Почему островитяне запрещают юношам не прошедшим испытание. Деньги и их функции. Зачем нужны деньги

Если вы являетесь почитателем хорошего вина, читали статьи о виноделии или посещали , то наверняка слышали такое понятие, как «вина Старого и Нового Света» и о их вкусовых различиях. Но насколько принципиальны эти отличия? Об этом и поговорим.

Новый Свет. Это понятие объединяет Чили, Новую Зеландию, Аргентину, Южную Африку, США, Австралию.

В чем разница между винами Нового и Старого Света?

Для вин Нового Света характерной особенностью является небольшой уровень кислотности, в сравнении с оппонентами. Еще одной отличительной чертой считается «фруктовитость» вкуса и букета.

Среди вин Старого Света преобладают элегантные и изящные напитки, вкус которых пронзителен и звонок. В то время как для описания вкусовых качеств алкоголя из Нового Света, подойдут эпитеты «пышный» и «мощный».

Но все эти «принципиальные» отличия достаточно условны: стиль некоторых вин из Южной Африки или Аргентины очень похож на французский (высокая кислотность, сдержанный и элегантный вкус)

Одними из действительно бесспорных отличий являются «выдержка» и «стоимость».

Среди «первооткрывателей» гораздо чаще встречаются вина с длительным сроком хранения и способностью улучшать свои вкусовые качества уже в бутылке. Новосветские вина стоят на порядок дешевле старосветских (аналогичного сорта и уровня зрелости), хотя в категории вкусовых качеств не всегда проигрывают.

На сегодняшний день существует великое множество различных вин по обе стороны баррикад. Не ограничивайте себя условными ярлыками, у каждой из сторон есть свои плюсы, пробуйте и находите своих «фаворитов» вне зависимости от географии производства.

Существует несколько версий происхождения терминов «Старый» и «Новый Свет». По одной из них, их ввел Америго Веспуччи в 1503 году, по другой – Христофор Колумб использовал их еще в 1492 году для разделения известных и новых открытых земель. Выражения Старый и Новый Свет использовались несколько столетий, пока совсем не вышли из моды и не потеряли актуальность в связи с открытием новых островов и материков.

Старый Свет и Новый Свет: география

Европейцы традиционно относили к понятию Старый Свет два континента – Евразию и Африку, т.е. только те земли, которые были известны до открытия двух Америк, а к Новому Свету – Северную и Южную Америку. Эти обозначения быстро вошли в моду и получили широкое распространение. Термины быстро стали очень емкими, они относились не только к географическим понятиям известного и неизвестного мира. Старым Светом стали называть что-либо общеизвестное, традиционное или консервативное, Новым Светом – что-либо принципиально новое, малоизученное, революционное.
В биологии флору и фауну также принято делить по географическому принципу на дары Старого и Нового Света. Но в отличие от традиционной трактовки термина, Новый Свет в биологическом плане включает в себя растения и животных Австралии.

Позднее были открыты Австралия, Новая Зеландия, Тасмания и целый ряд островов в Тихом, Атлантическом и Индийском океанах. Они не вошли в состав Нового Света и обозначались обширным термином Южные Земли. В тоже время появился и термин Неведомая Южная Земля – теоретический континент на Южном полюсе. Ледяной материк был открыт лишь в 1820 году и также не вошел в состав Нового Света. Таким образом, термины Старый и Новый Свет относятся не столько к географическим понятиям, сколько к историко-временной границе «до и после» открытия и освоения американских континентов.

Старый Свет и Новый Свет: виноделие

Сегодня термины Старый и Новый Свет в географическом понимании используются только историками. Новый смысл эти понятия приобрели в виноделии для обозначения стран-основоположников винной индустрии и стран, развивающихся в этом направлении. К Старому Свету традиционно относятся все европейские государства, Грузия, Армения, Ирак, Молдавия, Россия и Украина. К Новому Свету – Индия, Китай, Япония, страны Северной, Южной Америки и Африки, а также Австралия и Океания.
Так, например, Грузия и Италия ассоциируются с вином, Франция с Шампанским и Коньяком, Ирландия с виски, Швейцария и Великобритания с Шотландией с абсентом, а Мексика считается родоначальником текилы.

В 1878 году на территории Крыма князем Львом Голицыным был основан завод по производству игристых вин, который был назван «Новый Свет», позднее вокруг него разросся курортный поселок, который так и называется – Новый Свет. Живописная бухта принимает ежегодно толпы туристов, желающих отдохнуть на берегу Черного моря, попасть на дегустацию знаменитых новосветских вин и шампанского, погулять по гротам, бухтам и заповедной можжевеловой роще. Кроме того, одноименные населенные пункты есть на территории России, Украины и Белоруссии.


Внимание, только СЕГОДНЯ!

Все интересное

Старый Новый год в России – это как последний аккорд в череде длинных январских праздников. Поэтому многие считают, что отметить его нужно не хуже, чем основные. Тем более, что существует целый ряд традиций, как именно можно и нужно отмечать Новый…

Попробуйте объяснить иностранцу, что такое Старый Новый год. Скорее всего он не поймёт, для чего после введения нового календаря сохранили традицию встречать Новый Год по старому календарю второй раз. Но, тем не менее, в России эта странная традиция…

Новый год считается одним из главных праздников для русского народа. Это торжество имеет свою отличительную особенность. Новый год можно отмечать дважды. Первая дата с 31 на 1 января, а вторая – с 13 на 14 января. Старый Новый год называют иначе…

iPad до сих пор остается одним из самых популярных планшетных компьютеров по всему Миру. Несмотря на тот факт, что новые модели являются лишь улучшенной версией своих аналогов, планшеты претерпели огромное количество изменений. Главная…

На любом автомобиле фары должны быть исправны, так как от них зависит безопасность водителя и пассажиров, а также других участников движения. Однако очень часто водителя не удовлетворяет то, как светят фары его автомобиля. Есть несколько способов…

Возрастное ограничение: 18+

Если вы что-то читали о вине, посещали какие-то дегустации или просто говорили со знающими людьми, то наверняка слышали о так называемых старосветских и новосветских винах, а также о том, что у них совершенно разные стили. О том, чем они различаются и всегда ли они различаются, мы сегодня и поговорим.

Что такое Старый Свет?

К Старому Свету принято относить европейские страны, население которых виноделием занимается уже многие сотни лет. Прежде всего, это Франция, Италия, Испания, Германия, Австрия. Ни одна из этих стран не может похвастать тропическим климатом; более того, в Германии, Австрии, а также в ряде мест Франции и Италии климат весьма прохладный. А ведь именно климат/микроклимат и определяет в значительной мере стиль вина.

Что такое Новый Свет?

Это понятие включает такие страны, как Чили, Новая Зеландия, Австралия, Аргентина, ЮАР, США (особенно штат Калифорния). Сюда можно отнести и более «экзотические» с точки зрения виноделия страны - например, Бразилию, вино которой в России, правда, не продаётся. Климат в этих странах тёплый, а часто даже откровенно жаркий, тропический. Впрочем, есть и регионы-исключения: как правило, те, что расположены в гористой местности.

Так в чём же разница между винами Нового и Старого Света?

В общих чертах её можно описать так:

  • Для вин из стран Нового Света характерен меньший уровень кислотности (при прочих равных).
  • Для Нового Света характерна яркая «фруктовистость».
  • Для Старого Света характерна большая «минеральность».
  • Для Старого Света характерны более «стройные», «изящные», «тонкие» и «элегантные» вина. Иногда могут быть уместными такие эпитеты, как звонкое и пронзительное вино, в то время как в случае с Новым Светом чаще будут употребляться такие прилагательные, как пышное, мощное, концентрированное. С другой стороны, для ряда великих вин Старого Света эти эпитеты тоже подходят.

Исключения

Из любого правила есть исключения, а в нашем случае исключений может набираться немалое количество. Например, некоторые вина из ЮАР и Аргентины по стилю могут быть очень похожими на французские - у них бывает довольно высокая кислотность, они могут быть достаточно сдержанными, тонкими и элегантными. Разумеется, эти же эпитеты могут применяться и по отношению к некоторым винам из Чили, Австралии, США и ряда других стран.

Пары для изучения контрастов:

  • Чилийский Пино Нуар - мощный и добротный (например, Montes Outer Limits) vs Бургундский, австрийский или итальянский Пино Нуар.
  • Совиньон Блан из Долины Луары (например, апелласьонов Sancerre или Pouilly-Fume) vs Новозеландский Совиньон Блан.
  • Австралийский Шираз (например, от Penfolds) vs Французский Сира (например, из Долины Роны - скажем, E.Guigal, если уж мы ориентируемся на довольно высокий ценовой сегмент).
  • Чилийский Каберне Совиньон vs красное Bordeaux (отличия хорошо понятны и в случае с винами среднего сегмента - в пределах 700 рублей).
  • Чилийское Шардоне vs Chablis (Франция) или австрийский Мориллон (Мориллон - это синоним Шардоне).

Есть ли какие-то другие отличия?

Да. Например, в Старом Свете больше вин, которые способны очень длительное время храниться и развиваться в бутылках. В Новом Свете таких вин, пожалуй, меньше, да и для развития и «вызревания» им требуется меньше времени.

Ещё одно отличие - цены; часто новосветские вина стоят дешевле старосветских вин аналогичного уровня.

Под конец хотел бы отметить, что нельзя говорить: «новосветский стиль хуже» или «новосветский стиль грубее». Разным людям нравятся разные вина, и хорошо, что сейчас есть огромный выбор вин - на любой вкус. Да и нельзя забывать о том, что в Новом Свете тоже есть великолепные и элегантные вина, которые обходят по уровню очень многих соперников из Старого Света.

Каждый из островов архипелага имеет характерный этнический и языковой состав населения и, соответственно, свою собственную культуру, иногда заметно отличающуюся от ближайших соседей. При нахождении на островах за отправную точку следует брать достаточно хорошо известные культурные особенности народов Полинезии и Меланезии (общинность, сложная бытовая обрядность, наличие многочисленных табу и неписаных правил), но на каждом конкретном острове придется внимательно следить за бытом и поведением местных жителей, чтобы не нарушить привычного уклада их жизни. Гуадалканал заметно подвержен влиянию западной (прежде всего американской) культуры, однако практически все периферийные острова живут в том же ритме и стиле, что и сто-двести лет назад.

Островитяне обычно проживают в тяготеющих к береговой черте деревнях, населенных чаще всего представителями одного-двух семейств. Крупные населенные пункты имеют некоторые признаки организованного строительства (обычно радиально расходящиеся от центральной площади тропы-улицы, часто хаотично пересекающиеся или пропадающие вовсе). Центром деревни является либо эта площадь, либо традиционно располагающийся на ней же большой дом вождя (руководителя), который также используется как гостевой дом (следует учитывать, что и женщины, и мужчины живут в нем в одной большой комнате).

В прибрежных деревнях выделяется так называемый дом каноэ - исключительно мужская территория, куда вход женщинам закрыт. Здесь проводятся обряды инициации юношей, а также достаточно длительный период обучения и уединения, по окончании которого юноша садится в традиционное каноэ и демонстрирует свое искусство лова рыбы и управления этим утлым на первый взгляд суденышком. Здесь же проходит традиционная церемонии открытия сезона лова рыбы (обычно роль таковой знаковой рыбы играет скумбрия), хранятся священные реликвии племени, оружие, предметы лова, суда, трофеи и, что до сих пор нередкость, головы врагов, убитых в сражениях. Туристу доступ в подобное заведение также разрешен только с явного одобрения лидера общины.

Жизнь деревни на Соломоновых островах до сих пор окружена многими табу. Многие из них столь сложны и запутаны, что их значение часто ускользает от понимания европейца, поэтому при посещении деревень следует соблюдать осторожность и ограничивать свое любопытство насколько это возможно. Термин "табу" означает "священный" ("святой"), также как и "запрещенный", поэтому табу бывают не только запретительными, но и попросту в чем-то необходимыми островитянам. Часто табуируются всевозможные застольные церемонии, ряд пищевых продуктов, цвет одежды, обряды передачи или дарения чего-либо, взаимоотношения в семье и даже множество ритуалов общения с окружающим миром. Жестко регламентировано отношение к обещаниям (видимо в силу этой традиции островитяне редко что гарантируют напрямую), а нарушение клятвы и вовсе считается одним из самых серьезных преступлений - нарушитель таковой может быть подвергнут огромному штрафу в качестве компенсации и даже тюремному заключению.

Во многих областях считается табу для женщины стоять выше мужчины, и тем более мужчина, пусть и иностранец, не должен преднамеренно занимать место ниже женщины. Такое же отношение к вождям - встать выше лидера племенной группы считается верхом неприличия, а это очень вероятно, поскольку местные жители невысоки ростом, поэтому большинство бесед и переговоров проводится сидя. Также запрещено проплывать под каноэ, в котором есть женщины, - его потом, вероятно, придется разрушить, а для многих островитян каноэ - единственное средство добычи пропитания. Таких запретов и ограничений бесчисленное множество, особенно с учетом изобилия племенных групп, у каждой из которых найдется не один десяток собственных табу, отличных от соседей. Местные жители в целом очень терпимы к проявлению чужого образа жизни и мелким нарушениям своих обычаев, особенно в крупных населенных пунктах (иностранцы обычно относятся к группе непосвященных, поэтому применять к ним свои правила тоже своего рода табу), но нарушение некоторых элементов местного этикета может иметь очень печальные последствия.

В силу этих причин туристу рекомендуется посещать изолированные местные общины только под руководством опытного гида, способного подсказать те или иные особенности местного этикета. А перед вступлением на территорию населенного пункта обязательно необходимо спросить у его жителей разрешения и сообщить им всю "программу действий" на их земле - это избавит от многих недомолвок и позволит согласовать свои действия с желаниями или обычаями аборигенов.

Права собственности для меланезийцев, в отличие от полинезийских племен, очень важны - дерево, плод или цветок у обочины в окрестностях населенного пункта, вероятнее всего, принадлежат кому-либо, и их повреждение или самовольный сбор плодов с них может вызвать конфликтную ситуацию. Даже в изолированных внутренних районах существует целая сеть всевозможных "личных участков", которые обозначаются понятной лишь местным жителям системой обозначений - колышками, засечками или привязанными к ветвям полосками ткани. Для многих островитян доход напрямую зависит от того, что удастся собрать или вырастить на подобных участках (следует напомнить, что пригодными для обработки являются лишь 0,62% территории островов), поэтому вторжение на их территорию может рассматриваться как проявление агрессии. Вероятно, удастся договориться о компенсации за простое нарушение этого правила (например, за сорванный плод, который был предназначен для продажи), однако в случае серьезных нарушений (срубленное дерево, например) можно ожидать вполне адекватной агрессивной реакции.

Довольно типично для западной части Тихого океана и отношение островитян к одежде. Сами они могут носить буквально все что угодно, часто не утруждая себя ею вовсе (местный жаркий и очень влажный климат не располагает к ношению плотной верхней одежды). Однако по отношению к чужеземцам действует обратное правило - они должны всегда оставаться буквально полностью одетыми. В условиях местного климата это непросто, но часто это является чуть ли не единственным способом избежать воздействия достаточно агрессивной местной фауны. По праздничным дням островитяне одеваются очень красочно, при этом те из них, что исповедуют христианство, стараются соблюсти все атрибуты европейской одежды. Женщинам рекомендуется носить длинные юбки и платья, особенно в вечернее время, и в целом следовать достаточно консервативному стилю одежды (ноги выше колен должны быть обязательно закрыты!). Платье вполне допустимо в течение дня и в некоторых неофициальных визитах. Как ни странно, почти под запретом находится галстук для мужчин, хотя в деловых кругах его ношение считается признаком хорошего тона. Пляжная одежда и шорты допустимы лишь за пределами населенных пунктов, да и то не везде - многое зависит от хозяина земельного участка, где производится, например, купание в море, поскольку все более-менее удобные выходы к воде используются местными жителями для своих нужд. Впрочем, большинство пляжей либо принадлежат всей общине и тогда достаточно разрешения её вождя, либо не принадлежат никому, поскольку собирать какие-то морепродукты на местных пляжах малопродуктивно - стена рифов часто попросту не позволяет морю выбрасывать на берег что-либо существенное.

Официально большинство населения страны исповедует христианство (англиканство, католицизм и протестантство). Однако на практике здесь сохраняются очень многие элементы древних анимистических веровании, свойственных меланезийским народам до прихода европейцев. Часто догмы разных религий настолько сильно перемешиваются между собой, что уже невозможно отличить, где кончаются постулаты веры европейских миссионеров, и начинается традиционное для этих мест поклонение силам природы. Многие европейские святые приобрели множественные черты богов местного пантеона, поэтому не стоит удивляться, если какому-либо христианскому святому "совершат подношение" в виде только что добытой акулы (символ духа предков в местной мифологии), или наоборот - за традиционным для этих мест молитвенным домом будет возвышаться католическая часовня. Сами островитяне стараются не распространяться об особенностях своего вероисповедания, однако с увлечением рассказывают буквально пронизанные местной мифологией легенды, да и в повседневной жизни ни один рыбак не выйдет в море без молитвы Николе-угоднику, после которой он тут же воздаст хвалу и духам моря. Особенно сильны древние культы во внутренних районах местных островов, поэтому при путешествии в провинцию внимание к местным обрядам следует учитывать наравне с различными табу.

К таким же древним элементам местной культуры относятся народные танцы, песни и традиции устного творчества. В основе их лежит местная мифология и бесчисленное количество притч или исторических элементов, поэтому они обычно составляют канву всех праздничных церемоний на островах. Островитяне в основном устраивают праздники по поводу войны, сбора урожая зерновых культур, удачной охоты или рыбалки, каких-то событий естественного мира вокруг или мира духов, поэтому череда празднеств на островах тянется практически непрерывно. Кроме того, некоторые островитяне верят в различные формы волшебства. Наиболее обычна вера в переселение духа человека после смерти в различных обитателей местной фауны (чаще всего в акул, птиц и даже рептилий), где тот и живет какое-то определенное время. Такое животное становится священным на какой-то срок и запрещено к употреблению в пищу. И по поводу почитания этого табу также крайне необходимо устроить праздник!

Ремесленная культура Соломоновых островов крайне своеобразна и имеет достаточно высокие эстетические данные, даже несмотря на кажущуюся на первый взгляд простоту. Образцы изящной резьбы по дереву, рыбьей кости или раковинам можно найти на островах повсеместно, а её формы могут варьироваться от декоративных ритуальных шаров в области Макира (Улава) до миниатюрных подарочных каноэ в Западной области, Малаите, Санта-Ане и на островах Нггела. Высокое мастерство местных ремесленников и их особая эстетика, замешанная на многовековых традициях народов моря, явно проистекают из богатой местной мифологии и во многих случаях носят явный культовый характер. Соответственно, и смысл, вкладываемый мастером в каждую вещь, может быть различен, поэтому стоит внимательно расспросить продавца о значении того или иного предмета перед покупкой - вполне может быть, что невинная на первый взгляд вещь или украшение, выполненные на одном острове, могут вызвать негативную реакцию на другом (например, в силу давней межплеменной вражды, о которой и может повествовать данный предмет). К этому же разряду относится и традиционное для стран региона искусство нанесения татуировок, имеющее в глазах местных жителей мистический или повествовательный смысл.

Вот уже десять дней судно «Керамик» бороздит океан, направляясь из Новой Зеландии в Панаму. Поздним вечером, когда мы с радистом Гнистеном доигрываем очередную партию в шахматы, в приемнике вдруг раздаются слабые позывные. Радист поворачивается и, положив ладонь на телеграфный ключ, выстукивает несколько сигналов. Тотчас же из приемника послышались новые звуки морзянки...

— Вызывает станция на острове Питкерн, — поясняет радист. Он прислушивается, и на бумаге появляются слова: «ВЫЗЫВАЕТ ТОМ КРИСЧЕН ПИТКЕРНА ТЧК РАЗЫЩИТЕ ПАССАЖИРА ЗПТ СЛЕДУЮЩЕГО НА ОСТРОВ».

— Пассажир сидит рядом со мной, — выстукивает Гнистен в ответ.

Наступает небольшая пауза. Я очень волнуюсь: если не удастся сойти на берег сейчас, придется плыть на «Керамике» в Панаму еще двенадцать суток, оттуда через Лос-Анджелес снова возвращаться на самолете через океан в Новую Зеландию, чтобы три месяца спустя сделать еще одну попытку высадиться на Питкерне. А мне необходимо попасть туда: ведь на острове живут потомки мятежников с «Баунти». Ради поисков следов «Баунти» я и совершаю свое путешествие по Южным морям.

Волноваться мне приходится недолго. Через несколько минут радист на острове выстукивает: «ЛЮБИТ ЛИ ПАССАЖИР ХУМПУС-БУМПУС?»

Радист вздыхает:

— Радиотелеграф на Питкерне — самая удивительная станция в мире. Случается, что Том запрашивает концовку какого-нибудь фельетона или рассказа, помещенного в новозеландских газетах. Надо думать, остальные островитяне сидят вокруг Тома и жадно поглощают все новости.

Мы запрашиваем Тома, что значит «хумпус-бумпус». Быть может, что-нибудь, связанное с высадкой на остров?

Он отвечает: «ХУМПУС-БУМПУС БАНАН С КОРНЕМ САЛЕПА ЗПТ ЗАВЕРНУТЫЙ ПАЛЬМОВЫЕ ЛИСТЬЯ ЗПТ ЗАЖАРЕННЫЙ НА СКОВОРОДЕ В МАСЛЕ ТЧК ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ПИТКЕРН ТЧК ПОГОДА НЕВАЖНАЯ ПЫТАЮСЬ ПРИНЯТЬ ТЕБЯ НА БЕРЕГ ТЧК ЗПТ ХОЧЕШЬ ЛИ ХУМПУС-БУМПУС ОТВЕЧАЙ». Я готов согласиться съесть что угодно, только бы меня приняли на острове. Позднее мне пришлось не раз отведать излюбленное блюдо островитян, оно там очень популярно. Конечно, о вкусах не спорят, но что до меня, то хумпус-бумпус кажется необыкновенно противным.

Далеко в открытом океане, там, где горизонт сходится с водой и где уже нельзя разглядеть кружащихся в небе чаек, лежит остров Питкерн. Только к полудню следующего дня мы замечаем впереди черное пятно. Постепенно пятно увеличивается, и, когда после полудня мы приближаемся к острову, взору открывается светлая полоса прибоя вдоль побережья. Одиноко, словно корабль, давно покинутый своей командой и гонимый волею стихии в открытое море, плывет Питкерн в безбрежном океане.

Часа три мы стоим в четырех морских милях от берега, на который с востока набегают тяжелые волны. Капитан протягивает мне бинокль:

— Им удалось выйти из бухты, — говорит он и добавляет: — Между прочим, здесь лучшие в мире мореходы.

Из-за узкой расселины за мысом появляются две спасательные шлюпки по шесть пар весел в каждой (местные жители называют их «длинные лодки»). С трудом преодолевая течение и ветер, они приближаются к нашему судну, стремясь найти укрытие за его корпусом.

Гребцы хватают концы двух веревочных лестниц, сброшенных с подветренной стороны борта, и молниеносно карабкаются вверх. Пожилой человек с бородой, еще покрытой брызгами, спрашивает, где пассажир. Я выступаю вперед.

— Питкерн будет твоим домом до тех пор, пока тебе не надоест, — говорит он, — только поскорее собери вещи и спускайся в лодку, ветер уже меняет направление. Следуй за мной, ты поплывешь в моей лодке.

Все мы называем друг друга по имени. Островитяне произносят мое имя Арне как Ана.

Настал час прилива, лучшее время для высадки. Мы ждали его в лодках целую ночь. Волна прибоя подхватывает нас сзади, с оглушительным грохотом поднимает лодку, и мы летим на гребне волны прямо на черные скалы, туда, где 175 лет назад мятежный корабль «Баунти» встретил свою судьбу. Раздается команда поднять весла, и под защитой прибрежных скал лодка врезается в гальку. В мгновение ока люди выскакивают из шлюпки и помогают втащить ее на берег, ибо за нами, на гребне следующей волны, мчится вторая лодка.

И вот я наконец стою на земле острова Питкерн. Минувшая ночь, как мне говорят, уже получила свое название «Ночь рассказов Аны возле Биг Пула», так как все это время мне пришлось туго: гость такая редкость на острове, что из него стараются выжать все возможные истории.

Единственное место в мире

От причала скользкая тропа ведет к поселку Адамстаун, расположенному в двухстах метрах над уровнем моря. Свои первые домики мятежники построили под сенью огромных баньяновых деревьев, так что с моря трудно было обнаружить, что остров обитаем. В те времена лес был гуще, чем теперь, но и сегодня только отблески полуденного солнца в гофрированном железе на крышах двух домов могут рассказать о том, что в этих девственных горах посреди океана живут люди. Небольшой поселок вырос среди деревьев и кустарника. Четыре года назад в нем насчитывалось 155 жителей, сегодня осталось только 72, и это в какой-то степени накладывает свой отпечаток на внешний вид строений. Все дома деревянные, но половина из них теперь пустует и служит пристанищем крыс, а в заброшенных водоемах роятся полчища москитов. Кроны быстро растущих деревьев, опутанных множеством вьющихся растений, образуют своеобразную зеленую сеть и в какой-то степени скрадывают запустение, но и они не в состоянии устранить того удручающего впечатления, которое развалины производят на оставшихся на Питкерне жителей.

— Почему мои дети и внуки покидают единственное в мире место, где стоит жить? — спрашивает моя хозяйка, старая толстая женщина по имени Эдна Крисчен, которая водит меня по узким тропам Адамстауна.

Эдна веселая, приветливая женщина. В ее жилах смешана кровь английских моряков-мятежников и женщин-таитянок. Она никогда не выезжала с Питкерна, если не считать небольшого путешествия на необитаемый остров Гендерсон. Все свои 65 лет она провела среди этих заросших троп и знает здесь каждое дерево, каждый камень. Она даже может предсказать, что скажут ее соседи до того, как они сами раскроют рот.

Жители острова заняты общественной работой дважды в неделю по три-четыре часа, за которую мужчинам выплачивают примерно два шиллинга: расчищают тропы, перевозят тяжелый багаж на подъемнике от причала до Адамстауна либо собирают бананы. По вторникам организуются выходы на рыбалку. Кроме того, устраивается открытие почты перед тем, как мимо острова проходят корабли. Ну и конечно, нельзя не упомянуть о субботних праздниках, когда все собираются в церкви. Немало времени уходит на написание писем филателистам в разные концы света. Вот, собственно, и все. А поскольку потреблять алкоголь грешно, по каковой причине запрещено ввозить его на остров, грешно также курить или жевать табак, есть свинину, омаров или крабов, грешно танцевать, собираться молодым людям разного пола в отсутствие взрослых (собираться компанией можно лишь в религиозных целях), — то по всем этим причинам большая часть людей просто не знает, чем себя занять. И вот тогда-то на сцене появляются пропахшие табаком лорд Альфред и прекрасная леди Грэй, другие герои журнальных романов, а с ними множество иных фигур из области фантазии.

Марки как основа экономики

Центром острова Питкерн служит заасфальтированная площадь в единственной его деревне — Адамстауне, где находится миссия, административное строение и почта. Там же установлена длинная скамейка для встреч у корабельного колокола. На площади стоит большой черный якорь с «Баунти», на котором играют дети потомков мятежников. В миссионерской церквушке хранится судовая библия, а в сейфе на почте имеются марки, послужившие причиной благосостояния островитян.

Напротив миссионерского домика находится административное здание, а в нем клуб, где дважды в неделю прокручиваются 16-миллиметровые фильмы. Фильм прокручивают из недели в неделю, и нередко может пройти несколько месяцев, прежде чем его заменят. Можно не сомневаться, что Питкерн — одно из тех мест, куда фильмы доходят в последнюю очередь, поэтому качество копий оставляет желать лучшего, а крошечный электрогенератор не в состоянии обеспечить ритмичную скорость во время сеанса.

Наибольший интерес вызывают ленты, в которых можно видеть трамваи, поезда, машины, реактивные самолеты. Что же касается игры актеров, то умы зрителей она особенно не будоражит. Последний фильм о восстании на «Баунти» с Марлоном Брандо и Тревором Говардом в главных ролях на Питкерне успеха не имел. «Дело ведь было не так», — говорят островитяне.

На сеанс в кино жителей созывает колокол. Его подарил острову капитан английского военного судна «Василиск» в 1844 году. Сейчас он укреплен на деревянной перекладине рядом с длинной скамьей на северной стороне площади.

По числу ударов колокола жители Питкерна знают, по какому поводу дается сигнал. Больше всего питкернцы любят звон, возвещающий о появлении судна: шесть коротких ударов, следующих один за другим. В этом случае люди стекаются в бухту Баунти, чтобы на больших каноэ выйти навстречу бросившему якорь судну.

Малюсенькая почтовая контора на площади волей случая стала экономическим хребтом Питкерна. Ранее остров не имел собственных марок, но в 1940 году английский губернатор архипелага Фиджи сэр Гарри Льюк, бывший одновременно и верховным администратором Питкерна, распорядился выпустить питкернские марки.

Вот так и случилось, что остров стал самым малонаселенным местом на земле, имеющим собственные марки. Сегодня лишь 72 человека пользуются этими марками, известными филателистам всего мира. Как только дважды бьет корабельный колокол по три удара, жители острова собираются на почте (это бывает примерно раз в месяц), чтобы отправить письма во все страны нашей планеты. Каждое новое судно доставляет тысячи писем от филателистов, умоляющих прислать им письмо с одной или несколькими редчайшими питкернскими марками. Зато на все вопросы, присланные с оплаченным ответом, островитяне отвечают очень аккуратно.

Возглавляет почту Оскар Кларк, и должность эта приносит ему четыре фунта в месяц.

— Благодаря людям, которые собирают марки, администрация острова работает с прибылью, — рассказывает он. — Мы единственная страна в мире, зарабатывающая на своих марках столько, что это покрывает все наши расходы. Все общественные мероприятия, школа, строительство укрытий для лодок оплачиваются за счет доходов от продажи марок. И если посмотреть на Питкерн с точки зрения чистого бизнеса, то можно сказать, что дело приносит прибыль.

Но есть и другой момент, о котором Оскар Кларк не упоминает, но он также имеет отношение к делу. Жители острова Питкерн выразили желание отчислить в фонд английского Красного Креста ту часть дохода от продажи марок, какую сочтет целесообразной фиджийская администрация. Таким образом, они отдают свыше 10 процентов своих доходов на нужды международной помощи. Остается только добавить, что, когда этот вопрос обсуждался в местном клубе, жители решили выделить половину всех доходов в фонд оказания международной помощи; они постановили также, чтобы все, кто связан с продажей марок, отказались от всякой платы за свою работу.

— Марки доставляют нам немало хлопот, — продолжает Оскар. — После прихода почты каждому из нас, кто умеет писать, приходится порой целую неделю отвечать на все письма. Но этому мы только рады. Переписка дает нам возможность рассказать людям о нашем маленьком острове, о том образе жизни, какой мы для себя избрали.

Почтмейстер раздает поступившие письма. Он стоит на крыльце, обращенном в сторону площади, и выкрикивает:

— Десять писем из Советского Союза из Общества филателистов! Кто хочет ответить?

Вверх взлетает лес рук, и приходится тянуть жребий, кому в этом месяце выпадет обеспечивать пресс-информацию для Советского Союза. Далее следуют письма из Индонезии, но охотников отвечать на эти письма почти нет, так как жители острова в какой-то газете вычитали, что корреспонденты из Индонезии стремятся установить связь с Питкерном лишь затем, чтобы перепродать полученные марки в другие страны.

Покинуть Питкерн?

Моррис Уоррен, пожилой человек, рассказывал мне о трудностях островитян.

— Нам надо удержать здесь молодежь: ведь ничто не мешает им. уехать с Питкерна и поискать себе работу, например, в Новой Зеландии. Между тем молодежи из других мест въезд на остров запрещен. За последние четыре года число жителей сократилось наполовину, и все потому, что многим нашим юношам захотелось повидать другие страны. Они никогда не возвращаются в родные места, а жен находят за границей. И если еще восемь-десять человек покинут Питкерн, то у нас некому будет править «длинными лодками» и колония окажется на грани распада.

Что же касается молодых девушек, то им гораздо труднее уехать с острова. Чтобы приобрести билет на проходящее судно, они должны получить разрешение магистрата Питкерна, а таковое им дается лишь в том случае, если они нуждаются в больничном лечении на Новой Зеландии или же согласятся пройти там курс обучения, чтобы затем вернуться на остров и применить дома полученные знания.

В один из вечеров я созываю в местном клубе «конференцию круглого стола» и пытаюсь коснуться этой проблемы. Никто из местных жителей не осмеливается высказать открыто свое мнение. Тогда я обращаюсь непосредственно к молодежи, которая тоже пришла в клуб:

— А вы что, воды в рот набрали? Быть может, здесь слишком много народа и вы стесняетесь откровенно высказаться? Если кто-нибудь из вас имеет что сказать, давайте пойдем в дом к Эдне Крисчен и поговорим обо всем в более тесном кругу.

Но по освещенной лунным светом тропе к домику Эдны, где я живу, иду один — желающих продолжить дискуссию не оказалось. Однако через два дня у меня происходит встреча с пятью молодыми девушками, и на сей раз они держат себя гораздо свободнее, чем в клубе.

— Нам необходим контакт с окружающим миром, — говорит одна из них. — Недостаточно лишь отвечать на письма филателистов. В школе и по радио мы слышим о космонавтах, облетающих Землю на своих кораблях, а нас всю жизнь заставляют жить на этом острове. Иногда нам удается выменять немного товаров на проходящих судах или купить одеколон у судового парикмахера. Но если даже я и обзаведусь губной помадой, я не смею ею пользоваться, боюсь, что запретят выезжать к проходящим судам «по моральным соображениям».

— Почему мы должны изолироваться от остального мира? — спрашивает первая девушка. — Я читала о молодых людях, которых помещают в дома для «трудных» подростков. Это напоминает мне условия жизни на Питкерне. Мы здесь как крепостные, а если выходим замуж, то наперед знаем, что нас никуда не отпустят, даже в короткую поездку. Разве у нас меньше прав жить собственной жизнью, чем у других молодых людей? С ума сойти можно, глядя на океан изо дня в день, из месяца в месяц и зная, что все равно никогда не уедешь дальше якорной стоянки проходящего мимо случайного судна!

— И вы боялись сказать обо всем этом в клубе?

— А что оставалось делать? Вы, верно, забыли, что там были члены магистрата, а ведь это они решают, кому можно купить билет на проходящий корабль, если есть свободное место. Тому из нас, кто надеется выехать отсюда, приходится пролезать через игольное ушко.

— Другими словами, Питкерн вам кажется тюрьмой?

— Ничего подобного! Это наш дом, мы его любим, и вполне вероятно, что многие из нас вернулись бы на остров с молодым человеком, если бы ему разрешили здесь поселиться. Но мы не желаем подчиняться старомодным условностям.

Таковы, на мой взгляд, проблемы питкернской молодежи в миниатюре. И если они не найдут своего разрешения, то небольшое общество на этом острове со временем обречено на вымирание.

Зачем нужны деньги?

Жители острова продолжают жить меновой торговлей, хотя и признают ценность денег, но только за пределами Баунти Бей. Врач судна, доставивший меня на Питкерн, на протяжении многих лет интересовался своеобразными экономическими отношениями островитян.

— Когда новозеландский банк решил аннулировать десятишиллинговые банкноты, — рассказывал врач, — он сообщил жителям Питкерна, что эти деньги подлежат обмену. И тогда обнаружились тысячи старых банкнотов: своеобразной сберегательной кассой для жителей острова служат матрацы. И не забывайте, что речь шла только о десятишиллинговых бумажках.

Новозеландские денежные знаки действительны только для покупок товаров на проходящих мимо острова судах, однако и в этих случаях оборот весьма ограничен, поскольку жители Питкерна, как правило, обменивают товары на кустарные поделки из дерева и тропические фрукты, а наличными расплачиваются в основном с судовым парикмахером, который одновременно содержит судовую лавку. К тому же, как мы имели возможность убедиться, адвентистский моральный кодекс не позволяет питкернцам раскошелиться. К числу запрещенных товаров в первую очередь относятся табачные изделия, алкогольные напитки, игральные карты и косметика. Разрешается приобретать лезвия, пасту для бритья, шампунь для волос, мыло и еще кое-какие мелочи.

Налогов островитяне не платят, жилье им ничего не стоит, хозяйство тоже. Время от времени они испытывают лишь нужду в керосине, что же касается орудий труда, то ими жителей обеспечивает магистрат. Кое-кто из молодежи использует накопленные деньги на то, чтобы приобрести транзисторы. Мебель островитяне сбивают с большим искусством сами. Обои у них не в ходу.

Страшнее судного дня для адвентистов седьмого дня ничего нет, по крайней мере, для старшего поколения. Но справедливо ли проповедовать приближение судного дня и под этим предлогом запрещать всем без исключения светские удовольствия? Лишь при условии, что молодое поколение взбунтуется против этого духовного порабощения и преодолеет страх перед запретами, можно будет надеяться на возрождение этого маленького общества. Если же население и дальше будет следовать призывам миссионеров, не исключено, что судный день для Питкерна и в самом деле наступит, но совсем не так, как представляют себе адвентисты: на острове просто не останется жителей.

Грозное море

Ночью шел сильный дождь, и весь день горы были окутаны туманом. Американское грузовое судно в полдень приняло «длинные лодки» в трех четвертях мили от берега, и теперь они направлялись обратно в Баунти Бей, где собралось много мужчин и почти все женщины поселка, — все они жаждали узнать, какие товары везут с корабля.

Неожиданно собравшиеся на берегу увидели, что происходит что-то неладное. Внутренняя часть бухты обнажилась, открыв взору подводные шхеры и скалы. Тысячи крабов ринулись в укрытие, щупальца спрута впились в основание скалы, колыхались водоросли. Такой картины нам еще не приходилось видеть, но у нас не было времени детально ее запечатлеть: нас охватил страх за наших близких в каноэ, что приближались к бухте, — мы поняли, что где-то в океане к острову спешит гигантская волна...

Эту историю я услышал от Роя Кларка. Он был почтмейстером острова до того, как им стал его младший брат. На протяжении многих лет Рой вел дневник, занося в него все события, которые случались на Питкерне.

Минут через двадцать после того, как из бухты ушла вся вода, появился предвестник водяного вала в виде гигантского серого водяного ковра, он медленно вкатился в бухту и достиг самого большого лодочного сарая. Когда он с грохотом стал отступать назад, мы заметили огромную стену воды. Она приближалась к нам, все увеличиваясь в размерах. Кто-то из женщин закричал, что настал судный день. Но самое устрашающее впечатление производил не оглушительный грохот, доносившийся с океана, а вид воронки перед волной, в которой, словно мелкие камешки и спички, крутились осколки скал и плавник. И как только такой водопад мог подняться в эдакую высь прямо посреди океана? Вода стояла вертикально, достигая двадцатиметровой высоты, а сверху ее венчала бурлящая белопенная корона! Но вот волна обрушилась на берег, и почва задрожала под нами, как при землетрясении. Отступая, вода смыла кусты и деревья и два лодочных сарая. Через несколько минут все было кончено, но место причала напоминало поле брани. На каноэ находилась большая часть мужского населения острова.

Наконец появилась гигантская волна. В первый момент она казалась узкой полоской на горизонте, затем превратилась в невысокий барьер, как в том месте, где волны разбиваются о коралловый риф, но вскоре встала блестящей зеленой стеной. Казалось, весь Тихий океан навалился с севера на остров, чтобы захлестнуть его. Каково же было глядеть на это несчастным, что находились в лодках?!

Огромная волна прокатилась, плоская и серая, и тут же превратилась в гигантского спрута, распростершего щупальца во все стороны. С северо-запада на остров обрушился ливень, море окутал туман, сквозь дымку которого проглядывала стена водяного вала.

Первая гора настигла лодки, подняла их ввысь на четыре-пять метров, лодки на мгновение почти вертикально встали в воде, а затем с бешеной скоростью устремились вниз. Их швыряло из стороны в сторону, и даже нам было слышно, как трещит и стонет дерево. Лодки стремительно несло на берег, мы же бросились им навстречу с веревками, концы которых были крепко привязаны к самым мощным деревьям на тропе, ведущей к гребню. На нас обрушились бурлящие волны, они с силой тащили нас назад, но мы напрягали все свои усилия, охваченные одной лишь мыслью: удержать веревку чего бы это ни стоило! Две лодки перевернуло и бросило на камни, а третью, словно ореховую скорлупу, выкинуло в кустарник восточнее лодочных сараев.

Но вот наконец веревки удалось закрепить, все мы крепко в них вцепились, плавая в бурном водовороте, задыхаясь и почти скрываясь в воде, все же мы чувствовали, что волна-предвестник с ревом и грохотом начинает отступать, мертвая хватка вокруг наших тел ослабевает. Падая от усталости, напрягая последние силы, мы устремились к скользкой тропе, карабкаясь, хватаясь друг за друга и стремясь уйти подальше от водяного вала, от грохота которого, казалось, лопнут наши барабанные перепонки.

Между тем волна обрушилась на берег. Затрещали деревья, земля под ними сползла вниз, словно лавина, весь остров затрясся и заходил ходуном. Сам я почти не видел, что происходит вокруг, — меня швырнуло лицом в грязь и придавило огромным пластом глины. Когда меня откопали, то рассказали, что водяной вал превышал двадцать метров в высоту. Лодочные сараи превратились в развалины, две «длинные лодки» размолоты в щепы, четыре больших обломка скалы загородили выход из бухты Баунти Бей; обрушившаяся глина окрасила воду в красновато-бурый цвет. Но все мы остались в живых и собрались на тропе, и дождь и шторм нам уже были не страшны. Много недель спустя мы узнали, что водяной вал был вызван подводным землетрясением, которое, как полагают, произошло между островами Мангарева и Фатухива. Его разрушительные последствия наблюдались даже в Японии и на Аляске.

Рой Кларк посасывает арбуз, далеко выплевывая косточки. Потом останавливается, смотрит на меня и улыбается.

— Я знаю, люди в большом мире говорят, что мы тут, на Питкерне, лентяи, — говорит он. — Но нам так часто приходится смотреть смерти в глаза...

Рассказ Роя заставляет меня по-новому взглянуть на жизнь обитателей Питкерна.

— Все мы живем под страхом неизвестности и постоянной опасности, — продолжает Рой. — Но ты редко услышишь, чтобы кто-нибудь из нас на это жаловался. У человека несведущего может создаться впечатление, будто мы здесь только тем и заняты, что читаем рассказы в новозеландских журналах, так как о своих наполненных тревогами буднях у нас говорить не принято. У здешних жителей свои правила относительно того, что позволительно, а чего делать нельзя. И один из запретов — не говорить об опасностях и неприятных событиях нашей жизни...

Перевел с датского Вл. Якуб

gastroguru © 2017