы король осуществлял диктатуру, наделенную доверием народа (см.: Die Diktatur, S. 112). Однако даже если бы Людовик XVI соединил в себе все качества Цезаря или Наполеона, того простого обстоятельства, что он был легитимным государем, было бы достаточно, чтобы сделать для него невозможным осуществление подобной роли. Новый политический принцип исторически всегда появляется вместе с новыми людьми, которые его несут.

4. В XIX веке подлинная идея монархии отступает. Еще сохраняющаяся монархия оправдывается при помощи или историко-традиционалистских, или сентиментальных обоснований. В философии права и государства Ф. Ю. Шталя между собой связаны различные аспекты, но даже здесь у хода мысли отсутствует специфически монархическое, и аргументация воспринимается как умная речь в суде. Указывается на исторически ставшее, привлекаются аналогии с персонализированным Богом, страстно выдвигается требование пиетета, однако на самом деле речь идет только о легитимности. При помощи исторических оснований можно оправдать различные институты. Но если в действительности защищается только легитимный внутриполитический status quo, то это нечто иное, нежели принцип политической формы монархии. Но еще в меньшей степени монархической теорией государства является романтическая поэтизация королей, встречающаяся у Новалиса и Адама Мюллера. Они делают из монарха некую связующую точку для настроений и чувств; тем самым монархия лишается как своего политического, так и институционального и даже легитимного смысла, поскольку не только король или королева, но все возможные лица и вещи - как народ, так и монарх, как революционер, так и верный слуга своего господина - окказионально могут вызывать чувственную привязанность и становиться темой поэтического просветления. Идея репрезентации государства, политический принцип формы монархии, размывается в представлении, что король есть символ или своего рода знамя. Эти понятия больше не имеют своей прежней силы и стали простым поводом для романтических чувств и настроений, тогда как народное представительство выступает в качестве истинного репрезентанта народа, то есть именно политического единства народа.

5. Легитимная монархия есть не вид монархии, а один из случаев легитимности.

II. Конституционно-теоретическое значение различных оправданий монархии.

1. Все принципиальные обоснования монархии содержали в ядре лишь два представления, которые в специфическом смысле ведут именно к монархии: представление о персонализированном Боге и представление об отце. Ни одно из этих представлений сущностно не относится к политической сфере. Там, где монархия оправдывается религиозным образом и где монарх становится сущностью божественной или находящейся с Богом в особом отношении, мысль движется не в политическом, а в теологическом или мировоззренческом направлении. Если миром как целым правит один-единственный Бог и единство государства при одном монархе понимается как нечто подобное или аналогичное, то первичным понятием, очевидно, является Бог и мир, а не монарх и государство. Если монарх понимается как отец государственной семьи и из этого выводится династический принцип наследной монархии, то первичным представлением является семья, а не государство. Иными словами, всегда в ядре аргументации лежат неполитические представления. Теологическое или космическое представление должно было бы приводить к всемирной монархии и упразднять специфическую взаимосвязь монарха с определенным государством и определенным народом, то есть именно политическое, ведь в отношении идеи абсолютного единства мира множество государств и народов является непостижимым. А семья есть обоснованное физическим происхождением и домашним сообществом единство, у которого отсутствует характер общественности. Она не является политической величиной, как народ. Подобные обоснования монархии суть обоснования господства и авторитета в целом, но не политического принципа формы в его своеобразной особенности.

2. Совсем иного рода рационалистические обоснования монархии возникают с XVIII века. Для философии Просвещения король есть не что иное, как premier magistrat - первый и, если все происходит разумным образом, наиболее просвещенный чиновник, который лучше всего может позаботиться о благе своих менее просвещенных подданных. Однако таким образом не возникает ни наследственности, ни легитимности монархии. И если у государя отсутствует подобное качество просвещенного человека, то отпадает и обоснование.

В XIX веке рационалистические и эмпирические оправдания монархии характеризуются тем, что они вводят монарха в систему правового государства с различением властей, делая из монархии простую форму правления, а из монарха - более или менее влиятельного шефа исполнительной власти. Здесь обоснования различны, но всегда приводят к доказательству полезности и целесообразности монархии. Типичным примером является следующее соображение, которое встречается уже у Мабли и Де Лолма, но также с большой определенностью выказывается еще и у Макса Вебера (Grundri? der Sozial?konomik, Wirtschaft und Gesellschaft, III, S. 649): посредством наследной монархии высшее место в государстве выводится из политической конкуренции, тем самым внутриполитическая борьба лишается своей наихудшей остроты; вследствие этого конфликт ослабляется и рационализируется, ведь жажда власти политиков ограничена, поскольку высшая позиция в государстве навсегда занята. «Эта последняя, в сущности, негативная функция, приставшая к простой экзистенции избранного по устоявшимся правилам короля как такового, вероятно, с чисто политической точки зрения является практически наиважнейшей» (Макс Вебер) .

В таком случае положение монарха основано прежде всего на том, что он стоит над партиями. Если государство посредством парламентаризации и демократизации превратилось в партийное государство, оно становится особым, очень значимым положением. В организации различных властей король получает уникальное положение в отношении как законодательной, так и исполнительной власти. Он становится нейтральной властью, pouvoir neutre, невидимым, разрешающим все противоречия и трения различных государственных действий и функций, регулирующим и модерирующим моментом, invisible moderateur. Эта конструкция типична для либерализма правового государства парламентской монархии. Она происходит от Бенжамена Констана. Исторически ее идеалу лучше всего должно было соответствовать королевство буржуазии Луи Филиппа. Однако весь ход мысли о нейтральной власти также представляет непосредственный интерес для конструирования положения республиканского президента государства.

Роль pouvoir neutre или moderateur по природе предмета не поддается формальному, конституционно-законодательному установлению. Впрочем, иногда встречаются прямые конституционно-законодательные определения. Например, (имперская) конституция Бразилии от 25 марта 1824 года, в разделе IV о законодательной власти (pouvoir l?gislatif) и далее в разделе V (ст. 98 и далее) говорит об императоре: Le pouvoir mod?rateur est clef de tout lorganisation politique, il est d?l?gu? exclusivement? l"empereur comme chef supr?me de la nation et de son premier representant etc. (Du pouvoir mod?rateur).

3. Все соображения целесообразности и полезности и точно так же аргументы, позаимствованные из исторического опыта (высказывают ли их такие либеральные теоретики, как Бенжамен Констан и Гизо, или такой антилиберальный монархист, как Шарль Моррас) , необходимым образом являются относительными и с точки зрения исторического опыта зависят от одной важной предпосылки: они значимы лишь для существующей на протяжении поколений династии, непрерывно находящейся на троне. Монарх может совсем отойти на задний план со своим политическим влиянием и передать политическое руководство и всю potestas могущественному парламенту; он может на длительное время исчезнуть как фактор политической власти, но должен сохранять преемственность обладания троном, если он собирается выполнять подобные оправдывающие его функции (надпартийная, нейтральная власть, отображение преемственности государства во время кризисов).

Таким образом, рационалистические основания целесообразности затрагивают только такую монархию, политическая безопасность которой сотрясена; они действенны лишь для «старой» монархии, а не для «нового государя», principe nuovo, для которого Макиавелли написал свою книгу о государе. Макиавелли прямо говорит в этом своем знаменитом сочинении, что легко держаться на троне, если обладаешь господством в спокойные времена как всеми почитаемый и уважаемый государь; напротив, совсем иная политическая ситуация, если нужно обосновать и защищать новое монархическое господство. Если через свержение династии цепь однажды разорвана, тогда бесполезны все подобные обоснования и аргументы. Они не подходят ни к одному случаю монархической реставрации, поскольку до сих пор любая из этих реставраций заканчивалась провалом: 1660–1688 - Стюарты в Англии; 1815–1830 - Бурбоны во Франции; в известном смысле также 1852–1870 - реставрация семьи Бонапартов при Наполеоне III. Ш. Моррас говорит, что любая демократическая политика ведет к тому, что из-за внутриполитических партийных противоречий на помощь призывают иностранные правительства, которые вмешиваются в политику демократического государства. В качестве классического примера он называет типичный процесс в греческих демократиях, когда аристократическая партия призывала на помощь лакедемонян, а демократическая - афинян. Тот же самый процесс повторился в итальянских государствах XVI века, когда во Флоренции одна партия сделалась союзником французов, а другая - испанцев или немцев. Этот исторический опыт, без сомнения, интересен, однако против него выступает другой опыт, когда восстановленные монархии также не обходились без внешнеполитической, иностранной поддержки. Ведь, например, связь Стюартов с королем Франции следовало бы (с английской национальной точки зрения) характеризовать как государственную измену, и монархическая политика Священного союза 1815–1830 годов приводила к постоянным интервенциям. Из исторического опыта именно невозможно получить непротиворечивой политической системы. И если монархия обосновывается только исторически, тогда отсутствует всякая доказательная причина и всякий принцип вообще. Тогда можно лишь сказать, что монархия возникает и исчезает как все в истории.

III. Положение монарха в современной конституции.

1. Конституционная монархия основана на том, что посредством различения властей монархический принцип отходит на задний план и монарх как самостоятельный и независимый шеф исполнительной власти репрезентирует политическое единство, тогда как репрезентативное народное представительство противопоставляется ему в качестве второго репрезентанта. Таким образом осуществляется различение и баланс, соответствующие организационному принципу буржуазного правового государства. Впрочем, при этом не решен и остается открытым вопрос суверенитета. В конституционной монархии Германии в течение XIX века монархический принцип сохраняет свое значение за конституционным нормированием; монархия была здесь подлинной государственной формой, а не только формой правления и организационным элементом исполнительной власти.

Ф. Ю. Шталь, теоретик прусской конституционной монархии, с успехом разрабатывал для германских конституций особенность конституционной монархии в отличие от монархии парламентской. Согласно этому сущность конституционной монархии заключается в том, что конституционный монарх еще обладает действительной властью, его личная воля все еще значима и не передается парламенту. Он остается «посредством прочной безопасности своих полномочий отличным самостоятельным фактором государственной власти» (Revolution und die konstitutionelle Monarchie, 2. Aufl., 1849, S. 33, 76ff, 93ff). Это было практически очень важным различением, однако, в принципе, являлось лишь признанием буржуазной правовой государственности и либерализма, смягчавшего осуществление монархической власти. Можно называть это конституционной монархией и противопоставлять парламентской монархии, хотя парламентская монархия точно так же является конституционной. Но только нельзя упускать из виду, что принципиальное политическое противоречие было противоречием монархии и демократии. Конституционная монархия не является особой государственной формой, а есть соединение принципов буржуазного правового государства с политическим принципом монархии при сохранении суверенитета монарха, которое немедленно вновь проявлялось в любом конфликте и любом кризисе. Выражение «конституционная монархия» оставляет открытым решающий вопрос, перестала ли монархия быть государственной формой и стала простой формой правления или же монархический принцип сохраняется.

В парламентской монархии европейского материка - Франция при королевстве буржуазии Луи Филиппа в 1830–1848 годы и Бельгия на основе конституции 1831 года - монарх остается шефом исполнительной власти, но политическое руководство полностью зависимо от согласия с большинством парламента. Здесь государственная форма была уже не монархической, а, скорее, монархия превратилась в организационный элемент в балансе властей либерального правового государства. Ф. Ю. Шталь называет это «либеральным конституционализмом». Он отличается от германской конституционной монархии (используя способ выражения Шталя) тем, что монархический принцип отвергается. Вследствие этого демократический принцип необходимым образом должен стать основой политического единства, если таковое должно сохраниться. «Конституционное», то есть буржуазное, правового государства, как самостоятельная составная часть присоединяется к обоим принципам политической формы, пытается их отвергнуть, поддерживать баланс и соединиться с ними.

Ст. 25 бельгийской конституции: Tous les pouvoirs?minent de la Nation. Ils sont exerc?s de la mani?re,?tablie par la Constitution. Ф. Ю. Шталь различает: 1) радикальный конституционализм; пример: французская конституция 1791 года, которая кажется ему радикальной потому, что король в отношении законодательства обладает лишь отлагательным вето и вследствие этого не является законодательным органом, а строго ограничен рамками исполнительной власти; 2) либеральный конституционализм, то есть законодательство с двухпалатной системой, королевским вето и зависимыми от доверия парламента министрами; подлинная конституционная монархия, например, прусской конституции от 31 января 1850 года, в которой правительство остается в руках короля, одобрение которого необходимо для законов, и король созывает, закрывает, переносит и распускает парламент. Различение, как и вся конструкция Ф. Ю. Шталя, определяется особым политическим положением германской монархии. Ее кардинальный пункт заключается в том, что конституционализм, то есть либеральный принцип, верно распознается в качестве принципа, присоединяющегося к политическому принципу монархии или демократии, тогда как, как показано выше, ключевой политический вопрос - монархия или демократия - остается открытым и не разрешается признанием некой конституции.

2. Парламентская монархия бельгийского стиля точно так же является конституционной монархией, но с отказом от монархического принципа, то есть с превращением монархии как государственной формы в организационную форму исполнительной власти (правительства). По историческим причинам здесь по праву сохраняется наименование «монархия» в той мере, в какой монарх, хотя и может потерять всю власть (potestas), но может оставаться в качестве авторитета и потому особенно хорошо может осуществлять уникальные функции нейтральной власти. Политическое лидерство и руководство находятся в руках министров, ответственных перед народным представительством и зависимых от его доверия. Здесь знаменитая формула гласит: Le roi regne mais il ne gouverne pas. На вопрос, который поставил крупный немецкий теоретик государственного права Макс Зайдель : что остается от regner, если убрать gouverner, можно ответить различением между potestas и auctoritas и осознанием своеобразного значения авторитета в отношении политической власти.

IV. Президент государства в республиканской конституции.

1. В развитии правовой государственности XIX века своеобразным образом использовалось и применялось исторически традиционное учреждение монархии. Король в качестве шефа исполнительной власти вводился в систему различения властей, с различными властными полномочиями, но всегда во главе особенной власти. Тем самым монархия из государственной формы превращалась в простую форму правления, но сохраняла свой репрезентативный характер. Идее баланса правового государства соответствовало именно то, что репрезентации посредством собрания (законодательной корпорации) противопоставлялась другая репрезентация, так что суверен, то есть народ согласно демократическим принципам, оставался позади и пока не выходил на передний план. Демократический принцип (тождества соответственно наличного народа с самим собой как политическим единством) был сбалансирован с принципом репрезентации. Однако опасность того, что принцип репрезентации будет реализован абсолютно, была устранена и компенсирована тем, что друг другу противопоставлялись два репрезентанта- монарх и народное представительство. Эта конструкция идеальным образом соединяет буржуазное правовое государство со смешением двух принципов политической формы (монархии и демократии), поэтому она является типичной для буржуазных конституций правовых государств и сохранялась там, где монархия стала невозможной даже как форма правления и вытеснялась республикой. Французское конституционное развитие XIX века является здесь особенно показательным. Вследствие повторяющихся разрывов преемственности, с учетом многочисленных смен трона, которые французский народ пережил в XIX веке, авторитет монарха уже вряд ли был мыслим. Но подобная конструкция баланса сохранилась, и вместе с ней также конструкция самостоятельного шефа исполнительной власти, который должен обладать репрезентативным характером. Этот президент государства есть республиканизированный монарх парламентской монархии, он должен сохраняться по причинам различения властей и наделяться известными полномочиями (например, роспуска парламента), чтобы тем самым правительство обрело баланс в отношении парламента в виде известной самостоятельности.

Государственно-теоретическую конструкцию этой системы разработал Прево-Парадоль в многочисленных статьях и прежде всего в своей книге La France nouvelle (1869). Его идеи имели большое влияние на французские конституционные законы 1875 года. Тогда во Франции не желали допустить выборов президента непосредственно народом, поскольку все еще находились под впечатлением опасного прецедентного случая, а именно государственного переворота 1851 года, который с большим успехом осуществил избранный всем французским народом президент Луи Наполеон. Впрочем, в остальном политическая цель авторов тех конституционных законов 1875 года была направлена на восстановление монархии; они пытались установить конституционно-законодательное нормирование таким образом, чтобы максимально облегчить восстановление монархии. Несмотря на это, конструкция баланса властей осталась той же самой.

2. Веймарская конституция переняла эту систему и ввела в конституцию элементы президентской системы наряду с подобной чисто парламентской системой. Рейхспрезидент избирается всем немецким народом, обладает рядом таких важных компетенций политического рода, как международно-правовое представление рейха (ст. 45 ИК), назначение и увольнение имперских чиновников и офицеров (ст. 46), верховное командование всеми вооруженными силами рейха (ст. 47), введение имперского управления в отношении земли (ст. 48, аб.1), меры по введению чрезвычайного положения (ст. 48, аб.2), право помилования от имени рейха (ст. 50). Его полномочия в отношении парламента, которые должны придать его позиции равновесие в отношении рейхстага, суть право роспуска (ст. 25) и назначение всенародного опроса в отношении закона, принятого рейхстагом (ст. 73).

Рейхспрезидент согласно ст. 179, аб.1, на основании закона о временной власти в рейхе от 10 февраля 1919 года и на основании переходного закона от 4 марта 1919 года в целом (если не установлено иное) вступает в полномочия кайзера, особенно получая организационную власть, то есть полномочие регулировать учреждение, компетенции и служебную деятельность имперских ведомств в том объеме, в каком она полагалась кайзеру. Нельзя назвать это правопреемственностью, как и опосредованной правопреемственностью, как это делает Анщюц (Kommentar, S.435), поскольку правовое основание не является тем же самым. Однако в данном вхождении в схожие полномочия, в заимствовании всей позиции проявляется то, насколько положение рейхспрезидента аналогично положению монархического шефа исполнительной власти. Здесь, как и в других случаях, элементы принципа политической формы релятивированы до организационных средств, связаны с принципами буржуазного правового государства и противоположными элементами политической формы и применены в виде смешения, типичного для буржуазной конституции правовой государственности.

Из книги Учение дона Хуана автора Кастанеда Карлос

Из книги Классические тексты дзэн автора Маслов Алексей Александрович

Учение Ланкаватары Чань-буддизм как по форме, так и по содержанию явился развитием тех идей, которые содержала «Ланкаватара-сутра». Если различные школы Чань внесли много нового в саму технику медитации, осмысление роли созерцания в «очищении сердца», то основные

Из книги Индийская философия (Том 1) автора Радхакришнан Сарвепалли

III. УЧЕНИЕ ВЕД Компетентные ученые, посвятившие всю свою жизнь изучению древней письменности индийцев, высказывают разные точки зрения о духе ведийских гимнов. Пфлейдерер (Pfleiderer) говорит о "примитивной, детски-наивной молитве Ригведы". Пикчет считает, что арийцы Ригведы

Из книги Быть честным перед Богом автора Робинсон Джон

УЧЕНИЕ ИИСУСА Против этой супранатуралистической этики есть и еще более серьезные возражения. Мало того, что она теперь пригодна лишь для ограниченного круга людей, которые могут принять ее основания, она вдобавок сильно искажает учение Иисуса. “Ясное учение нашего

Из книги Русский народ и государство автора Алексеев Николай Николаевич

Из книги Гиперборейский взгляд на историю. Исследование Воина Посвящённого в Гиперборейский Гнозис. автора Брондино Густаво

Из книги Итоги тысячелетнего развития, кн. I-II автора Лосев Алексей Федорович

14. СОВРЕМЕННЫЙ ПЕРИОД. ВЛАСТЬ МИРОВОЙ СИНАРХИИ НАД ФИНАНСОВЫМИ ЦЕНТРАМИ. БЕНЕДИКТИНСКИЙ И ДОМИНИКАНСКИЙ ОРДЕНА. БОРЬБА ГИПЕРБОРЕЙСКОЙ МОНАРХИИ КРОВИ В конце Средневековья мир приготовился принять глубокие культурные перемены, которые должны были кардинально изменить

Из книги Трактаты автора Тертуллиан Квинт Септимий Флоренс

3. Учение об уме Колоссальный интерес античного неоплатонизма к проблемам ума освещался нами настолько подробно и часто, что в настоящий момент не стоит его заново излагать. Что же касается западных неоплатоников, то и здесь мы являемся свидетелями весьма сниженного

Из книги Дмитрий Кантемир автора Бабий Александр Иванович

6. Учение о спасении а) Но интересней всего у Василида теория третьей основной ипостаси – Святого Духа. На самой высокой ступени, как мы сейчас сказали, она является лишь подсобным средством для второй ипостаси, а сама по себе есть только граница между богом и миром. Мы

Из книги Эзотерический мир. Семантика сакрального текста автора Розин Вадим Маркович

Глава 3. Принципу монархии (единовластия) не противоречит наличие у монарха других управляющих лиц 3. В самом деле, эти простецы, чтобы не сказать невежды и глупцы, которые всегда составляют большую часть верующих, исходя из того, что само правило веры отсылает от

Из книги Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции автора Мишель Анри

§ 3. Апология просвещенной монархии Веру в освободительную миссию России по отношению ко всем балканским народам, в том числе к молдавскому народу, до Кантемира уже выразили Уреке и Костин. Однако по своим политическим убеждениям молдавские летописцы были выразителями

Из книги автора

Запад и Восток: истоки и классический образ Бог (религиозная доктрина) Нирвана (учение Готамы Будды) Эволюционирующий человек (учение Шри Ауробиндо) Развивающийся мир (учение Рудольфа Штейнера, «Очерк

Из книги автора

Христианская мистерия или дзэнская свобода Эзотерическая культура (Даниил Андреев. «Роза Мира») Эзотерическое сознание (учение дзэн) Эзотерическая свобода (учение Кришнамурти) Врач Никита Данилов Воспоминание участника эзотерического семинара Вадим Розин наилучшим

Из книги автора

ИДЕЯ ГОСУДАРСТВА В ЭПОХУ АДМИНИСТРАТИВНОЙ МОНАРХИИ XVII ВЕКА Ход событий и самое течение национальной истории определили во Франции постоянное усиление королевской власти, которая в эпоху административной монархии XVII века становится почти единственным двигателем всей

Монархия актуальна и современна

Разговор о природе монархической власти нет смысла начинать "от печки". Он состоялся в начале ХХ века и в полной мере отражен в сочинениях И.Ильина, Л.Тихомирова, М.Зызыкина и многих других авторов. Разговор этот было продолжен, начиная с 90-х годов, и включает соображения современных авторов, среди которых есть не только путаники. Проблема состоит в том, чтобы "монархизм" был основан на том, что уже невозможно оспорить, а не на праздных домыслах, отождествляющих монархию с пожизненным президенством или какими-то еще произвольно придуманными схемами "сдержек и противовесов".

Сейчас мы находимся на переломе времени, и поэтому монархическая идея становится крайне актуальной. Именно поэтому появилось множество "фейковых" монархистов, которые либо за плату, либо по недоумению используют символы монархии, проповедуя совершенно антимонархические воззрения. Актуальность обсуждения монархии связана с очевидной недееспособностью правящей в России (да и не только) группировки, которая не может справиться ни с государственно-правовыми задачами, ни с экономическими проблемами, ни использовать русский исторический опыт. Все идет к неизбежному краху. То же самое происходит и с церковными кругами, получившими "ярлык на правление" от большевиков и продолжившими имитацию церковной жизни до "волчьего собора" и "гаванской унии". Это означает, что именно теперь будет четко проведена граница между христианами и нехристями. Молчанием предавший Бога не оправдается своей рясой не только перед Ним, но и перед людьми.

Старые монархические организации давно выродились в секты. Вся их жизнь - либо сходки мужиков с неухоженными бородами и девиц за 50, либо молебны и банкеты. Это в лучшем случае - исторические реконструкторы, превратившие монархию в карикатуру. Теперь - самое время создавать новые монархические организации, новое Монархическое движение России, которое предложит народу единственный спасительный проект. Чтобы не провалить с позором и этот шанс, необходимо собрать сначала тех, кто готов - знает, что такое монархия, понимает необходимость быстрой консолидации монархистов и может действовать в этом направлении.

Нужен какой-то эталон монархизма, который может быть выражен не только в декларациях, но и в носителях монархического мировоззрения, которые примут эталонный текст. Это можно сделать, только подключив к процессу формирования монархического движения людей, немало думавших над судьбой Отечества и способных доносить итоги своих дум до других. Ядро движения, несомненно, должно опираться на разветвленную сеть контактов по всей стране, что вполне можно обеспечить современными средствами коммуникации.

Нам придется сконцентрироваться на главном, постоянно отсекая второстепенное. Нам нет надобности обсуждать имперский флаг и имперскую символику (этот вопрос ясен, любители переворачивать черно-желто-белый флаг могут отдельно меж собой об этом поговорить). Нет надобности жаловаться друг другу на текущие события. Они всем известны и почти всеми оцениваются одинаково. И договориться нам надо о главном, а не о мелочах, которые не могут быть сведены к единственной позиции. Если не так, то мы утонем в разноголосице.

Наша проблема не в том, что многие вопросы мы решаем по-разному (носил Кирилл Владимирович красный бант или нет! - экая проблема!), а в том, что мы все время сомневаемся, в ту ли компанию попали, не доверяем друг другу, не слушаем и не хотим слышать доводы разума. Выбор таков: либо мы преодолеваем желание болтать на темы монархии и стремимся быть частью целого, которое создаем, либо каждый идет по своим делам и продолжает ныть о том, что кто-то уже Россию продал или же она давно погибла, и никаких шансов возродить ее уже нет и не будет.

Есть еще одна проблема: монархисты ощущают себя немного "чудиками", реагируя на куда более чудаковатых обывателей, которые ничего не знают о своей стране и суждения черпают из того, что осталось в голове после советских учебников. Нам же нужно сделать монархизм - респектабельным, уважаемым и привычным течением политической мысли, политической силой - может быть, радикальнее всего отрицающей полезность нынешних порядков, установленных в РФ. А этого не добиться, не договорившись о самых простых мировоззренческих принципах.

Монархический проект

Головы людей, а в особенности лиц, которые пытаются что-то сказать этим людям от лица государства с безумным названием "Российская Федерация", забиты шлаком из выгоревших в течение ХХ века идеологий. "Верхи" не знаю, что за страна им досталась и смущают "низы", которые тоже ничего не понимают. Они могут одновременно упрекать большевиков за убийство Царской Семьи и называть Николая Второго "кровавым", пользоваться большевистскими штампами при оценке русской истории и превращать Сталина в нового кумира молодежи. Этот "плюрализм в одной голове" вполне соответствует задаче закулисных манипуляторов, стремящихся не допустить того, чтобы у России был целостный проект ее будущего.

В идейном плане формула "Православие-Самодержавие-Народность" все ставит на свои места. Без православия России быть не может. И даже государства на месте России быть не может. И народа русского быть не может, потому что он обращается в труп на полях исторических сражений - он в таком случае не дышит, не имеет души. Как зомби, он еще может шевелить конечностями, но то уже не живой организм.

Православие - это вечное. Незыблемые истины, открытые людям, которых до времени не пронимало ничто: ни гибель Содома и Гоморры, ни Всемирный потоп, ни избиение младенцев. Отказаться от вечного - это отказаться от Истины. А значит - просто сойти с ума и продолжать надеяться, что все как-нибудь само устроится, что найдутся здравые люди, которые за нас, сирых, все решат. Это рабство безличного существования, конечно, мило многим. Но мы на них не рассчитываем и не принимаем во внимание. Нам надо собрать своих - тех, кто готов. А не тех, кому надо насильно и долго вправлять поврежденные мозги.

Самодержавие - это не анахронизм, а русская государственная традиция. Это древность, которая является для нас незыблемой, поскольку проверена тысячелетиями. Все, что есть в России от истории и традиции - от православной государственности, выращено в условиях самодержавия. Поэтому из Законов Российской Империи разделы, определяющие самодержавную власть, для нас незыблемы как закрепленный в нашей истории опыт, отбросив который, мы отбрасываем для своей страны и своего народа всякие перспективы. Весь корпус Законов РИ должен стать источником современного права, преодолев правовые разрывы, списавшие долги ворам и убийцам.

Сложнее всего с народностью. Поскольку и в 19 веке, когда родилась эта формула, многие спрашивали: а разве в православии и самодержавии уже не заложены параметры "народности"? Ответ на этот вопрос можно дать только теперь. "Народность" - это настоящее, текущее единство. Но одновременно ясно, что народа, который существовал в 19 веке, теперь уже нет. Теперь есть охлос с вкраплениями генетически не приемлющих статус "быдла" людей, которые рождаются с иммунитетом против всего того, что пытаются сделать с народом самозваные правители. И в этом смысле за пределами охлоса остается не демос, а аристос. Демос (сообщество граждан) невозможен в условиях олигархии и охлократии. Аристос же возможен всюду, где еще есть жизненные силы и историческое творчество еще возможно. Демос возникнет вместе с самодержавной властью - как результат национального строительства, которое подготовит реставрацию монархии, а вместе с нею заложит условия становления современной политической нации.

Из сказанного прямо следует, что русский национализм - обязательный элемент монархических взглядов. Без освобождения русского народа от гнета олигархии, без возвращения ему способности понимать свою историю и ценить ее святыни, не будет никакой монархии. Разве что очередная имитация.

Задача монархического проекта - разобрать свалку, которую устроили в русских мозгах всякого рода либералы и социалисты. При этом пока что оставить в покое охлос, который будет требовать только "хлеба и зрелищ", и за подачки любить начальство, превратившее систему госуправления в средство наживы. Это люди бесполезные даже для своих хозяев. Нам же не надо пытаться им что-то им доказать. У них свои резоны, и нам хватит того, что среди них большинство - носители русской природы, которая в какой-то момент даст о себе знать. Может быть, хотя бы в их детях.

Монархия и православие

Возможен ли монархизм без православия? Возможен. Но не в России. Когда-то не было православия, а монархи были. Но в России монархия нашла себе опору, только когда Русь обрела православие.

Тем не менее, есть такие "монархисты", которые предлагают мораль и нравственность "списать" на дела Церкви, а монархистам заняться исключительно государством и экономикой. Это либо следствие невежества, либо духовная тупость, либо замысел утопить монархию в либеральных благоглупостях.

В либеральном государстве (а точнее, в том, что они оставили от государства), Церковь и госаппарат формально разъединены. Но на практике церковная и госбюрократия в РФ действуют заодно, что противно апостольским канонам. В то же время монархическое понимание государства не может следовать принципу "свободы воли". Потому что свободно исповедующий ереси государственный чиновник ничуть не лучше священника-еретика.

Церковная и государственная организация разделены по функциям, но в жизни нации, общества, государства в целом и отдельного человека вера и государство сплавлены в единое целое, и разделение этого единого означает крах того, что это единство составило, подмену его бюрократическими имитациями.

Монархист может быть неправославным - например, он может быть мусульманином или буддистом. Но пока нас подобные редкие случае не интересуют. Они допустимы, но монархия в России может быть только православной. Поэтому монархизм без признания безусловного первенства православия в России невозможен. Если не православный, то и не монархист - это правило "железное", хотя и допускает отдельные исключения, о которых сказано выше. А вот иудей в России не может быть монархистом в принципе. Поскольку иудаизм "опровергает" православие, является его антиподом. Следовательно, иудаизм монархистами может рассматриваться лишь как враждебная русской монархической государственности религиозная доктрина. Иудаизм не может быть "где-то хороший, где-то плохой". Иудаизм весь плохой.

Действует и обратное правило: если православный не монархист, то он и не православный. Потому что русская история вся пронизана православием и самодержавным принципом властвования. Отделивший монархию от православия становится и не православным, и не монархистом. А также еще и нерусским, потому что с таким отделением пренебрегает еще и русской историей.

Иное дело, как относиться у церковной бюрократии, которая в феврале 1917 года предала Государя и потребовала со всех амвонов провозгласить верность Временному Правительству. Это предательство не изжито до сих пор, следствием чего является экуменическая и криптокатолическая деятельность верхушки Московской Патриархии, основанной в 1943 году по воле Сталина. Это каноническое преступление также не разрешено и не оценено иерархами РПЦ МП. Наконец, признание римского папы "понтификом", а также созыв "никакого не восьмого собора, а просто совещания глав поместных церквей" - это уловке бесов, которых давно обслуживают карьеристы в рясах. Критическое отношение монархистов к их поступкам является продолжением православного вероисповедания, а не страстью к расколу, который на деле уже осуществлен "патриархатными" чиновниками.

Император стоит над всеми патриархами. Именно по воле византийских Императоров проводились Вселенские соборы. Без Императора Церковь - сирота. Но в начале ХХ века закулисным силам удалось совратить священство либеральными посулами: мол, будет у них вместо Императора "свой" Патриарх. При этом будут платить им даже больше, чем в Империи. Вот и пошли за "красными тряпками" Февраля. А получили Октябрь и террор большевиков. Потом "живую церковь", признание большевиков сергианами и работу под контролем отделов по делам религии. Сейчас толком ничего не изменилось. Хотят не Императора, а какого-нибудь щедрого начальника - президента, папу или, извините, "черта лысого". И тогда это уже не Церковь, и в ней нет церковного народа и пастырей. Тогда Церковь - "где двое, трое соберутся во Имя Мое".

В поле идеологий

Нас пытаются уверить в том, что политика - это конкуренция между "правыми" и "левыми". Мол, "справа" - либералы, а "слева" - коммунисты, социалисты, социал-демократы. А где монархисты? А также национал-консерваторы, традиционалисты? В этой системе им места не предусмотрено - как не предусмотрено появления "третьей силы" в том, что называют политической системой Российской Федерации. В ЭрЭфии легального статуса у монархистов и русских националистов нет. Согласиться на это - и тогда для монархистов останутся только молебны, банкеты и карикатура на самих себя и историческую Россию.

Поскольку нас нет в этой системе, мы можем самоопределиться лишь в противостоянии ей. Она нас не признает - мы не признаем ее. Это справедливо. Все, что считается в этой системе допустимым,исключает допустимость монархии. А если так, то вся система - антимонархическая, а ее защитники - наши политические оппоненты. Следовательно, в монархизме нет ничего либерального, ничего социалистического. В монархизме все свое, и ничего не надо заимствовать.

Монархизм определяется от противного: отказ от исторического оправдания большевизма-ленинизма-сталинизма, отказ от интернационализма (в России хозяином должен быть только русский народ), отказ от агрессивного атеизма и чужебесия (чуждых иноверческих культов), отказ от космополитизма и либеральных воззрений (права человека, всеобщее избирательное право, партии и проч.), отказ от федерализма как от неустойчивой формы государства, отказ признавать права на привилегии каких-либо этнических групп (включая "национальные республики", "национальные школы", "право получения образования на родном языке" и т.д.). Уже одно это противопоставление дает целый набор идеологических позиций, четко выделяющих монархистов и отделяющих их от имитационных форм монархизма.

Социалисты и коммунисты врут, что намерены строить социальное государство. Потому что им власть нужна лишь для образования новой номенклатуры. Коммунисты-социалисты борются за вхождение в номенклатуру, а если получится - готовы обслуживать и нынешнюю олигархию. Точно так же врут либералы - им нужно лишь сменить одну олигархию на другую. Они борются за то, чтобы им самим дали то, что дано олигархом - то есть, свободу грабить Россию. И они борются не за свободу предпринимательства и не за свободу слова. А за свой исключительный статус, который позволил бы им быть в узком круге ворья и разнузданных порнографов.

Противостояние коммунизму, большевизму, сталинизму, примитивно или лукаво мудрствующим людям очень хочется представить либерализмом. Это либо грубая ошибка, либо намеренное искажение. Развернувшись от коммунизма, мы отворачиваемся и от либерализма. Оба хуже. Даже если либералы и социалисты едят друг друга поедом, это не делает нас союзниками кого-то из них.

Поле политических предпочтений - это не отрезок, на котором, как на насесте, можно рассадить все имеющиеся политические силы. Лишь в какие-то уникальные моменты такое "линейное" распределение может иметь место. Обычно картина гораздо сложнее. И ее можно точнее описать как минимум в распределении различных политических группировок на плоскости. Это подтверждается анализом социологических исследований и прямо записано в политологических учебниках: основных идеологических векторов не два, а три. Не "правые" и "левые", а социалисты (коммунисты), либералы и националисты (консерваторы). Все промежуточные позиции имеют место, но они не отражают четкой идеологической позиции: национал-социализм, национал-либерализм, либеральный социализм - все это либо грубые подделки, либо попытки усидеть на двух стульях и заморочить людям головы.

"Дихотомией" нам постоянно морочат голову: если ты за Донбасс, то и за Путина; если ты против Путина, то ты - сторонник "бандерлогов". Это, конечно, пропагандистский трюк кремляди. Но он будет использоваться и дальше, потому что позволяет сохранять мозги рабов в состоянии смуты. Наш же ответ на подобные измышления должен быть в шекспировском духе: "Чума на оба ваших дома".

Точно так же мы должны реагировать и на попытку объявить о двуполярной ситуации в области экономических доктрин: либо капитализм, либо социализм. Она навязывается нам, будто главный вопрос в экономике - это вопрос о соотношении частной и общественной собственности. Здесь также на оба "дома", где процветают экономический фантазии деструктивного типа, должна быть призвана "чума". Для нас есть национальная экономика, а не капитализм или социализм. Для нас есть задача управления, а не задача приватизации или экспроприации. Национализация собственности олигархии - это не передача ее в госуправление, то есть все тем же чиновникам-проходимцам, которые от олигархов ничем не отличаются. Национализация может быть как в форме безвозмездного изъятия (у тех, кто вредил нашей стране и нанес ей значительный ущерб), так и возмездная (в случае, скажем, создания целевых государственных холдингов). Она может быть как в пользу государства, так и в пользу частных собственников, способных управлять тем, что олигархи использовали с целью грабежа страны.

Идейными противниками для монархистов являются и либерализм, и социализм (коммунизм). Национал-социализм - это не идеология, а химера. Нет такой доктрины. Либо социализм, либо национализм. Посередине - шизофрения. Противостоять шизофрении не надо. Ее надо игнорировать, до тех пор, пока не подвернется случай ее лечить.

РОСТ СИМПАТИЙ К МОНАРХИИ ОСОБЕННО ВЫСОК СРЕДИ МОЛОДЕЖИ И ЖИТЕЛЕЙ ОБЕИХ СТОЛИЦ

Родилась маленькая сенсация: треть молодых людей в России не против, а то и вовсе за монархическую форму правления в стране. А среди тех, кто находится между молодостью и зрелостью, то есть между 25 и 34 годами, доля симпатизантов монархии дорастает до 35 процентов. Но самое впечатляющее то, что жители Москвы и Санкт-Петербурга высказались за такую форму государственного устройства аж в количестве 37 процентов!

Такие данные выдал свежий опрос, проведённый 16-18 марта 2017 года Всероссийским центром общественного мнения (ВЦИОМ). Согласно ему, в целом доля граждан, которые не против или за монархию, постепенно растёт: в 2006 г. - 22%, в 2017 г. - 28%.

Как понять эти цифры? Означают ли они реальный сдвиг в общественном сознании населения России? Или это всего лишь отражение веяний в средствах массовой информации, где в последнее время появилось немало фильмов, передач, дискуссий о том времени и той форме правления, которые были, казалось, навсегда перечёркнуты февральскими событиями 1917 года?

Почему бы и нет?

Эксперты, историки, политологи, опрошенные по этому поводу Царьградом, высказали разные мнения. Но все согласны были в том, что, как оказалось, 1917 год перечеркнул монархию в России не навсегда. "Появится она в реальности или нет, сказать трудно, - отметил один из виднейших в стране исследователей эпохи великого царя Ивана IV, доктор исторических наук, профессор Белгородского государственного национального исследовательского университета Виталий Пенской. - Но то, что она стала феноменом массового сознания - безусловно".

"Монархию в России исключить нельзя, - отметил историк. - Конечно, может Россия найти выход в монархии, почему нет? А вот будет ли это лучше - заранее сказать невозможно. Очень силён субъективный фактор. Всё от человека зависит, от того, какой будет царь".

"В каком-то смысле монархия может стать принципом, обеспечивающим стабильность в стране, - полагает профессор Пенской. - Вот если даже посмотреть на Запад. Вроде бы там и демократия, а ведь элита практически везде наследственная! И наличие выборов сущности этой не меняет. Поэтому как вариант формы правления - почему бы и нет?"

Напомним, что дискуссию в обществе на эту тему возбудил не так давно крымский глава Сергей Аксёнова, который заявил: "Нам демократия в том виде, в котором она преподносится западными СМИ, не нужна... При том, что у нас есть внешний враг, это лишнее. ...Сегодня, на мой взгляд, России нужна монархия", - сказал он.

Однако историки не считают, что монархия исключает демократию. Виталий Пенской отметил в одном из прежних интервью Царьграду, что даже такая самодержавная форма правления, которую демонстрировал грозный царь Иван IV, не может не опираться на согласие элит, на согласие в обществе. "Центральная власть… волей-неволей должна была согласовывать свои действия с местными элитами, "земскими" "лутчими людми", у которых в свою очередь были прочные связи на самом верху, среди придворного боярства", - подчеркивал историк.

Молодёжь понимает монархию интуитивно

Повышенный интерес молодёжи к монархии популярный писатель Сергей Волков в разговоре с Царьградом объяснил следующими причинами: "Монархия ведь очень понятная интуитивно форма правления, - подчеркнул он. - И поэтому для молодёжи она более приемлема. Ведь молодым людям сложно понимать, что такое двухпалатная система парламентаризма, кто там за что, кто прав и так далее. А с монархом всё понятно: вот он, монарх, он за всё отвечает".

Кроме того, рост симпатий молодёжи к монархии Волков относит к влиянию информационных технологий и даже компьютерных игр. "Сыграл свою роль целый комплекс факторов. К сожалению, последние 20 лет историю, особенно отечественную, преподавали из рук вон, с перекосом, поэтому в головах у молодёжи сложилась не реальная, а искажённая картина относительно того, что было. Многие ведь абсолютно уверены, что Ленин и большевики свергли царя, что гражданская война была между большевиками и монархистами. А это всё не так. Царя свергли, как мы знаем, республиканцы, которых сегодня причислили бы к либералам, и гражданская война шла между республиканцами-социалистами и республиканцами буржуазного плана".

Наблюдения писателя как профессионального осмыслителя человеческой души кажутся тем более верными, что, по данным социологов, против самодержавия больше всего выступают сторонники КПРФ (74%) и пожилые жители России (70%).

Один из ведущих российских учёных академик Валерий Тишков также связывает результаты нынешнего опроса с влиянием СМИ. "Народ, конечно, подпитывается от медийного пространства, - отметил он. - Воздействует, конечно, и столетняя годовщина тех событий, когда произошло отречение царя".

Ещё ряд экспертов сошлись на том, что вопрос о монархии в России - не всегда вопрос о государственном устройстве. У монархии много разных смыслов, отмечают они, в том числе религиозные, культурные, исторические. И идея того, что в условиях тотального господства денежных, капиталистических отношений, когда прав оказывается тот, кто богат, и кто богат, тот имеет доступ к ещё большему богатству - и часто именно за счёт общества - в этих условиях идея человека, стоящего над этими отношениями, может быть продуктивна. Монарх, рассматриваемый не как избранный на несколько лет временщик, а как хозяин земли, способный в качестве именно хозяина дать укорот олигархам и прочим "жирным котам", в этом качестве как раз и будет выражать волю народа.

Как это произошло, например, с Иваном Грозным, о котором в народе, в отличие от тогдашних и позднейших элит, сохранилась благодарная память.

Цыганов Александр

Сегодня мы будем вести речь о предмете, о котором десятилетиями в нашей стране не принято было говорить хорошо. Сперва по причине того, что мы строили коммунизм. А последние пятнадцать лет из-за того, что пытаемся строить демократию. Поначалу – либеральную, теперь – управляемую. Коммунизм обещали построить, но не построили. В демократию верили, но большинство в ней уже разочаровалось. Нам говорили сперва теоретики марксизма-ленинизма, а потом – выкормыши американских и европейских грантов, что то, о чем мы сегодня будем говорить – это морально устаревший инструмент государственной жизни и политики. Говорили, что это рудимент, архаизм, пережиток. Это не так. Предмет нашего сегодняшнего разговора – это инструмент управления государственной жизнью, введение которого в России величайший русский историк Николай Михайлович Карамзин считал основой величия государства, а его сохранение – залогом спасения Отечества. Сегодня мы говорим о монархии.

1. Сущность монархии.

Когда мы слышим о монархии, то у нас формируется вполне определенное представление об обсуждаемом предмете: власть монарха наследственна, пожизненна, власть эта очень широка. Но монархия – это не просто форма правления, при которой Верховная власть в стране является наследственной. Монархия – это особый путь развития общества.

С древних времен в логике известен прием введения собеседника в заблуждение при помощи искусной подмены понятий – софизм. Классическим примером республиканского софизма служит утверждение о том, что замена монархий республиками – это прогресс, переход от устаревшего инструмента власти к более совершенному. Нет, монархия и республика – это не тождественные инструменты, это разные пути развития. Свернув с правильной дороги, путник может быстрее или медленнее устремляться в пропасть, но результат такого путешествия будет определяться глубиной пропасти, а не скоростью движения путника, как пытаются заверить нас демократы.

В дословном переводе с греческого «монархия» означает власть одного лица. Начиная с Аристотеля, монархию сравнивают с аристократией (властью лучших) и демократией (властью народа). Эти формы правления Аристотель считал правильными, в отличие от неправильных, ущербных форм, к которым древнегреческий мыслитель относил диктатуру, олигархию и охлократию.

Власть монархическая естественна и исходит из самой природы человеческого общежития: она имеет образом власть отца в семьи и главы в роде. В этом сокровенная сущность монархической власти: она коренится на подсознательном уровне в человеке, ибо связана не с социальными источниками (властью грубой силы или денег), а с природными для человека категориями семьи и почтения к авторитету мудрости.

Аристотель считал монархию наиболее естественной и самой лучшей из всех форм правления, ибо она вырастает из народа и для народа. Власть отца семьи является образом для власти отца народа – монарха. Как отца и мать мы не выбираем, но приемлем от Бога, так и монарха народ принимает от Бога.

Всякая власть народная основывается на физическом принуждении. Власти демократии мы покоряемся, ибо остаемся в меньшинстве. Власти аристократии народ подчиняется в силу недостатков знания и воспитания. Власти плутократии подчиняются из-за денег, а диктатору – от страха. И грубое принуждение, и использование чужих слабостей, и денежная зависимость, и страх – ненадежные спутники для власти. Можно построить трон из штыков, но на нем трудно усидеть. Но именно на таком зыбком фундаменте кладется основание демократической республики. Иначе строится власть монархическая.

Монархия, по утверждению русского государствоведа Льва Тихомирова, «выражает доверие по преимуществу к силе нравственной» . Для покорения этой силе не требуется как такового принуждения, достаточно лишь постоянное и как можно лучшее выражение и исполнение монархией того нравственного идеала, который ею олицетворяем. Залогом же стабильности монархического государства является при этом следование народом за таким нравственным ориентиром, поддержка такой нравственной модели. Потому началами монархической власти служат, во-первых, начало религиозное; во-вторых, наличие социального строя, без которого невозможна государственность; и, в-третьих, осознание монархией своей нравственно-религиозной функции.

В этом кроется отличие диктатора от монарха. Диктатор, захватив власть, ищет оправдание такой узурпации в фиктивном народном одобрении: вспомните выборы в СССР или нацистской Германии, или сегодняшних диктатурах, как КНДР, Куба, Китай и некоторые другие. Монарх не нуждается в такой фикции, ибо власть он воспринимает не от народа, а от Бога. И является, в отличие от диктатора, не тем, кто украл власть у народа, а тем, кто передает народу при помощи своей власти Божие веления.

Монархия – это власть, основанная на нравственном идеале. Нравственной не может быть ни толпа, ни качественное преимущество: нравственной может быть только личность. Потому власть нравственного идеала, которому учат религия и мораль, выражается только в монархии. Как учил свт.Филарет (Дроздов), митрополит Московский: «Царь, по истинному о нем понятию, есть глава и душа царства. Но вы возразите мне, что душой государства должен быть закон. Закон необходим, досточтим, благоверен; но закон, мертвый в книге, оживает в деяниях; а верховный государственный деятель и возбудитель и одушевитель подчиненных деятелей есть Царь» .

Монархия – это идея нравственной, верной Богу власти, также как демократия – это власть количественной силы (власть большинства), а аристократия – качественного преимущества (власть элиты). Демократии мы вынуждены подчиняться из-за физического принуждения. Аристократии мы подчиняемся, покоряясь ее богатству и умственному преимуществу. Единоличной власти одного человека мы подчиняемся лишь веря ей, а это возможно лишь при нашем нравственном к такому правителю (монарху) предрасположению. Нравственность должна руководить нами и составлять сущность власти, которой мы подчиняемся.

При этом, конечно, монарх должен соответствовать определенным качествам. Лев Тихомиров среди них выделял:

самообладание;
умеренность;
долг;
справедливость;
законность.

Итак, монархия – это идея, идея нравственная, то есть идея гармонии и справедливости, честности и порядочности, доверия и уважения людей друг к другу. Монархия основывается на лучших качествах человеческой совести и стремится к тому, чтобы максимально способствовать самореализации человека, не как единицы электората, а как высокодуховной и самодостаточной личности.

Будучи идеей, являясь особым путем развития общества, монархическое начало вырабатывает в народе особое правосознание, особую систему ценностей и приоритетов.

Русский правовед первой половины прошлого века Иван Ильин писал, рассуждая на тему о главных качествах монархического сознания, что оно определяется одной ключевой ценностью: честью. Всякий движим уважением к чужим достижениям и стремлением к своим собственным: «Человек требует от себя всех основных духовных качеств и постепенно приобретает облик рыцарственности. Верность этому облику и составляет его честь. Блюсти свою честь он повинен перед Лицом Божиим, перед лицом своего Государя, перед своим народом и перед самим собою. При этом существенным является не то, что другие думают о нем или говорят о нем, но то, что он есть и чем он остается на самом деле. Вот основные формулы чести: «быть, а не казаться»; «служить, а не прислуживаться»; «честь, а не почести»; «в правоте моя победа». И все это мыслится не как внутреннее самочувствие и внутреннее делание, но как закон внутренней жизни, вносимый во внешний мир, в государственное строительство и в политику.

Это заставляет нас установить и признать, что начало духовного достоинства и чести есть основа не республиканского, а монархического строя» .

Отсюда произрастает уверенность монархиста в том, что каждый человек уникален, обладает своими, неприсущими другим в такой же комбинации и такой же степени качествами. Отсюда уважение к рангу, ведь люди неравны не только материально (по росту или по размеру кошелька), но и духовно, по своему интеллекту, качествам: «Люди от природы и в духе – не равны друг другу, и уравнять их никогда не удастся. Этому противостоит известный республиканский предрассудок, согласно которому люди родятся равными и от природы равноценными и равноправными существами. Напротив, монархическое правосознание склоняется к признанию того, что люди и перед лицом Божиим и от природы разнокачественны, разноценны и потому, естественно, должны быть не равны в своих правах».

Монархист не согласится с тем, чтобы государством управляла кухарка, он предпочтет, чтобы это делал человек, обученный и воспитанный для управления государством с детства, сызмальства. Монархист полагает, что если даже зубы мы доверяем специалисту – стоматологу, а не голосованию среди соседей, то и государство должно быть предоставлено в управление профессионалу – с детства воспитанному для служения монарху, а не избранному честолюбцу. Такая позиция основывается именно на нравственном отношении к государству, которое понимается не как способ к обогащению, а как служение и исполнение долга перед Отчизной. Отсюда монархическое доверие к государству в противовес республиканской боязни, когда народ, опасаясь государственного произвола, стремится ограничить его некими частными институтами. Об этом писали десятки мыслителей от Аристотеля и до сегодняшнего дня.

Это было бы пустословием, если бы ни подтверждалось фактами. Забегая вперед, расскажу один из наиболее ярких. После февральского переворота 1917 года спасшиеся Романовы эмигрировали. С 1938 по 1992 годы Российский Императорский Дом в эмиграции возглавлял Великий Князь Владимир Кириллович, который жил в Мадриде, где и приключилась интересная история. Однажды на улицу, где жила Семья Романовых, переехал сын одного южноамериканского диктатора. Его дом был усеян золотом, сам он купался в роскоши. Когда же он узнал, что в паре домов от него скромно живут Наследники Российского Престола, прямые потомки тех, кто 300 лет правил Россией, он был в шоке. Он не мог понять, чем занимались Романовы, если за 300 лет не создали таких счетов в банках Швейцарии, как его отец за 5 лет управления маленьким государством на крае света.

Сущность монархии состоит в том, что власть монарха непроизводна – он не зависит ни от кого на земле, получая власть от Бога. Это и должно быть положено в качестве родового признака в определение: «Монархия – это форма государственного правления, в которой источником власти является Бог (самодержавие) или сам носитель государственной власти (самовластие), а основанием власти служат ее нравственный авторитет в обществе и традиция, в силу чего власть наследственна и неотторжима».

2. Христианское учение о монархии.

Итак, сущность монархии определяется тем, что это власть, которая служит нравственному идеалу. А высшее проявление нравственного идеала – это религия, вера. На протяжении веков наша государственность и жизнь общества неразрывно связаны с православием. Обратимся к православному учению о государственной власти.

Центральная его идея состоит в убежденности в том, что царь суть помазанник Божий, суть лицо, наделенное от Самого Бога правом на власть, ответственное только перед Самим Богом за то, как он этою властью распоряжается. Ярко и четко эта мысль была выражена нашим Царем Иоанном Грозным в письме к сбежавшему к полякам князю Курбскому: «Мы, смиренный Иоанн, Царь и Великий Князь всея Руси, по Божию изволению, а не многомятежному человеческому хотению» .

Православная Церковь веками благословляла самодержавную власть, освящая ее как Богоданную. Однако сейчас раздаются голоса, что самодержавие изжило себя, что большая часть мира подчиняется демократическим установлениям. Вряд ли такая аргументация приемлема для православного христианина. Как писал в своем труде «Русская идеология» по этому поводу свт.Серафим (Соболев): «Это мнение направлено против Священного Писания с целью уничтожить спасительное его на нас влияние. Ведь царская самодержавная власть в России была основана на словах Священного Писания. А эти слова являются глаголами вечного живота (Ин. 6: 68)» . К тому же, хорошо известно, что капуста всегда лучше растет в чужом огороде. Поэтому вряд ли для удостоверения в истинности того или иного утверждения достаточно ссылки на иностранный опыт.

Идея Богоданности царской власти была заложена еще в Ветхом Завете. И первую попытку ее воплощения мы находим в Древней Иудее, однако затем иудейские и израильские цари отошли от Истинного Бога, поклонились идолам, и живительное начало их власти угасло. Угасло, чтобы с новой силой воспрянуть на основе живительного Слова Христа в Третьем Риме.

Впервые обетование о даровании царя народу Израильскому дается на горе Синайской после исхода из Египта, о чем повествуется во Второзаконии: Когда ты придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и овладеешь ею, и поселишься на ней, и скажешь: «поставлю я над собою царя, подобно прочим народам, которые вокруг меня», то поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой (Втор. 17: 14 – 15).

Это обетование было исполнено Богом во времена пророка Самуила, судьи Израильского. Первым царем Израиля был помазан священным елеем Саул: И взял Самуил сосуд с елеем и вылил на голову его [Саула], и поцеловал его и сказал: вот, Господь помазывает тебя в правителя наследия Своего [в Израиле, и ты будешь царствовать над народом Господним и спасешь их от руки врагов их, окружающих их, и вот тебе знамение, что помазал тебя Господь в царя над наследием Своим] (1 Цар. 10: 1).

Царь был дан от Бога. Это не народный правитель. Народ не избирает его, не контролирует его. Как писал свт.Серафим (Соболев): царь получает власть «не от народа, и потому она не может быть народом ограничена и перед ним ответственна. Царская власть, как происшедшая от Бога, только перед Ним ответственна и может ограничиваться только волей Самого Бога» . Народ просто принимает царскую власть, как принимает истинную веру в Истинного Бога. Будучи верующим, принимает верного. Потому власти царя даже не покоряются, ей верят, ибо она от Бога. Потому как человек становится свободным, становясь рабом Божиим, так и в политическом отношении он отказывается от собственной воли, чтобы следовать воле помазанника Его: где царь, там надлежит быть и подданному (2 Цар. 15: 21).

Царь был дан народу Богом с конкретной целью: для похвалы добру и наказания зла (Рим. 13: 3 - 4). Отсюда и библейское утверждение, перешедшее в самую глубину православной души русского человека: быть верным царю не за страх, но за совесть (Рим. 13: 5).

Реализация царской власти осуществляется промыслом Божиим. Укрепление монархической власти осуществляется исполнением царем воли Всевышнего, на что в своем предсмертном слове указал Соломону псалмопевец царь Давид: будь тверд и будь мужествен и храни завет Господа Бога твоего, ходя путями Его и соблюдая уставы Его и заповеди Его, и определения Его и постановления Его, как написано в законе Моисеевом, чтобы быть тебе благоразумным во всем, что ни будешь делать, и везде, куда ни обратишься (3 Цар. 2: 2 – 3).

Но сам народ Израильский, отвергнувший ради золотого тельца Самого Бога, не был готов принять и власти Его помазанника. Потому уже царь Саул, первый царь Израильский, был искушен народом преступить волю Всевышнего во имя vox populi. В дальнейшем все цари в той или иной степени отступали от Бога: и Давид, и Соломон, и их потомки. Только царь Иудейский Аса сохранил верность Богу.

Даже избранный народ, еврейский народ, до прихода Спасителя не был готов к власти самодержавной.

В полной мере христианское учение о самодержавной власти развилось и воплотилось в Византии и затем достигло своего расцвета в России. Император был помазанником Божиим, правившим своим народом по слову Священного Писания и Священного Предания в симфонии, то есть единодушии, со Святой Православной Церковью.

Царская власть правила народом и государством для того, чтобы народ жил во всяком благочестии и чистоте , как говорит апостол Павел (1 Тим. 2: 2).

Через святое помазание на царство, которое со времен Иоанна Грозного и до Николая II совершалось в Успенском соборе Московского Кремля, царь получал не только священный авторитет, недоступный демократическому избраннику, но, как учит Святая Церковь, царю через помазание сообщаются дары Святого Духа, «Его Божественная благодать, необходимая для царского управления, имеющего целью не только заботу о земном благоденствии подданных, но и преимущественно с момента помазания и заботу об их вечном спасении» , - разъяснял свт.Серафим (Соболев).

Именно такое восприятие самодержавной власти, ее миссии и задач позволили свт.Филарету (Дроздову) воскликнуть: «Благо народу и государству, в котором единым, всеобщим, светлым, сильным, всепроникающим, вседвижущим средоточием, как солнце во вселенной, стоит Царь, свободно ограничивающий свое самодержавие волей Царя Небесного» .

Подробно проанализировав содержание монархического начала, перейдем к рассмотрению организации монархической власти.

3. Устройство монархической власти.

Устройство республиканской власти основана на ее делении. В древности – это власть римских консулов. Консулов было двое, они избирались на один год, причем правили не совместно, а попеременно: по очереди по одному дню. Ярким примером того, к чему приводит такая организация, стала битва при Каннах, когда Ганнибал разбил римлян после того, как Гай Варрон, дождавшись своего дня, бросил неподготовленное римское войско на разгром иберийской коннице карфагенцев.

В Новое время появилась теоретическая основа для такого деления – теория разделения властей, первоначально сформулированная Локком, а потом доработанная Монтескьё. Власть делилась между правительством, парламентом и судом, независимыми друг от друга, но, тем не менее, взаимосвязанными и составляющими единое государственное тело.

Этот принцип заложен во многих сегодняшних конституциях: России, США, Германии, Франции, Италии. Разработчики этой системы полагали, что в борьбе должно рождаться равновесие, однако они не учли, что государство как раз и появилось, потому что не было единства и согласия воль: шла постоянная борьба. В этой войне всех против всех и появилась государственная власть. Ее воля была поставлена в качестве арбитра выше всех остальных мнений и позиций. В этом единстве и заключается смысл и значение государственной власти.

Монархическая власть этим и отличается от власти республиканской. Власть монарха дается Богом, а потому она едина и нераздельна. Как гласили Основные государственные законы Российской Империи: «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает» .

Власть монарха верховна и едина. Она не ограничивается ни в качестве, ни в глубине проникновения. Всякий вопрос может быть предметом личного рассмотрения монарха, но не всякий становится вопросом его рассмотрения. Это качество Лев Тихомиров назвал царской прерогативой – правом монарха разрешить всякий вопрос по справедливости, минуя законы, данные управительной власти. В этом заключается верховность самодержавия. Монарх существует для того, чтобы народ помнил, что есть гарант спокойствия, стабильности, веры и справедливости. Однако царская прерогатива имеет преимущественно символичное значение, нежели практическое, ибо сложно представить, чтобы один человек физически мог бы разрешить значимую часть споров и конфликтов, возникающих в обществе.

Устройство монархической власти представляет собою вертикальный, а не как у республиканской власти – горизонтальный – разрез. Эта организация двухъярусна: собственно монарх, как представитель Верховной власти, располагается на верхнем ярусе, а ярусом ниже находится правительство – власть управительная.

Управляет правительство, Император лишь направляет и координирует его работу, разрешает споры – царствует. Император – стратег, председатель правительства – тактик.

Монарх при этом выполняет множество функций. Так, современный немецкий исследователь Рене Хойсслер выделяет 18 основных функций монарха:

1. Олицетворение главных принципов государства;
2. Интеграционная функция – символ общественного единства и стабильности;
3. Король – это стабильный ориентир в обществе;
4. Король – хранитель общих ценностей;
5. Король – надпартийный гарант политического авторитета;
6. Король и королева – отец и мать нации;
7. Король как «пастух» и охранник общественных интересов;
8. Король – национальный «омбудсмен»;
9. Король-посредник (например, при забастовках);
10. Функция общественного примера: король – моральный авторитет и олицетворение верности: король – военный вождь;
11. Король как объект поклонения;
12. Король – совесть нации;
13. Король – хранитель национальных традиций и обычаев;
14. Король – охранитель «золотой середины»;
15. Функция идентификации: король и его семья как пример и идеал;
16. Король как символ или «замена» Бога – монархия как «светская религия»;
17. Король как “avenue of communication with the realm of sacred values” (англ . «дорога общения с царством вечных ценностей»);
18. Король и его семья – олицетворение общественного величия и идеала.

Из названных функций можно выделить три ключевых: во-первых, роль монарха, как арбитра, надпартийного авторитета; во-вторых, роль символа общества; в-третьих, роль монарха, как олицетворения общественных ценностей и идеалов.

Как подчеркивает сегодняшняя Глава Российского Императорского Дома Государыня Великая Княгиня Мария Владимировна: «Монархия – это не политическая доктрина, а государственный строй и система исторически сложившихся национальных ценностей. Одно из главных преимуществ монархии – ее надпартийность, независимость, позволяющая монарху быть верховным арбитром» .

Монархия – это своеобразная проекция семейного уклада жизни на государственный уровень. Именно отношение к монарху как к отцу нации позволяет ему выступать непререкаемым авторитетом, наделенным Божественной санкцией на власть, решающему споры и противоречия участников политической и иной общественной жизни по справедливости.

Власть монарха основывается на религиозных и семейных ценностях народа, то есть на тех опорах, на которых держатся традиции и преемство поколений. Оттого именно монархическая власть, не связанная в своем основании с переменчивым духом времени, выражает верность народа традициям и устоям, связывает прошлое с настоящим и является гарантом того, что и будущее народа не будет утеряно. Ярким примером такого служения является деятельность и роль в жизни своего общества Британского Королевского Дома и лично Ее Величества Королевы Елизаветы II.

Этот семейный уклад монархической власти позволяет монарху быть символом всего народа. Президент не может стать таким символом, ибо есть те, кто за него голосовал, те, кто не голосовал, и те, кто вовсе считает его победу нелегитимной, а власть – узурпированной. Президент – один из нас, а среди равных всегда будет конкуренция за право стать primus inter pares. Монарх изначально стоит выше этой схватки и конкуренции, позволяя всем в равной мере чтить данную ему Богом власть, как подданным его короны и видеть в нем символ государства, народа, страны.

Особенно важно уяснить, почему президент не способен исполнять этих функций, которые само существо монархической власти возлагает на монарха. Да, президент, согласно конституции, выступает гарантом конституции, прав и свобод человека и гражданина, представляет страну, обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти. Однако то, что декларируется конституцией, расходится с тем, что преподносит жизнь. Дело в том, что президент – избранный на четыре года служащий, люди избирают его, он один из нас, назначен нами. В феврале этого года во время своей ежегодной пресс-конференции президент Владимир Путин прямо сказал, что он не правит, а работает на посту. То есть он не правитель, а работник. Он не исполняет долга, он выполняет обязанности. А это принципиально иное отношение к действительности, к своему месту в ней. Заметьте, царь – слуга Богу, президент – слуга нам. Царь оттого стоит бессознательно выше нас, президент воспринимается как обязанный нам чем-то. Очевидно, что отсюда и следуют наше добровольное, основанное на вере, подчинение царю и вынужденное, основанное на силе, подчинение президенту. Мы не подчиняемся президенту из-за монархического принципа нравственности, но из-за того же принципа количественной силы большинства, что и парламенту, а потому и не может президент исполнять роль нравственного арбитра и морального примера для общества: сторонникам он нравится, противникам не нравится – на этом всё.

Не нужно забывать о том, что в монархиях есть место и народному мнению, однако именно мнению. Как подчеркивает русская народная мудрость: Бог царю дает силу власти, а народу – силу мнения. На протяжении веков существования и планомерного развития самодержавия в России существовали такие народные представительства как вече в домонгольский период, земские соборы в Московском Царстве, уложенная комиссия при Екатерине Великой, комитеты при Николае I, наконец, Государственная Дума и Государственный Совет при Николае II. При этом основным принципом формирования таких органов был принцип представительства – выборные представляли своих выборщиков, свои сословия, гильдии, союзы. Это позволяло услышать не абстрактные голословные утверждения политикана, а услышать голос реального специалиста, приехавшего с мест. Таким путем обеспечивалась непрерывная связь между царствующим монархом и управляемым народом.

Выдающийся мыслитель середины прошлого века, выходец из крестьян Гродненской губернии Иван Солоневич в работе «Народная монархия» отмечал, что России нужны «достаточно сильная монархия и достаточно сильное народное представительство, причем силу той и другого мы будем измерять не их борьбой друг с другом, а их способностью сообща выполнять те задачи, которые история поставит перед нацией и страной» .

Солоневич считал, что при возрождении в России монархического строя будет существовать техническая неизбежность, а также нравственная и политическая необходимость в народном представительстве. Народное представительство является залогом того, что не возникнет «средостения» между Царем и народом, является доказательством того, что монархия не замышляет ничего такого, что заведомо приносило бы вред народу.

Следовательно, устройство монархической власти состоит в том, что монарх лично осуществляет функции арбитра, символа народа и хранителя его ценностей, имеет право царской прерогативы и лично его исполняет в случае необходимости, а также утверждает правительство, осуществляющее государственную власть, прислушиваясь к мнению народного представительства. Всё названное устройство действует в симфонии со Святой Церковью и имеет своими целями достижение подданными благ на земле и вечного спасения души в будущей жизни.

4. Преимущества монархии.

Что же, мы выяснили, в чем сущность монархии, как устроена власть при монархии. Теперь настал черед такого вопроса как достоинства и недостатки монархии.

Со школьной скамьи большинство из вас привыкло не слышать о монархии ничего хорошего: цари угнетали народ, назначали бездарных чиновников, Россия была лапотным государством. Вам говорили об этом столь долго и так много, что ваш покорный лектор ни сколь не удивиться, если вы после окончания нашей сегодняшней встречи упрекнете его, что он не повторил вам всех этих баек. Мы еще остановимся на том, насколько такие байки правдивы. Сейчас же вспомним народную мудрость: чтобы судить о человеке, посмотри на его друзей.

Вдумайтесь, но ведь все, кого я сейчас перечислю – монархисты: физик и астроном Михаил Ломоносов, химик Дмитрий Менделеев, изобретатель радио Александр Попов, изобретатель ЭВМ Павел Флоренский, десятый чемпион мира по шахматам Борис Спасский, наши чудесные писатели и поэты: Александр Пушкин, Федор Тютчев, Федор Достоевский, Михаил Булгаков, Владимир Солоухин, Борис Васильев. А ведь это только те, кто активно высказывал монархические взгляды и пропагандировал их! И их республиканствующие массы и демократическое сообщество называют глупцами и невеждами…

Выдающиеся философы разных времен отстаивали монархические идеи в своих трактатах: Сократ, Аристотель, Фома Аквинский, Томас Гоббс, Жак Бенинь де Боссюэ, Бенжамен Констан де Ребек, Жозеф де Местр, Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Монархистами были Оноре де Бальзак и Стендаль, Иоганн-Вольфганг Гёте и Вильям Шекспир. В сегодняшней Европе можно привести примеры государствоведов-монархистов серба Марко Марковича, француза Анри де Бенуа, уже упоминавшегося немца Рене Хойсслера.

В русской государствоведческой и философской мысли на монархических позициях стояли князь Михаил Щербатов, Николай Карамзин, граф Сергей Уваров, Константин Победоносцев, князь Владимир Мещерский, Лев Тихомиров, Иван Ильин, Иван Солоневич. Сегодня их дело продолжают политологи Андрей Савельев и Сергей Пыхтин, правовед Андрей Сорокин, историк Александр Закатов.

На протяжении веков монархия пользовалась поддержкой и одобрением как Православной, так и Католической церквей.

В своих богословских трактатах идею Божественности монархической власти отстаивали православные старец Филофей, святой Иосиф Волоцкий, святители Филарет (Дроздов) и Серафим (Соболев). О необходимости Царской власти неоднократно говорили святые Сергий Радонежский и Серафим Саровский, который пророчествовал, что после падения монархия в России вновь будет восстановлена.

В своих энцикликах о необходимости сохранения монархических престолов заявляли на рубеже XIX и XX веков Римские папы Григорий XVI, написавший целый трактат на эту тему, а также Лев XIII, Бенедикт XV, Пий XI.

Подробную классификацию преимуществ монархии в своих трактатах приводили Гоббс, Тихомиров, Ильин, Чичерин. Рассмотрим эти преимущества.

1. Монархией наилучше обеспечивается единство власти, а из единства власти проистекает ее сила. С единством власти связана также ее прочность.

Мы уже отмечали, что государство возникло не по причине наличия совместной воли, что опровергает, в частности, теорию общественного договора, положенную в основу демократического учения, а из-за неурядиц и противоборства – войны всех против всех. Монархия, основанная на единстве воли царя, позволяет наилучшим образом уравновесить разнонаправленные стремления людей. Она лишена таких внутренних конфликтов, как неизбежное противоборство фракций в парламенте при республике, она может полностью направлять всю силу в пользу наиболее правильного решения, уравновешивающего мысленные весы общественной жизни.

2. Монархия по независимости своей непричастна духу партий. Монарх стоит выше частных интересов; для него все классы, сословия, партии совершенно одинаковы. Он в отношении народа есть не личность, а идея.

В силу своей единоличности – раз, в силу своей Верховности – два, в силу своей духовности – три, монархия стоит выше общественных течений и веяний, она независима от политических групп: власть монарха от Бога, и монарх не зависит от воли политиканов, олигархов или кланов. Он правит по своему убеждению к благу Отечества, руководствуясь только волею Бога.

По этому поводу Государыня Великая Княгиня Мария Владимировна сказала в одном из интервью: «Главное достоинство монархии - независимость наследственной верховной власти от партий, от денежных мешков, от каких бы то ни было частных интересов. Благодаря этому монарх способен быть представителем всей нации, осуществлять арбитраж, гасить конфликты, примирять противоречия» .

Немаловажно и то, что монарх для народа не личность, а идея. Человеческие недостатки скрываются данным Церковью священным авторитетом. Образно говоря, человеческое скрыто мантией, а оттого монарха видят именно главой государства, а не человеком из соседней квартиры, временно переехавшим в Кремль. В монархии потому не возможны скандалы, дискредитирующие власть, как был в США вокруг отношений президента Билла Клинтона и стажерки Белого Дома Моники Левински.

3. Монархия наилучше обеспечивает порядок. Монарх есть наиболее справедливый третейский судья социальных столкновений.

Являясь нравственным авторитетом в общстве, монарх способен выступать третейским судьею при социальных противоречиях. Вспомните, например, как своей мужественной позицией поборол попытку государственного переворота в 1981 году испанский Король Хуан Карлос I.

Стоя выше всех социальных групп, монарх не связан их интересами, а его собственный интерес неразрывно связан с общим интересом народа, отчего он, более чем обе из конфликтующих сторон, заинтересован в компромиссном, обоюдовыгодном решении социальных противоречий. Ведь именно монарх заинтересован в общем благе, как никто другой, ибо устойчивость трона его наследника напрямую зависит от отсутствия политических конфликтов в обществе, грозящих переворотом.

Наверное, лучшим подтверждением этому тезису служит то, что даже 27-ой президент США Уильям Тафт признавал именно царское российское трудовое право самым гуманным и честным из современных ему аналогов, что показывает как в век повальной эксплуатации рабочих в западных демократиях: США, Франции, - в царской России стремились учесть интересы труда, примирить их с интересами капитала.

4. Нет образа правления более пригодного к совершению крупных преобразований, чем монархия.

Монархия, повторимся еще раз, есть власть единоначальная. Безусловно, именно такой власти, концентрирующей силу, легче всего провести долгожданные, хотя и болезненные реформы. Республиканский политик на это никогда не пойдет, ибо это, будучи не только выгодным, но и необходимым в долгосрочной перспективе, непопулярно в перспективе краткосрочной, то есть предвыборной. Ради популизма и громких обещаний республиканские политики готовы жертвовать будущим страны. Это ярко демонстрирует нам правящий класс сегодняшней Франции: экономический упадок требует наступления на излишние социальные выплаты, требует учитывать не только позицию профсоюзов, но и позицию работодателей. Из-за высоких налогов капитал покидает Францию, и страна хиреет. Но под давлением общественного мнения правительство Жака Широка так и не решилось довести реформы до конца, что можно назвать началом конца французской государственности.

Монарх, в отличие от политикана, не связан четырехлетним сроком полномочий, он не отвечает за свои действия перед подданными, а потому и может рассуждать с позиций вящей целесообразности. Потому и стали возможными кардинальные реформы Иоанна IV Грозного, превратившего удельные княжества в единый организм, Петра I Великого, введшего в русский дом европейскую технику, Екатерины II Великой, упорядочившей жизнь сословий, Александра II Освободителя, преобразившего Россию.

5. Крупной личности точно также легче всего проявить на общую пользу свои высокие качества именно в монархии.

Монарх, не связанный групповыми, кастовыми интересами, вынужден искать и находить в обществе талантливых профессионалов и приближать их к себе в качестве ближайших советников. В отличие от власти республиканской, связанной путами кумовства и фракционности. Монарху, в отличие от президента, нужен не исполнитель, но советник, делатель, тот, кто творчески будет реализовывать и воплощать в жизнь общие предначертания монаршей воли. Не сложно найти в истории подтверждения этому постулату. Достаточно взглянуть на царствование, хотя бы Екатерины Великой: князь Потемкин, князь Румянцев, граф Ушаков, графы Разумовские, графы Орловы, князь Безбородко и, конечно, генералиссимус Суворов – все они смогли реализовать таланты благодаря мудрости Царицы. А кто из сегодняшних министров войдет в историю? Вопрос риторический.

С таким подходом к подбору кадров связано и такое преимущество монархии как глубокий профессионализм: самый монарх с детства воспитывается руководить страною, а затем, не связанный партийными предпочтениями, приближает мудрых профессионалов-советников. В каждой области он, как арбитр, принимает решение, руководствуясь мнениями лучших специалистов. Безусловно, именно так достигается значительно большая прозрачность и эффективность управления, нежели при народном голосовании, когда некомпетентная толпа решает вопросы, о которых она судит лишь по ощущениям и лозунгам, а не по сути. Да и не для кого не секрет, насколько сильно можно в частных интересах манипулировать непросвещенным общественным мнением.

Царь направляют всю свою энергию, всю свою силу служению Богу и Отечеству. Помните слова Петра Великого, обращенные к русским воинам на Полтавском поле: «А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего!» . Для сравнения приведу слова французского министра, по предложению коего во Франции была отделена Церковь от государства, Аристида Бриана: «95% своего времени я трачу на борьбу за власть, и только 5% – на попытки реализовать несбыточные обещания, данные перед выборами» .

Все эти преимущества в совокупности и позволили русской Императрице Екатерине Великой сказать, что единственная цель монаршего правления – видеть народ счастливым, а ее современнику испанскому Королю Карлосу III – что душа короля попадает в рай, когда достигнуто благополучие его подданных.

Монархия имеет в самой своей природе залог каждодневной реализации этих слов на деле.

5. Недостатки монархии.

Не лишена монархия и недостатков, однако, как отмечали многие мыслители, те недостатки, которые есть у монархии, у республики проступают в еще большей степени. Что у монархии – недостаток, у республики – неизбежность. Что у монархии – ошибка, у республики – закономерность.

1. Замещение власти происходит не по способности, а по случайности рождения.

Это, пожалуй, главный упрек, который республиканцы посылают в адрес монархии. Позволим себе возразить: ведь для народа важны не качества монарха как личности, а его качества, как символа и идеи нравственной власти, как символа и олицетворения власти Бога. Монарх не должен быть умнее всех, он должен уметь выбрать, как лицо, стоящее выше внутригрупповых интересов, нужное и правильное и тем осуществить свою санкцию власти, а не самостоятельно изобретать пенициллин – это излишне. Эта же роль, вне всякого сомнения, лучше выполняется лицом, которое с детства готовится ее выполнять, нежели пускай и восхитительно талантливым, но лишь честолюбцем, который в борьбе за власть не мог не стать связан какими-то предпочтениями.

Кроме того, когда республиканцы критикуют «случайность» монархической власти, они явно прибегают к своему любимому способу вводить человечество в заблуждение, используя политику двойных стандартов. Не случайно ли происходит, скажем, наследование имущества? Однако почему-то никто не возмущается тем, что сын миллиардера получает богатства отца после его смерти (каждый опасается за свои миллионы или тысячи).

2. Безграничная власть производит плохое влияние на некрепкую душу.

Вновь-таки, аргумент лишен основательности и рассыпается, как карточный домик, если присмотреться к нему внимательнее: самодержавный царь – лицо, ограниченное Богом и собственною совестью. Он с детства воспитывается, как Наследник Престола, ему внушается и прививается высокая нравственность и стремление к самому светлому и лучшему.

3. К искушениям власти присоединяется лесть и ухаживанье окружающих.

Указывая на такой недостаток, республиканцы явно забывают, что это не признак монархии в частности, но признак власти как таковой. Монархия же из всех возможных форм государственной власти лучше всех от этого недостатка защищена. Монарх с детства воспитывается для управления на добрых примерах и принципах, в то время как в демократиях к власти приходит честолюбец с улицы, склонный служить личным интересам, а не славе Отчизны. Наследник Российского Престола еще в детстве получал все ордена, кроме Георгиевских крестов, дававшихся исключительно за воинские подвиги. Он сызмальства лишается честолюбия и своекорыстия: в них у него нет нужды, в отличие от республиканского выдвиженца. Единственная забота монарха, как отца своего народа, благополучие и счастье его подданных.

4. Монархия легко переходит в произвол.

Опять же в республиканских государствах мы можем наблюдать произвол не реже, а во много раз чаще, нежели в монархиях. Приведу современные примеры – Зимбабве, Мьянма, оккупированные поборниками «демократии» Косово, Афганистан, Ирак.

5. Монархия всё и всех «опекает», и это ослабляет развитие народа.

Республиканцы, выдвигая такую посылку, услеживают якобы отсутствие у народа при монархической власти личной инициативы, но это опровергается небывалым развитием частного предпринимательства в период самодержавия: Морозовы, Рябушинские, Прохоровы – стали символами того, как, по словам Царя-Мученика Николая II, честностью, бережливостью и жизнью по заповедям Божиим можно достичь богатства и успеха. Проявление благой инициативы не только ни в коей мере не ограничивается, но всячески поощряется монархией.

Конечно, монархия не лишена огрехов, но, во-первых, этих огрехов значительно меньше, чем при республике, во-вторых, они не столь значительны, как у республики, а, в-третьих, позволим себе провести небольшую аналогию. Американский психолог Карл Хесс советовал, принимаясь за дело, думать не о трудностях, а о возможностях, которые в себе таит его удачное завершение. Принимаясь за строительство государственности, нужно думать не о том, что случиться, если луна сойдет со своей орбиты, а логически рассуждать, к чему приведут принятые решения. В самом деле, неужели женщины должны перестать рожать детей лишь оттого, что те в течение жизни могут заболеть простудой! Столь же абсурдны и апелляции к недостаткам монархии, которые не являются ее недостатками, поскольку отсутствуют при нормальном и здоровом функционировании монархического механизма. Если же недостатки проявляются, согласитесь, их нужно устранять, а не крушить механизм! Ведь больного лечат, а не убивают!

Почему же тогда, спросите, может быть, вы, монархия сегодня является формою правления только в 20% государств. Ответ на ваш вопрос давал в «Сумме теологии» еще Фома Аквинский. Он говорил, что хотя монархия приносит людям доброго и полезного неисчислимо больше, нежели плохого и ущербного, но человек, по причине греховной сущности своей природы, даже малую обиду помнит дольше, чем самое большое благодеяние. Макиавелли дополнял: республика потому привлекает к себе сторонников и отрывает их у монархии, что «обманутый ложными признаками выгоды, народ нередко сам стремится к своей гибели, и его чрезвычайно легко увлечь обширными надеждами и блистательными ожиданиями». А чего-чего, а «обширных надежд и блистательных обещаний» при республике на бедный электорат обрушивается неисчислимое множество. Республика обманывает человека иллюзорным ощущением некоей причастности к власти. Человек якобы подчиняется только той власти, стомиллионной частью коей он является. В действительности же республика обостряет внутри-общественные противоречия, доводя их до абсолюта или антагонизма. Власть сосредоточивается в руках олигархических группировок, интересы которых нередко крайне далеки от интересов общества. Монархия, по природе своей далекая от популизма и склонности к ничем не подкрепленным обещаниям, гарантирует в противовес республике значительное преимущество: она обеспечивает тождество интересов общества, государства и правящей элиты, чего в республике нет и не может быть в 95% случаев. Достигается это тем, что республика – это образ правления, при котором элита формирует власть, а монархия – это образ правления, при котором власть формирует элиту.

Как резюмировала по этому поводу Глава Российского Императорского Дома Великая Княгиня Мария Владимировна: «Республика – это государство, построенное по образу акционерного общества. В ней есть трезвый расчет, но нет души. Монархия при всех ее недостатках, все-таки гораздо человечне

6. Российская монархия.

Что ж, наконец, мы перешли к самой интересной части нашего разговора – судьбе Российской монархии. Когда мы говорим о Российской монархии, мы должны рассматривать три вопроса: 1) чем она была; 2) чем она ныне является; 3) чем она может для нас стать.

Чем она была? Она была временем расцвета нашей Родины, она была временем процветания ее сил не только материальных, но и духовных. Как писал Николай Карамзин: «Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спасалась мудрым самодержавием». У нас развивалась промышленность, наука, культура, образование. Народ жил всё лучше и лучше.

В феврале 1917 года была не революция – был переворот. Был подлый удар в спину нашей стране, удар, который положил начало уничтожению России.

Россия была развитым процветающим государством, и было это именно благодаря монархии. Страной управляли цари и созданный ими управленческий слой – слой высокообразованный и культурный. Когда это всё было уничтожено, Россия покатилась в пропасть, в которую катится до сих пор. Как отмечал Иван Солоневич, социальная революция, в конечном счете, приводит к власти новую бюрократию, которая порабощает народ. Эта же бюрократия формируется из люмпенов – отбросов прежнего общества. Причиной переворота («социальной революции») становится лишь то, что нормальные люди не смогли отстоять свои нормальные интересы перед осмысленным и беспощадным ударом криминала и социальных отбросов. Так было в большевистской России, так было в нацистской Германии, так есть в оккупированном Ираке.

Как гласит арабская мудрость, когда стадо баранов разворачивается, впереди оказываются хромые бараны.

При Царях Россия занимала 4 место в мире по уровню экономического развития и первое место – по темпам экономического роста. Все ведущие европейские экономисты начала прошлого века в один голос говорили о том, что если Россию не остановить, то к 1930-м годам наша страна будет ведущим государством мира как по экономическим, так и по иным показателям. Остановили, но к своей, а не к нашей и вашей радости.

Для сравнения, сегодня Россия по уровню экономического развития занимает 10 место, а по уровню жизни – 82 место (в 1994 году было 56 место). По темпам экономического развития – 37 место. То есть Россия по уровню жизни отстала от Тринидада и Тобаго и лишь чуть-чуть опередила Ботсвану.

Простой рабочий в Царской России получал жалование, эквивалентное по паритету покупной способности царского золотого рубля к современным деньгам, 300 евро в месяц – простой рабочий почти сто лет назад! Сегодня, через сто лет, средняя зарплата (этот показатель выше, чем средняя зарплата простого рабочего) в России 400 евро. Прирост 33% за сто лет. В Великобритании, например, уровень жизни с 1914 года возрос почти в 6 раз, в Испании – почти в 10 раз. На зарплату русский рабочий мог снимать в столице трехкомнатную квартиру, сегодня он ютится в коммуналке. О покупке столичной квартиры московскому рабочему сегодня лучше вовсе не думать. На среднемесячную зарплату московский труженик может купить лишь 0,2 квадратного метра жилья, тогда как питерский рабочий сто лет назад мог позволить 0,8 квадратного метра.

Это цена отказа от Царского Самодержавия. Это цена клеветы и обмана, которыми пытались и пытаются опорочить то время.

Последнее – с 1917 года Россия теряет в среднем по одному миллиону человек в год. Только с 1989 года численность этнических русских сократилась на 10 миллионов человек – 6,5% численности 1989 года – и продолжает уменьшаться.

Российская монархия продолжает жить в эмиграции и живет верой в возвращение на Родину, чтобы возглавить дело возрождения Отчизны. В 1924 году Императором Всероссийским в изгнании стал двоюродный брат Императора Николая II Кирилл I. Это последний российский Император. Сегодня Наследниками Престола являются Глава Российского Императорского Дома Государыня Великая Княгиня Мария Владимировна (внучка Кирилла I) и Ее Августейший Сын Великий Князь Георгий Михайлович. И Государыня, и Цесаревич имеют прекрасное образование. Они окончили Оксфордский университет: Государыня по специальности русской и испанской культуры, а Цесаревич – по международному праву. Государыня знает 6 иностранных языков, Цесаревич – 4.

Чем станет монархия для будущего России? Никто не ответит вам точно, но хуже не станет. Почему? Потому что есть свой опыт до 1917 года, а также опыт современных монархических государств. Да и народ всё больше верит в то, что традиционный путь – самый правильный. Если в 1996 году идею возрождения монархии поддерживало 3% населения, а за либералов голосовало 20% населения, то к 2010 году по разным опросам общественного мнения от 15 до 20% населения поддерживают реставрацию в России монархии, а за либералов хотят отдать свои голоса менее 5% населения.

Можно ли было в это поверить пятнадцать лет назад, а ведь сегодня Государыню во время визитов в Россию встречают хлебом и солью, казачьими разъездами и приемами, на встречу к Ней спешат духовенство и высокие должностные лица. Ведущие газеты и журналы страны публикует интервью с Ее Императорским Высочеством, а телеканалы снимают о ней репортажи.

Время изменилось и дает нам оптимизм, укореняя веру в будущее.

7. Сегодняшняя монархия.

Сегодня в мире 43 монархических государства: от второй по величине в мире Канады до крошечных Ватикана, Монако или Бутана. То есть каждое пятое государство мира. ООН оценивает уровень жизни как «выше среднего» в 64% монархических государств и лишь в 26,5% республик. Среди десяти самых благополучных государств мира восемь монархий: Швеция, Австралия, Люксембург, Норвегия, Канада, Нидерланды, Япония, Дания. Среди десяти самых благоприятных стран мира для ведения бизнеса семь монархий: Новая Зеландия, Канада, Норвегия, Австралия, Дания, Великобритания и Япония.

По уровню жизни в среднем монархии превосходят республики в 5 раз. Уровень преступности в среднем по республиканским странам в 5,5 раз выше, чем среди монархий. Три наименее криминализированные страны мира – монархии (Катар, Саудовская Аравия и Япония), а среди 40 самых криминальных стран мира только три монархии (Ямайка, Таиланд и Папуа-Новая Гвинея), то есть 7,5%. По уровню развития инноваций первые три места в мире занимают монархические государства: Нидерланды, Бельгия и Япония.

Монархисты за последнее время одержали ряд убедительных побед на самых различных выборах. В 1999 году на референдуме в Австралии народ с огромным перевесом голосов высказался за сохранение монархии. Монархию учредило Западное Самоа. На референдуме в 2003 году жители Лихтенштейна высказались за расширение полномочий своего Князя и усиление монархической власти.

Народная душа и государственная форма

У большинства людей нет четких политических убеждений, и они руководствуются в политических вопросах больше не логикой, а интуицией и психологическими поведенческими установками, которые зачастую восходят к значительно более глубоким пластам национального типа, чем любые интеллектуальные выкладки. Давайте попробуем разобраться, какая форма власти, исходя из реалий нашей жизни, подходит для современной России. И кто мы такие, по своему психологическому восприятию власти — монархисты или республиканцы?

Прежде чем отправиться в это психолого-социологическое путешествие в наше бессознательное коллективное "я", надо указать на один миф, который часто связан в нашем сознании с монархией.

Большинству кажется, что главная разница между монархией и республикой — это временное или пожизненное нахождение у власти. На практике же это не является главным и даже существенным различием.

История знает и избираемых императоров, и чередующихся через определенный срок между собой монархов в одном государстве, и пожизненных генсеков (Сталин, Брежнев), и президентов, которые правили десятилетиями, вплоть до своей смерти. Есть даже пример династий республиканских правителей (Алиевы в Азербайджане, Ли в Сингапуре, Буши в США, что-то подобное задумывается в Белоруссии).

Да, по идее, монарх правит бессрочно, он пожизненно государь. Но ведь в реальной жизни эта идея "пожизненности" имеет существенные "ограничения" в воле его врагов. Иностранные правительства могут организовывать заговоры, революционеры — осуществлять революции, а "тираноборцы" — устраивать цареубийства. Более существенные различия между монархией и республикой - не в сроках пребывания у власти, а в глубоких различиях самих монархических и республиканских мировоззренческих и психологических предпочтениях, которые в свою очередь соединяются или не соединяются с тем народным психологическим типом, формируемым у народов их национальной историей.

Об этом образно сумел сказать Иван Ильин:

У всякого народа своя особая «душа», и помимо нее его государственная форма непостижима. Потому так нелепо навязывать всем народам одну и ту же штампованную государственную форму ".

Действительно, здесь значительно более важными являются, с одной стороны, историческая действительность, сложившаяся в той или иной стране, а с другой стороны — те религиозно-психологические особенности народного менталитета, которые сформировались в этих исторических реалиях. Именно эти народные взгляды первичны в вопросе выбора политического идеала властвования в том или ином государстве.

Олицетворение власти. Свойственно ли нам иметь во главе государства человека, а не систему учреждений?

Монархическому сознанию необходимо, свойственно, в отличие от республиканского, олицетворять власть и государство. Христианство, давшее миру Откровение о Личном Боге, значительно усилило необходимость олицетворения, персонификации государства и власти. Но поэтому кризисные явления в европейском христианстве параллельно развили и кризис в монархической государственности. Как писал Иван Ильин:

П роцесс олицетворения (персонификации) состоит в том, что нечто неличное (в данном случае — государственная власть), или сверхличное (родина-отечество), или многоличное (народ, объединенный в государство) переживается как личное существо ".

Итак, монархическое сознание ищет для олицетворения нации и государства образы героев, подвижников из прошлого и хочет и в настоящем видеть реальных людей, которые во власти персонифицировали бы собою власть и народ.

Для республиканского сознания личность в истории и личность во власти всегда находятся под подозрением. Республиканец доверяет значительно более учреждениям, коллективу и старается личность во власти обставить законодательными ограничениями так, чтобы свободы ее проявления было как можно меньше. Чтобы сама личность была максимально растворена в бюрократическом учреждении, и её предпочтения не играли бы никакой роли.

Здесь, как кажется, мы значительно более монархисты, чем республиканцы. Наше доверие к личности и желание видеть перед собою человека во власти, а не бездушную бюрократическую машину, безликое учреждение достаточно явственно.

Особая связь с Небом. Свойственно ли нам думать об особом предназначении власти?

Чувствуем ли мы сегодня священность власти и особость личности Правителя?

Для монархического восприятия власти свойственен особый, религиозный взгляд на власть в государстве.

Республиканец прагматически сух и рассудочно бесчувственен к власти и уж тем более к личности во власти. Смотреть на власть как на начало священное, а на личность во власти — как на "помазанника", предназначенного свыше, человека особого совершенно не характерно для республиканского сознания.

Христианская традиция сообщения особой благодати для управления государством в акте священного миропомазания, идущая ещё из Ветхого Завета, глубоко религиозно соединена с монархическим отношением к власти. Идея власти Божией Милостью, царское величие, "сердце Царево в руце Божией" — все это характерное монархическое осмысление власти.

Понятно, что этот пункт связан напрямую с религиозностью нашего общества.