Важно отмстить, что идея, будто удовольствие является основной и, возможно, даже единственной целью искусства, вовсе не поддерживается уходящей вглубь веков традицией. Эта идея вызывала резкие и обоснованные возражения уже в античности. Действительно, искусство нередко доставляет удовольствие зрителю. Но цели искусства весьма многообразны, и они значительно шире, чем одно удовольствие, или наслаждение, если даже речь идет о довольно неясном эстетическом удовольствии.

Платон и Аристотель высшее искусство правителя государства усматривают в том, чтобы правильно использовать и регулировать стремление людей к удовольствию.

Платон относится к удовольствию, доставляемому искусством, с известной осторожностью. Он оговаривает, что удовольствие может служить критерием для различных видов подражательного искусства только в том случае, если оно соединено с разумом и благом. Эстетическая теория Платона, как отмечает он сам, – это "учение, не отделяющее приятного от справедливого".

Что касается ценности искусства, то, по мнению Платона, имеются определенные произведения подражательного искусства, которые лишены всякой ценности и не приносят никакой пользы или блага, за исключением связанного с ними простого удовольствия. По плохо, когда какая-либо деятельность доставляет одно только удовольствие. В этом случае вовсе отсутствует критерий важности или полезности. Никогда не следует принимать удовольствие в качестве критерия при определении ценности того или иного действия, если имеется какой-либо другой критерий. Платон употребляет слово "забава" для обозначения произведений различных видов подражательного искусства, когда их единственным положительным качеством является "безвредное наслаждение" .

Драма, музыка и танцы являются, подобно софистике, говорит Платон, обычными формами развлечений и забав. Подражания, созданные средствами живописи и музыки исключительно для нашего удовольствия, относятся к декоративной стороне жизни. Волшебство и фокусничество сродни живописи.

Платон резко противопоставляет этим формам развлечений и забав формы практической деятельности, являющиеся серьезными, важными и полезными – например, искусство врача и государственного деятеля, основанное на научных данных и ставящее себе разумную и достойную, если даже не великую, цель. Те, кто играют на флейте, лире или арфе, ноют, занимаются поэзией или риторикой, лишь забавляют людей, точно детей, и не интересуются их подлинным благополучием.

Более того, подобные забавные подражания вызывают неразумное удовольствие. Удовольствие, когда оно не регулируется мудростью или благом, говорит Платон, пробуждает, питает и усиливает низменные импульсы человека и одновременно подрывает и губит возвышенные. Оно превращает нашу жизнь в забаву – качание на качелях.

В самом деле, непрерывные поиски удовольствия нс только раздваивают человеческую жизнь – подобно волнам, мы все время то взлетаем вверх, то падаем вниз, – но и ежеминутно создают в ней напряженность. Острый контраст между удовольствием и страданием и вызываемая им напряженность составляют часть приятного возбуждения, испытываемого при просмотре трагедии. Но оно ведет к внутреннему разладу. Может возникнуть истерия, а то и начальная стадия помешательства. Безотчетный восторг или истерическое удовольствие лишают разум способности оценивать вещи. Удовольствия, доставляемые большей частью видов искусств, находятся в противоречии не только с разумом и истиной, но также с уравновешенность и самоконтролем.

Тем не менее, поскольку термин "удовольствие" имеет у Платона широкое значение, его смысл зависит от того, в каком случае и в связи с чем оно употреблено. Так, в диалоге "Законы" идет речь о музыке. Платон, устами афинянина заявляет, что он признает критерием музыки удовольствие, но не всякое удовольствие. И поясняет: музыка родственна душе человека. Музыка, созданная без учета моральной характеристики, которую она отражает, – это фактически музыка без души. И если сущность музыки заключается в том, чтобы отражать душевные качества, то ее подлинная ценность может быть определена с помощью следующего морального и умственного критерия: та музыка хороша, которая соответствует хорошему характеру. Удовольствие, которое испытывают хорошие люди, и будет критерием высокого качества музыки.

Платон иллюстрирует свой вывод в шутливой форме наглядным примером. Чтобы полностью убедиться, говорит он, что качество искусства должно определяться не тем удовольствием, какое испытывает, кто попало или большинство людей, а в соответствии с удовольствием, испытываемым лучшими людьми, давайте вообразим себе конкурс на предоставление людям простого развлечения. Премия должна достаться человеку, который лучше всего развлечет зрителей. Приглашение на празднество привлечет, по-видимому, чтеца Гомера, трагика, комедийного актера, и нет ничего удивительного, если кто выступит с кукольным театром и станет считать, что у него всего более данных, чтобы одержать победу. При опросе маленькие дети проголосуют за кукольный театр, подростки – за комедию, большинство людей, включая образованных женщин и молодежь, – вероятно, за трагедию, пожилые люди, по всей вероятности, выскажутся в пользу исполнителя эпического произведения в духе великих традиций. Только одна из всех этих групп может быть права. Поэтому решение зависит от квалификации самих групп. Пожилые люди более всех образованны и имеют самую благородную душу. Следует поэтому согласиться с их мнением.

Цель трагедии, столь высоко ценимой Аристотелем, заключается в своеобразном удовольствии, которое она доставляет.

Как и у Платона, исследование природы и ценности удовольствия является у Аристотеля необходимой составной частью эстетики. Так, в идеальном государстве, говорит Аристотель, детей следует обучать рисованию не только в утилитарных целях, но и для того, чтобы сделать из них культурных ценителей сокровищ искусства и лучших судей человеческой красоты . Музыкальное образование детей свободных граждан определяется отчасти простым уважением к их человеческому достоинству. Дети должны изучать музыку в такой мере, чтобы обрести способность судить о ней, но нс настолько глубоко, чтобы выступать публично в качестве исполнителей для развлечения других. Достоинство этих привилегированных детей ассоциируется у Аристотеля, как и у Платона, с их будущим положением и их обязанностями в правительстве города-государства.

Что касается цели искусства, то оно (или, что то же самое, художественное творчество) с помощью подражания достигает своего назначения в тех прекрасных формах, которые оно создает. Оно выражает чувства человека в соответствии с разумной идеей. Эта первичная цель имеет и дальнейшую цель – оказывать определенное влияние на зрителей. По Аристотелю, эти функции тесно переплетаются. Форма, созданная художником, становится предметом удовольствия для восприимчивого зрителя, а также подсобным средством для государственного деятеля, занятого вопросами воспитания.

Энергия, вложенная в пьесу или песню гением автора, порождает новую энергию – эмоциональную активность у тех, кто восприимчив к прекрасным формам.

И Платон, и Аристотель видят назначение человека в том, чтобы развивать заложенное в нем божественное начало. И тот, и другой до известной степени отождествляют это божественное начало с разумом. Но Платон с его более трансцендентным подходом иногда склонен считать, что жизнь, насыщенная удовольствиями, становится грубо чувственной и оказывается помехой развитию разума. Аристотель же считает, что удовольствие существует не само по себе, а как стимул или основной момент в решении той задачи, с которой оно тесно связано и от которой получает свою этическую характеристику. Сама задача, или функция, может быть грубой и неразумной. По неправильно судить об удовольствии вообще по его худшим источникам и проявлениям. Только те, кому знакомо наслаждение, доставляемое отвлеченной мыслью, слушанием музыки и лицезрением скульптуры, понимают, что такое удовольствие в его лучшем проявлении и в самой его сущности. Удовольствие, являющееся, по существу, союзником разума и благородства, может, конечно, оказаться развлечением, связанным с самыми низменными побуждениями. Но в общем случае удовольствие – это признак осуществления желания человека, ощущение им полноты жизни, и когда эти чувства соответствуют разумной идее, то и удовольствие также имеет разумное основание. Поэтому, когда Аристотель говорит, что конечная цель трагедии – доставлять удовольствие зрителям, он явно имеет в виду, что то душевное состояние, к которому они стремятся, является разумным и заслуживающим одобрения.

Самая элементарная функция искусства – удовлетворять потребности или облегчать страдания человека – аналогична утолению голода пищей. Сон, еда, питье и музыка "утишают заботы" . Искусство может нс только заполнить пустоту в душе человека и поднять его энергию, но и очистить наши души от вредной накипи. Аристотель называет такое очищение "катарсисом" – очищением и облегчением, связанным с переживанием зрителями страдания, жалости, энтузиазма и страха. Именно катарсис вызывает специфическое удовольствие, которое особенно ярко проявляется в случае трагедии.

Аристотель считает, что механизм такого лечения (катарсиса) – гомеопатический: сострадание излечивается состраданием, страх – страхом и т.д. Так, чрезмерное сострадание, мучающее человека в реальной жизни, должно исчезнуть под влиянием истощающих силы человека новых переживаний, вызванных произведением искусства (трагедией). Активное, подлинное сострадание, воплощенное, например, в "Эдипе", воздействует на случайное ненужное сострадание, следствие излишней чувствительности, и очищает его от вредной накипи. Незрелая эмоция будет превращена в совершенную сущность. Разумное объяснение в трагедии причин бедствий, обрушивающихся на человека, успокаивает человека, утишает в нем бессмысленный страх перед возможными бедами.

Все, что бы мы ни делали в течение нашей жизни, совершается, в конце концов, ради чистого, устойчивого и спокойного наслаждения. Именно такое наслаждение приносит философское размышление и хорошо проведенный досуг. Подростки и грубые люди не в состоянии ни понять, ни испытать его. Удовольствие, доставляемое изобразительным искусством, по мнению Аристотеля, менее всего волнует человека, так как его развитие не связано с движением, как у музыкальных и литературных произведений. И все же, хотя последние виды искусства более выразительны, более близки внутреннему складу человека и поэтому оказывают более сильное влияние на души людей, можно, пожалуй, признать, что удовольствие, доставляемое лицезрением статуй и портретов, более отвечает понятию божественного наслаждения. Ибо действия божества не связаны с движением. Божественное наслаждение – это деятельность без внешних изменений или пассивное состояние. Больше всего к этому понятию подходит умственная деятельность человека, а из внешних чувств – зрительные впечатления, которые ближе всего к спокойному течению мысли. Когда Аристотель останавливается на примере художника, сравнивая его с божественным творцом Вселенной, то он выбирает в этом случае не Софокла, а скульптора Фидия.

Таким образом, согласно Аристотелю, искусство достигает своей цели, когда доставляет удовольствие, однако эта цель не является самодовлеющей. Подражательные виды искусства используются в этических и социальных целях правителями для воспитания граждан. Цель воспитания – научить людей правильно любить, ненавидеть и наслаждаться. Если волю людей подчинить доводам разума, они потом будут поступать должным образом добровольно.

См.: Платой. Законы. Кн. II.
См.: Аристотель. Политика, 1338в.
См.: Аристотель. Политика, 1339а.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://allbest.ru

Введение

1. Понятие и виды искусства по представлениям Аристотеля, отличия его подхода от подхода Платона

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Искусство как категория античного мышления это прежде всего музыка, требующая интеллектуальных усилий и математического расчета. Теория музыки, созданная пифагорейцами, это первая античная теория искусства вообще. В рамках этой теории музыка была, с одной стороны, соотнесена с самой структурой мироздания, а с другой предстала как уникальное средство, позволяющее художнику устанавливать связь с богами и оказывать влияние на души людей. Сама же музыка далека от прямого технического утилитаризма.

Музыка возможна лишь как мимесис вполне содержательный и предметный, что в данном случае означает не жизнеподобие, а причастность ее как числовым образом организованной системы звуковысотных соотношений к идеальным структурам универсальной гармонии, с одной стороны, а с другой причастность самой также числовым способом организованной материи музыкального звука к различным психическим состояниям души.

Мы знаем «Поэтику» Аристотеля, прежде всего, как теорию трагедии. Думается, что это положение не возникло вследствие утраты части ее текста, а является результатом смещения акцентов, произведенного самой античной культурой: открытие антропологического измерения бытия Сократом неизбежно влекло за собой открытие эстетического измерения этого бытия, которое не могло уже больше определяться исключительно лишь в категориях прекрасного.

Взгляды Аристотеля на поэзию противоположны взглядам Платона, отрицавшего познавательное значение поэзии и считавшего, что она расслабляет человеческую душу. Аристотель убедительно доказывает и познавательное значение поэзии и то, что она очищает человеческие чувства и аффекты, то есть благотворно действует на человеческую психику и имеет глубокое общественное значение.

Красота как категория скорее космологического, нежели антропологического уровня уступила место трагическому. И хотя трагическое как эстетическая категория в античной эстетике не было разработано, но трагическое измерение бытия эллинам было известно. Об этом свидетельствуют и древнегреческая мифология, и древнегреческий эпос, и древнегреческая философия.

Теория катарсиса у Аристотеля, во многом не ясная и до конца не разработанная, возможно, базировалась на характерном для античности представлении о целительном действии подобного, когда в качестве средства для лечения в случае психических расстройств предлагалось действие более сильного внешнего потрясения. Страсти, лишенные какого-либо разумного начала, вполне могли рассматриваться Аристотелем как своего рода психическое заболевание. А искусство трагедии как форма их излечения. В трагедии зритель получает возможность заглянуть за маску характера и увидеть за репрезентативной поверхностью действия действие не подвластных ему сил.

аристотель поэтика мимесис эстетический искусство

1. Понятие и виды искусства по представлениям Аристотеля, отличия его подхода от подхода Платона

Разделения искусства на характерные показатели начинаются на самой ранней ступени истории культуры. Первое членение художественной деятельности, классификация изобразительных и пластических искусств дихотомия «мусического» и «технического», была представлена Платоном.

Новая концепция «свободных» и «механических» искусств предложена Аристотелем. «Искусство» по Аристотелю есть творческая привычка, следующая истинному разуму.

Термин «искусство» («техне») в античной философии употреблялся не только для одного художественного творчества, а для обозначения разной практической деятельности, всякого уменья, соединяющего опыт и значения.

Поэтому искусство и умственную деятельность, науку или, как говорили греки, «мудрость» древние философы не расчленяли на отдельные виды. Наоборот они объединяли народное ремесло и профессиональное искусство в одно целое творчество.

Отделение искусства от ремесел становится более четким в середине I века до н.э. Ремесла как отмечал Платон, не только подражают, но и отражают идеи народа, а искусства занимаются лишь «подражанием подражания», т.е. представляют собой отличительную и качественно-новую подражательную деятельность профессиональную.

«Размежевания двух групп искусств, одна из которых основана на подражании («мусического»), а другая имеет иной не «миметический», т. е. пластический характер логически-последовательного развития в эстетике Платона не получили должного обоснования».

Платон, выводя отличительные особенности между отдельными видами, родами и жанрами искусства утверждал, что в нашем сознании, когда поэзия становится на пути подражания, она превращается в идеальную модель «миметического» искусства и оказывается в одном ряду с живописью. Поэтому подобного рода поэтов вместе с живописцами следует изгонять из «организованного надлежащим образом» государства. «Но в самом поэтическом творчестве заключены большие возможности, указывает

Платон, об афинянине ведущего диалог, о законодательстве, в котором ясно сказано, он мастер рассказа, а «искусство его подражание» поэту». Ученый предлагает три способа внутреннего членения художественной деятельности профессионального исполнителя. Подача эпического материала может осуществляться: «простым рассказом, либо рассказом, развертывающимся при помощи подражания, либо смешанным способом».

Философ предлагает выстраивать по трехслойному принципу жанрового членения искусства: трагедия, комедия, дифирамбы, различные «виды песнопений» и родовому: «два вида плясок» «воинственный» (ритуальные) и «мирный» (обрядовые).

Пластический рисунок «обрядовых» плясок обязан подчиняться структурным особенностям традиционной композиции старинных («охотничьих») танцев, которые зависели не только от особенностей предмета подражания, но и от применения того или иного способа изображения, которое состоит из последовательного соединения движений, жестов, поз, пластики и пантомимы.

Танцевальный текст это многоаспектное выразительное целое, сложное художественнообразное языковое явление. Парадигма такого танцевального действия предполагает наличие изначального смысла, который можно понять и расшифровать, также как язык танцевального искусства в системе культуры есть синтез пластики. В этом синтезе заключена его гармоническая сущность, которая проявляется в потребности профессионала в новом движении, в индивидуальном отражении сознания, мышления, развития своеобразных пластических форм танцора.

Искусство интерпретации является искусством проникновения, взвешивания, понимания языка танца, который видоизменяется, но все же сохраняет маскировку с целью ее раскрытия на сцене.

В рамках конкретных связей выражается мышление творца, который стремится показать фундаментальную роль какого-либо вида искусства, превращая проявления традиционной культуры в концептуальный «говорящий» смысловой контекст. То есть искусство танца, так же, как и пластика, пантомима являются природными языками, как и каждый язык. Любой термин в искусстве непременно являет собою нечто подвижное и изменное, скорее существование взаимно противоположных тенденций, чем точно ограниченные размеры «вечных истин».

В широком смысле пластика движений, жесты человека, приобретающих в конкретном жизненном контексте эмоционально-смысловое значение это как объемная выразительность человеческого тела, проявляющаяся в статике и динамике, возникающая в результате индивидуальных особенностей фигуры, походки, манеры держать себя.

Пластика используется во всех видах изобразительного и зрелищного искусства (в том числе в хореографии), включает в себя все выразительные средства танца и пантомимы.

В балетном искусстве есть особые выразительные средства, отличные от танца и пантомимы, обозначаемые термином «мелкая пластика телодвижений».

Пластику называют свободной, характеризуя свободные движения, не подчиненные законам классического танца, возникающие из соединения танцевальных и жизненных положений тела танцовщика. Истина танца заключена не только в единстве смыслов традиционной пластики, но и других компонентов лексики телодвижений, мимики, пантомимы.

Подражательный смысл «мусических» искусств и пластическая взаимосвязь поэзии, живописи, музыки, танца в формулировке Аристотеля противоположна Платону.

Аристотель предложил ввести в теорию искусства два термина «свободные искусства» (грамматика, геометрия, поэзия, риторика, музыка) и «механические искусства» (скульптура, живопись и т.д.), имеющие противоположный смысл и совершенно другое обоснование.

От «свободных искусств» мы получаем не только «приятность», но и «красоту» как при анализе стихов, прозы, признавая их родство и назначение. От «механических искусств» мы получаем не только чувство удовлетворенности, но и размышления от произведений скульптуры, живописи, резьбы и других созданий рук человеческих.

Два термина предложенных ученым говорят нам лишь о том, что от двух искусств мы можем получить не только одно незабываемое чувство, «чувство удовольствия», т. е. положительное, но и дурное. Теория Аристотеля о взаимосвязи двух искусств, где потребность слуха приравнивается к аналогичным потребностям зрения была бесспорна, но не нашла должного применения в художественной практике.

Два философа при всей противоположности эстетических концепций, сходились лишь в одном нравственно-психологическом аспекте музыку воспринимали как подражание, такое же, какое свойственно живописи. Но музыка, да и сама поэзия бывают не всегда подражательными.

Новая мысль, предложенная Аристотелем о различиях «в средстве, предмете и способе» подражания привела его к выводу, что «эпическая и трагическая поэзия, а также комедия и поэзия дифирамбическая, большая часть авлетики и кифаристики все это, вообще говоря, искусства подражательные; различаются они друг от друга в трех отношениях: или тем, в чем совершается подражание, или тем, чему подражают, или тем, как подражают, что не всегда одинаково»... «Вообще же искусство частью завершает то, что природа не в состоянии сделать частью подражает ей» .

Итак, два основных понятия, сформулированных Платоном пластические («технические») и подражательные («мусические») искусства, а также «свободные» и «механические» искусства, предложенные Аристотелем, существуют до сих пор. Правда они имеют разный смысл и разную специфику. Но древние параметры изобразительности и сегодня необходимы, так как по ним, возможно, определять сферу деятельности народного творца, профессионального артиста, даже их амплуа в разных плоскостях и измерениях.

В сценическом искусстве трехслойное деление форм художественной деятельности видовое, жанровое, родовое, предложенных Платоном и Аристотелем, равно как и различие видов поэзии, музыки, танца, сохраняют свою значимость и сегодня.

Аристотель, хотя и не опровергает позиции Платона, все же подходит к определению сущности художественного мимесиса несколько иначе. Отправной точкой его теории становится признание связи художественного мимесиса и страстей. Да и сам мимесис он рассматривает не в аспекте космологическом, а в аспекте магическом и антропологическом, в аспекте его связи с культом бога Диониса и Психеей.

Аристотеля не интересует мимесис в его космологическом измерении. Его не интересуют идеальные формы, принадлежащие надмирному, божественному царству идей. Предмет его забот реальный мир людей. Искусство, которое заботит Аристотеля, не поэзия и музыка, а прежде всего высокая драма, дающая пример трагической мудрости, являющая перед лицом своих зрителей схватку человека с судьбой.

Созерцательная мудрость, столь возносимая Платоном, требует отрешения от жизни, трагическая мудрость погружения в нее и переживания страстей. Здесь опыт жизни, переполненной чувственными переживаниями, необходимое условие обращения к разуму, но не абстрактно-схоластическому и абсолютному, а к реальному человеческому разуму, означающему не что иное, как особую зрелость души, несущую печать пережитого.

Аристотель посвящает вопросам искусства отдельный труд «Поэтику». Уже в первых строках этого произведения Аристотель нас предупреждает, что здесь разговор пойдет «как о поэтическом искусстве вообще, так и об отдельных его видах, о том, какое приблизительное значение имеет каждый из них и как должна слагаться фабула, чтобы поэтическое произведение было хорошим». Таким образом, Аристотель сразу же определяет статус своего сочинения.

2. Содержание искусства согласно «Поэтике» Аристотеля

«Поэтика», написанная Аристотелем в конце его жизни (между 336 и 322 годами до н. э.), представляет собою произведение величайшего ученого античного мира, оказавшее огромное влияние на все последующее изучение литературного творчества вплоть до нашего времени.

Огромное значение мыслей и выводов, которые Аристотель делает в «Поэтике», основано на том, что он создал свою теорию в результате не каких-нибудь отвлеченных соображений, а тщательного изучения произведений греческой литературы и в области эпоса, и в драме, и в ораторском искусстве, и во всех других видах творчества. Аристотель исходит из данных живого искусства и поэтому разъясняет живые нормы, которым оно подчиняется.

Точно так же, как произведения Гомера и трагиков наглядно поясняют нам смысл и сущность слов Аристотеля в его «Поэтике» и в других его произведениях, в каких он обращается к литературному творчеству, так и требования, какие предъявляет Аристотель к художникам слова, помогают нам исследовать законы, руководящие художественным творчеством.

Теория Аристотеля основана не только на его собственных наблюдениях и изучении произведений художественной литературы, а и на исследовании сочинений по теории литературы его предшественников и современников. Но для нас сравнение сочинений Аристотеля, посвященных этому вопросу (главным образом его «Поэтики» и «Риторики»), с работами его предшественников и современников возможно лишь в самой незначительной мере, так как эти работы не сохранились. Лучше всего обстоит в этом отношении дело с сочинениями Платона, которому Аристотель многим обязан в своих построениях, но с которым коренным образом расходится в воззрениях на искусство; кроме того, Платон не создал никакой стройной теории поэзии. Что же касается таких сочинений, как работа «О поэзии» Демокрита, сочинений софистов и других произведений греческих теоретиков, писавших об искусстве слова до Аристотеля и в его времена, то они нам известны лишь по упоминаниям о них у древних авторов да по ничтожным отрывкам их сочинений.

Аристотель, по-своему следуя Платону, вводит в «Поэтике» чрезвычайно важный принцип, выделяющий так называемые изящные искусства. Принцип этот мимесис, подражание, воспроизведение. «Эпическая и трагическая поэзия, а также комедия и поэзия дифирамбическая, большая часть авлетики и кифаристики все это, вообще говоря, искусства подражательные», начинает он свое рассуждение о поэзии, сразу отделяя названные здесь искусства, а также скульптуру, живопись, игру актера, упоминающиеся далее, от таких искусств, как врачебное или домостроительное.

Подражательные искусства, как и прочие, представляют собою, по Аристотелю, «творчество, следующее истинному разуму»; творец их волен создавать свое произведение, отличное от всех других. Больше того, эта возможность создавать оригинальное произведение становится законом подражательного искусства, характерным для того особого пути, каким оно постигает истину. Если наука, по Аристотелю, в строгих логических формах исследует общее и необходимое, существующее само по себе, то искусство говорит «не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться, следовательно о возможном по вероятности или по необходимости».

Подражательные искусства, стало быть, постигают истину через воспроизведение возможного по субъективным представлениям людей (о категории вероятного см. статью А. С. Ахманова в настоящем издании) или по объективной необходимости самой действительности. Какое же именно возможное изображает искусство? Аристотель отвечает на этот вопрос мимоходом (ответ для него разумеется сам собой): «...все подражатели подражают действующим лицам, последние же необходимо бывают или хорошими, или дурными (ибо характер почти всегда следует только этому, так как по отношению к характеру все различаются или порочностью, или добродетелью)...»

В своих изображениях искусство представляет возможные характеры и действия людей, которые сами по себе обладают определенными моральными качествами и, следовательно, вызывают к себе соответствующее отношение и творца их и воспринимающей произведение публики.

В «Метафизике» Аристотель следующим образом поясняет свое представление об общем в искусстве, подразумевая здесь искусство в широком смысле: «Появляется опыт у людей благодаря памяти: ряд воспоминаний об одном и том же предмете имеет в итоге значение одного опыта... Появляется же искусство тогда, когда в ряде усмотрений опыта установится один общий взгляд относительно сходных предметов.

Так, например, считать, что Каллию при такой-то болезни помогло такое-то средство, и оно же помогло Сократу и также в отдельности многим, это дело опыта; а считать, что это средство при такой-то болезни помогает всем подобным людям в пределах одного вида, например флегматикам или холерикам в сильной лихорадке, это точка зрения искусства... Дело в том, что опыт есть знание единичного, а искусство знание общего» (I, 1). Понятие общего в предметах одного вида здесь ближе всего к тому, что мы теперь называем типичным.

В подражательных же искусствах и, в частности, в поэзии общее Аристотель относит уже не ко всем предметам без различия, а рассматривает в границах того или иного типа человеческого характера. «Общее состоит в том, говорит он в «Поэтике», что человеку такого-то характера следует говорить или делать по вероятности или по необходимости, к чему и стремится поэзия, придавая героям имена; а единичное, например, что сделал Алкивиад или что с ним случилось».

Характер человека здесь рассматривается в его проявлениях, а сам человек в его действиях, вероятных или необходимых; античный философ называл человека «животным политическим», хотя и был далек от того, чтобы раскрыть взаимодействие человека и общественной среды. Это определение главного предмета подражательных искусств не догматично у Аристотеля.

В трагедии, например, выдвигается на первое место действие, действие же «производится какими-нибудь действующими лицами, которым необходимо быть какими-нибудь по характеру и образу мыслей (ибо через это мы и действия называем какими-нибудь)» (Поэтика, 6), потому поэты «благодаря этим действиям... захватывают и характеры» (там же).

Однако Аристотель, предпочитая органичную связь характера и его действий, допускает трагедию, основанную на изображении одних действий: «без действия не могла бы существовать трагедия, а без характеров могла бы». Большая часть современных Аристотелю трагедий, по его свидетельству, такими и были. Аналогичное явление подметил он и в живописи: одного художника (Полигнота) он называет «отличным живописцем характеров», а живопись другого (Зевксида), по его словам, никаких характеров не изображает.

Сущность искусства Аристотель представлял себе живой и подвижной, а не в виде схоластической абстракции, под которую подгоняются все живые явления. Он исследует изменения, которые претерпевает предмет искусства в различных жанрах и у разных авторов.

Жанровые особенности он, например, усматривает прежде всего в тех или иных качествах изображаемых людей. «Подражать приходится или лучшим, чем мы, или худшим, или даже таким, как мы» (гл. 2), а отсюда следуют и жанровые различия: комедия и пародия подражают худшим, героический эпос лучшим, а о трагическом герое Аристотель предпринимает в главах 13-15 «Поэтики» целое интереснейшее исследование.

Аристотель, разумеется, совсем не ставил перед собой проблему художественного метода (подробнее об этом см. статью А. С. Ахманова в настоящем издании). Он исходил из общего представления о подражательных искусствах и обобщал доступный ему опыт их истории. Все же он говорит в «Поэтике» о способах, какими поэт достигнет наилучших результатов в своем творчестве. Этому посвящена гл. 25. «Так как поэт есть подражатель подобно живописцу или какому-нибудь другому художнику, говорит Аристотель, то необходимо ему подражать непременно чему-нибудь одному из трех: или он должен изображать вещи так, как они были или есть, или как о них говорят и думают, или какими они должны быть».

Все эти три случая Аристотель считает законными, если не нарушается природа подражательного искусства вообще и природа данного жанра в частности, хотя бы при этом нарушалась достоверность отдельных деталей и положений. «Ведь незначительнее ошибка, если поэт не знал, что оленья самка не имеет рогов, чем если он не живо описал ее», говорит он и продолжает: «Сверх того, если поэта упрекают в том, что он неверен действительности, то, может быть, следует отвечать на это так, как сказал Софокл, что сам он изображает людей, какими они должны быть, а Еврипид такими, каковы они есть; если же его упрекают в том, что он не следует ни тому, ни другому, то он может отвечать на это, что так говорят, например, о том, что касается богов».

Аристотель вводит последний аргумент («так говорят»), в защиту поэзии, чтобы объяснить мифологическую основу древнегреческого искусства и признать ее законность, так как вера в олимпийских богов была уже подорвана (сам он в «Поэтике» не возражает Ксенофану, отрицавшему существование богов). Но этот аргумент имеет и принципиальное значение: тем самым утверждается право поэзии на использование народных поверий и преданий, на отражение народной психологии.

Аристотель даже отмечает в своей классификации трагедий такие, которые имеют своим сюжетом чудесное, фантастическое действия в загробном мире, Аиде (гл. 18), а в другом месте говорит о допустимости лжи в искусстве («Гомер учит и остальных, как надо сочинять ложь» гл. 24), поясняя, что немыслимое вызывает удивление, а удивительное приятно и, следовательно, оправдано в поэзии.

Все это, однако, нисколько не дает оснований к тому, чтобы счесть Аристотеля противником правды в искусстве. Сущность искусства, как говорилось, он видел в познании истины, а особый путь искусства к истине в изображении возможных по вероятности или необходимости человеческих характеров и действий.

Ложь в искусстве он допускает, если она способствует или не мешает такому изображению. В этом случае художественное произведение проигрывает в логическом отношении, но выигрывает в художественной правде и художественном воздействии: «Нелогичное следует оправдывать тем, что говорят люди, между прочим и потому, что иногда оно бывает не лишенным смысла: ведь вероятно, чтобы кое-что происходило и вопреки вероятности» (гл. 25).

Аристотель отстаивает правдоподобие характеров, их последовательность в действиях. «Даже если изображаемое лицо непоследовательно и таким представляется его характер, то в силу последовательности его должно представить непоследовательным» (гл. 15), замечает он. В соответствии с этим он предпочитает «узнавания», проистекающие из самих событий, когда «изумление публики возникает благодаря естественному ходу происшествий».

Само эстетическое наслаждение Аристотель связывает не только с воздействием прекрасной формы художественного произведения, но прежде всего с удовольствием, какое доставляет познание.

Первые знания, по его взгляду, приобретаются подражанием, а продукты подражания всем доставляют удовольствие. «Причина же этого, считает он, заключается в том, что приобретать знания весьма приятно не только философам, но равно и прочим людям...» (гл. 4). Художественная правда, добро и красота не разобщены в эстетической теории древнего мыслителя. Изображаемые характеры он рассматривает преимущественно с их этической стороны, а безнравственные произведения решительно осуждает.

С другой стороны, идеализация в искусстве, по его мнению, не должна противоречить правде характеров: «Должно подражать хорошим портретистам, говорит он о создании образа трагического героя, они именно, давая изображение какого-нибудь лица и делая портреты похожими, в то же время изображают людей более красивыми. Так и поэт, изображая сердитых, легкомысленных или имеющих другие подобные черты характера, должен представлять таких людей благородными» (гл. 15).

Надо также иметь в виду, что под «поэзией» и «поэтикой» Аристотель вовсе не подразумевает только стихотворное творчество. Говоря о писателях, он противополагает не стихотворцев и прозаиков, не стихи и прозу, а поэтов и историков, поэзию и историю. Он указывает в начале главы 9: «Историк и поэт отличаются друг от друга не тем, что один пользуется размерами, а другой нет: можно было бы переложить в стихи сочинения Геродота, и тем не менее они были бы историей как с метром, так и без метра».

С другой стороны, эпическая поэзия (которую Аристотель здесь называет «повествовательной») «не должна походить на обыкновенные повествования, в которых неизбежно является не одно действие, а одно время, все, что случилось в это время с одним или многими и что имеет между собою только случайные отношения» (гл. 23).

Таким образом, основу поэтичности Аристотель видит не во внешних формальных признаках (стихотворная речь и пр.), а в особой, творческой организации жизненного материала по требованиям вероятности и необходимости. Это выражается прежде всего в определенной композиции произведения, которая должна выявить развитие сюжета, или фабулы, а эта фабула должна иметь внутреннее единство во всем своем развитии и «быть изображением одного и притом цельного действия», быть таким целым, от которого нельзя было бы отнять ни одной части без изменения этого целого (гл. 8); поэзия уподобляется «единому и цельному живому существу» и как таковая «производит свойственное ей удовольствие» (гл. 23). О том, что такой «поэтический» (то есть творческий) организм должен быть не регистрацией действительности, а творением, Аристотель говорит, настаивая на этом положении, неоднократно.

В связи с задачей поэта воспроизводить вероятное стоит у Аристотеля и требование соразмерности произведения, так как «главные формы прекрасного, это порядок в пространстве, соразмерность и определенность», а «красота заключается в величине и порядке» (гл. 7). Из этого определения прекрасного (или красоты), данного в несколько иной форме и в «Политике» Аристотеля и восходящего к определению Платона9, вытекают и те требования, какие предъявляет Аристотель к трагедии и в отношении состава развиваемых в ней действий или событий, что есть «первое и самое важное в трагедии» (гл. 7, начало).

«Трагедия, говорит Аристотель, есть подражание действию законченному и целому, имеющему известный объем... А целое есть то, что имеет начало, середину и конец... Итак, хорошо составленные фабулы не должны начинаться откуда попало, ни где попало оканчиваться...

Далее, прекрасное, и животное, и всякая вещь, состоящее из известных частей, должно не только иметь последние в порядке, но и обладать не какою попало величиной: красота заключается в величине и порядке, вследствие чего ни чрезмерно малое существо не могло бы стать прекрасным... ни чрезмерно большое, так как обозрение его совершается не сразу, но единство и целостность его теряются для обозревающих...Так и фабулы должны иметь длину легко запоминаемую».

С понятием соразмерности тесно связано у Аристотеля понятие целесообразности. Это особенно ясно видно из рассуждения в «Политике» (кн. 7, гл. 4, § 6), где он, развивая определение прекрасного, указывает, что и для величины государства, и животных, и растений, и орудий существует известная мера.

«В самом деле, говорит Аристотель, каждое из них, будучи либо чрезвычайно малым, либо выдаваясь своею величиною, не будет в состоянии проявлять присущих ему качеств, но в одном случае совершенно утратит свои естественные свойства, в другом же эти свойства будут у него в плохом состоянии. Так, например, судно в одну пядень не будет вообще судном, как и судно в две стадии; между тем судно определенных размеров будут ли эти размеры отличаться своей ничтожностью, или, напротив, чрезвычайностью все-таки годно хотя бы для плохого на нем плавания».

Из этого видно, что Аристотель и к понятию прекрасного и к понятию полезного предъявляет одинаковые требования: и то и другое достигает совершенства при соблюдении определенной меры. Аристотель не ставит, однако, каких-либо точных пределов размера совершенных вещей; если он и говорит о животном в десять тысяч стадий, о судне в две стадии или в одну пядень, о пределах города, заключающихся где-то между десятью и сотнею тысяч граждан, то эти цифры приводятся им не для какого-нибудь точного расчета, а только как нелепо малые или нелепо большие для той или другой вещи.

Такое же требование предъявляет Аристотель и к поэтическим произведениям к трагедии и к эпосу. «Фабулы, говорит он, должны иметь длину, легко запоминаемую», однако «определение длины фабулы по отношению к театральным состязаниям и чувственному восприятию не есть дело искусства поэзии» (гл. 7).

Другой проблемой «Поэтики» Аристотеля, проблемой, вызывающей до сих пор самые разнообразные толкования, является вопрос о так называемом трагическом очищении (катарсисе), о котором говорится в начале главы 6. Подводя итоги сказанному в предыдущих главах, Аристотель дает такое определение сущности трагедии: «Трагедия есть подражание действию важному и законченному, имеющему определенный объем, подражание при помощи речи, в каждой из своих частей различно украшенной; посредством действия, а не рассказа, совершающее путем сострадания и страха очищение подобных аффектов».

Смысл термина «катарсис», или «очищение», теснейшим образом связан со взглядами Аристотеля на глубокое общественное значение искусства, взглядами, коренным образом расходящимися со взглядами Платона, который в своем идеальном государстве даже не находит места поэтам, кроме одного Гомера.

Истолковать сущность термина «катарсис» возможно, лишь принимая во внимание те требования, какие Аристотель предъявлял к поэтам и прежде всего к авторам трагедий тех художественных произведений, которые играли столь существенную роль в общественной жизни греков. Поэт как видно из всего учения Аристотеля об искусстве поэзии, а не из отдельных только его фраз и слов должен не документально воспроизводить действительность, а путем анализа отдельных явлений обобщать их и раскрывать их сущность.

Заключение

В учении Аристотеля эстетике и проблемам искусства отводится большое место. Основные качества красоты величина, порядок и обозримость (соразмерность человеческому слуху, глазу), по мнению этого философа.

Следовательно, для него красота это непосредственно красивые реальные вещи, а не абстрактные идеи. Важно, что он так же считает мимесис (подражание) основой искусства, но подражание не абстрактным идеям, а материальным предметам. Таким образом, его позиция противоречит пифагорейцам и Платону.

Его эстетика носит онтологический характер. «У Аристотеля вся действительность выступает как определенная последовательность переходов от материи к форме и от формы к материи».

«Согласно Аристотелю, все, что создается искусством, возникает из соотнесения материи с формой, которая содержится в душе человека». «Через искусство возникает то, форма чего находится в душе» («Метафизика», 1032 а 30-1032 b 1). Однако, самую глубинную основу в эстетическом наслаждении Аристотель видит в катарсисе, т.е. в очищении.

Еще одно эстетическое понятие, введенное Аристотелем органицизм, то есть представление об искусстве как о целостном организме, которое подробно раскрывается в произведении «Физика». Аристотель находит сходства и различия между тем, что создано природой и человеком. Из его заключений можно сделать вывод, что саму природу он рассматривал как художественное произведение, а художник в свою очередь творит аналогично природе.

Все виды искусств связаны между собой, хотя бы тем, что их объединяет замысел подражание. Какие-то виды связаны попарно, к примеру, музыка и пение, живопись и скульптура. Аристотель выделил музыку и поэзию как наиболее важные виды искусств, и лишь под ними ставит живопись и скульптуру, не несущие движения. Живопись с точки зрения средства для воздействия на мировоззрение молодежи важна лишь та, которая способна «выразить этический характер изображенного лица».

Характер эстетики Аристотель выразил в идее «Калокагатии» (представлении об одновременно добром и прекрасном человеке). Взгляд Аристотеля стандартный взгляд античности на искусство. В подражании он видит несомненную пользу, человек наслаждается картиной независимо от того, нарисована на ней красивая ваза или труп животного, так как, наблюдая уродливое изображение, человек получает познание.

Список использованной литературы

1. Аристотель. Сочинения. Т.4. М.: Наука, 1983. 671 с.

2. Великие мыслители Античности. М., «Большая Российская Энциклопедия». 2008. 800 с.

3. Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. М., 2012. - 400 с.

4. Дубова О.Б. Мимесис и пойэсис. Античная концепция «подражания» и зарождение европейской теории художественного творчества -- М.: Памятники исторической мысли. 2001. -271 с.

5. Катарсис: метаморфозы трагического сознания / Сост. и общ. ред. В. П. Шестакова. СПб.: Алетейя, 2007. 378 с.

6. Орлов С.В. История философии. СПб.: Питер, 2010. 192 с.

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Истоки происхождения искусства: игровая концепция, имитативная теория, реализация инстинкта украшения. Основные черты, функции и классификация искусств. Формы эстетического отношения к действительности. Развитие искусства и его взаимодействие с культурой.

реферат , добавлен 15.09.2014

Периодизация и характеристика этапов древнегреческой культуры. Мифология как источник ее основания. Античный полис и его роль. Театральные представления и поэтическое творчество ранних греков. Образовательные идеи Платона и Аристотеля. Учение о "пайдейе".

курсовая работа , добавлен 13.07.2013

Сущность искусства. Происхождение искусства. Теоретические определения искусства: божественная теория, эстетическая, психофизиологическая теория. Функции искусства. Определения искусства. Определения красоты. Симбиоз искусства и красоты.

контрольная работа , добавлен 03.10.2007

Определение сущности культуры на разных исторических этапах, ее формы (материальная, духовная, информационная и физическая). Основные подходы к пониманию эстетического удовольствия. Понятие искусства как проявления художественного восприятия человека.

реферат , добавлен 05.11.2013

Особенности концепции композиции Волкова Н.Н. Характеристика понятия "композиция". Значение пространства как композиционного фактора согласно теории Волкова. Время как фактор композиции. Роль предметного построения сюжета и слова согласно теории Волкова.

контрольная работа , добавлен 20.12.2010

Происхождение искусства. Игровая теория происхождения первобытного искусства. Теория первостепенной роли труда в возникновении искусства. Хронология каменного века. Нижний (ранний), поздний палеолит, мезолит, неолита. Общекультурное значение творчества.

контрольная работа , добавлен 14.11.2008

Определение, сущность и формы эстетического освоения человеком мира. Понятие, виды искусства. Функции искусства. Три способа человеческого познания. Природа искусства. Понятие "искусства" в историческом развитии. Реальные и душевные источники искусства.

доклад , добавлен 23.11.2008

Теоретическое учение о принципах достижения прекрасного в области словесного творчества Аристотеля. Классификация средств убеждения. Способы словесного выражения в публицистике и в художественной прозе. Риторический анализ судебной речи Ф. Плевако.

реферат , добавлен 25.04.2009

Свойства художественного образа. Теории подражания и теории символизации. Основные эстетические теории. Концепция художественного творчества как игры и компенсации жизненных неудач и утрат автора. Усиление позиций так называемой массовой культуры.

контрольная работа , добавлен 08.05.2015

Характерные особенности архитектурно-художественного и театрального типов синтеза искусств. Проблемы взаимодействия между искусствами. Представления Г.П. Степанова о воплощении единого художественного образа средствами архитектуры, живописи и скульптуры.

Название работы: Учение Аристотеля об искусстве

Введение 2
1. Древнегреческий философ, педагог 3
2. Коммуникативные проблемы искусства 8
3. Учение Аристотеля об искусстве 11
Заключение 23
Список литературы 25

Введение: Введение

Проблема искусства - одна из сложнейших проблем в истории человечества. В античности искусство как творение рук человеческих противопоставляется природе как самопроизрастающему. Затем, с развитием культуры (собственно, уже в пределах античности), такого противопоставления явно становится недостаточно. Внутри искусства выделяются ремесло, наука и то, что мы сейчас называем искусством, то есть художественное творчество и его творение. Традиционный европейский взгляд на творца искусства как подражателя природы сформировался уже в ранней античности и доминировал в эстетике вплоть до XIX в. Таким образом, природа предстает в виде образца для человеческого искусства. В дальнейшем подобным образцом выступает также творец самой природы. Оригинальные черты учение об искусстве как подражании приобрело в трудах выдающихся мыслителей античности Платона и Аристотеля. В античности представление об искусстве наиболее ярко выразил Аристотель в своем знаменитом трактате - "Об искусстве поэзии", определивший искусство как "мимезис" - подражание. С точки зрения античного мыслителя всякое искусство основано на подражании, которое представляет собой познавательный процесс: "Подражание присуще людям с детства, и они тем отличаются от прочих животных, что наиболее способны к подражанию, благодаря которому приобретают и первые знания". Кроме того, Аристотель считает, что подражание способно доставлять людям удовольствие. Созерцая предметы подражания, человек получает наслаждение, даже если предмет подражания сам по себе неприятен или вызывает отвращение. Выдающийся вклад Аристотеля в эстетику, как науку о прекрасном, а точнее о прекрасном в искусстве, или философию искусства заключается также в том, что он впервые попытался дать классификацию искусства.
Исходя из всего вышесказанного, актуальность темы на современном этапе развития общества очевидна.

Использованная литература: Список литературы

1. Басин Е.Я. Искусство и коммуникация. - М.: МОНФ, 1999
2. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. - Л.,1974
3. Вейдле В. Умирание искусства. - СПб., 1996
4. Краткая литературная энциклопедия: В 8тт. М.: Советская энциклопедия, 1962
5. Лейдерман Н.Л.. "Поэтика" Аристотеля и некоторые вопросы теории жанра // Проблемы жанра в зарубежной литературе. Свердловск, 1976
6. Лосев А.Ф.. История античной эстетики: Аристотель и поздняя классика. - М., 1975
7. Силантьев И.В. Фабула как конструктивное начало жанра в "Поэтике" Аристотеля. Журнал Дискурс, Новосибирск, 3-4, 1997 год.
8. Эстеркина И.Г. Волшебная сила искусства, или Музыкальным душем по неврозу. Журнал Афиша. 10.03.2006

Год: 2012.

"Ars longa, vita brevis" – «Жизнь коротка, искусство вечно» – говорили древние.
Недавно картина Энди Уорхола «Красный Ленин», принадлежавшая Борису Березовскому, была продана за 200 тысяч долларов.

«Искусство бесценно», – считают одни. «Всё имеет свою цену», – полагают другие.

Прошедшую «ночь музеев» 18 мая 2013 года я провёл в музее нонконформистского искусства на Пушкинской,10. Там я участвовал в работе круглого стола «Мифы и теории в искусстве России 1970-2012 гг.» Модератор выставки известный петербургский искусствовед и куратор Олеся Туркина считает: «Современное искусство в России как Алиса в Зазеркалье вынуждено было бежать в два раза быстрее, чтобы двигаться вперёд…»
Зачем же людям искусство?

В наиболее общем смысле искусством называют мастерство, продукт которого доставляет эстетическое удовольствие.
Критерием искусства является способность вызывать отклик у других людей.
Для творца это процесс выражения внутреннего и внешнего мира в художественном образе.

Сейчас искусством можно назвать любую деятельность, направленную на создание эстетически-выразительных форм, удовлетворяющую любовь человека к прекрасному.

Есть три подхода в понимании искусства:
1\ реалистический, согласно которому эстетические качества объекта присущи ему изначально и не зависят от оценки наблюдателя;
2\ эстетические свойства лишь отчасти зависимы от оценки наблюдателя;
3\ эстетические свойства зависят только от того, что видит в нём наблюдатель; причём разные люди могут видеть разные качества.

Когда я ходил по археологическому музею в древних Микенах (Греция), невольно вспоминались слова Писателя из фильма Андрея Тарковского «Сталкер». «Вот стоит в музее какой-то античный горшок. В своё время в него объедки кидали. А нынче он вызывает всеобщее восхищение лаконичностью рисунка и неповторимостью формы. И все охают, ахают. И вдруг выясняется, что никакой он не античный, а подсунул его археологам какой-нибудь шутник веселья ради. Аханье, как ни странно, стихает. Ценители!..»

Любой вид деятельности можно условно называть искусством, если исполнитель вкладывает свои чувства в новой оригинальной и значимой форме.
Искусство - это умение, которое способно вызвать восхищение.
Создание компьютерных игр недавно было признано в США искусством.
Даже настенные рисунки граффити считаются сегодня искусством.

Со времён античности искусство считалось практикой философии. В 19 веке искусство рассматривалось как продукт взаимодействия между красотой и истиной.
Теоретик эстетики Джон Рёскин отмечал, что смысл искусства в создании художественными методами доступа к эзотерической истине, заключённой в природе.

Искусство – один из способов познания мира и себя в мире. Оно создаёт широкий диапазон форм постижения, в том числе и возможность постигать невербальным образом.

Искусство представляет собой средство коммуникации. Оно позволяет передавать не только объективную информацию, но и эмоции, настроение, чувства.

Существует представление об искусстве как художественном инстинкте, в котором выражено стремление к гармонии и красоте.

Для некоторых искусство это способ ощутить свою связь со Вселенной.
Древние зачатки искусства и культуры первоначально имели определённое космологическое значение.

Искусство есть символический способ донесения высших истин.
Искусство возникло раньше науки, и долгое время вбирало её в себя.
Тысячи лет искусство было одной из движущих сил цивилизации.

Одна моя знакомая получила диплом искусствоведа, другая закончила Академию Художеств и стала скульптором. Помню, какие горячие споры мы вели в её мастерской о смысле искусства.
Откуда в человеке стремление к прекрасному?
Креативность присуща только человеку?
Смысл жизни даёт только творчество?
Искусство это то, что выходит за пределы полезного?

Когда я вывесил в своём рабочем кабинете этюды моей знакомой с изображением обнажённой натуры, коллеги посоветовали мне повесить над дверью «красный фонарь».

Человека от всех других живых существ отличает именно потребность в творчестве.
Древние греки считали это показателем божественного в природе человека.

Впервые к системному изучению искусства обратился Аристотель в труде «Поэтика» (335 год до н.э.). Искусство, по Аристотелю, есть «мимезис», т. е. подражание, воспроизведение.
Аристотель утверждал, что любое искусство основано на подражании (например, музыка основана на подражании ритму жизни). Подражание доставляет человеку удовольствие.

Источник эстетического удовольствия Аристотель усматривает не в мире идей (как Платон), а в реальном интересе людей к познанию. Искусство есть одна из форм познавательной деятельности людей.

Аристотель видел задачу искусства не в механическом воспроизведении действительности, а в её творческом отражении. Художественная правда, не сводится к простой правильности воспроизведения предметов и явлений. Однако всякое отступление от верности натуре должно быть художественно оправдано.

«Мудрость в искусстве, - заявлял Аристотель, - мы признаём за теми, которые наиболее точны в своём искусстве, например, Фидия мы признаём мудрым скульптором и Поликлита мудрым ваятелем, выражая этим то, что мудрость есть не что иное, как совершенство (добродетель) в искусстве».

Искусство не имеет самостоятельной ценности. Оно связано с нравственной жизнью людей и подчинено задачам «усовершенствования в добродетели». Произведения искусства облагораживают человека тем, что через посредство «катарсиса» (очищения) души освобождают личность от отрицательных страстей.

Нравственным идеалом Аристотель считал «созерцательную деятельность разума», не преследующего никаких практических целей.
Искусство он понимал как теоретическую деятельность и сравнивал её с божественной.
Процесс творчества по Аристотелю это интеллектуальный акт.
Искусство способствует формированию духовного облика человека.

Сущность искусства Аристотель определяет в трактате «Этика».
«Искусство, - говорит Аристотель - есть не что иное, как творческая способность, руководимая подлинным разумом».
Искусство не безразлично к морали, политике, к вопросу воспитания личности, поэтому при использовании искусства в качестве средства воспитания, необходимо соблюдать строгий контроль за художественной деятельностью.

Когда я был в Греции, то посетил в Афинах древний Акрополь. Он произвёл на меня самое сильное впечатление из всех, что я получил в поездке по Греции.

Расположенный в Акрополе храм Парфенон признанно считается одним из семи чудес света.
Это главный храм в древних Афинах, посвящённый покровительнице города и всей Аттики, богине Афине-Девственнице. Построен в 447-438 годах до нашей эры архитектором Калликратом по проекту Иктина. Парфенон расположен в самой высокой точке афинского Акрополя. На этом месте ещё при Солоне был возведён храм, который разрушили персы при завоевании Афин Ксерксом. В «золотой век» Афин правитель Перикл выдвинул идею восстановления ансамбля Акрополя. Храм строился почти десять лет.

Аристотель отмечал, что в поэзии главным является содержание, а не форма. «Из этого видно, - продолжает он свою мысль, - что поэту следует скорее быть творцом фабул, а не метров, поскольку поэт является таковым по подражанию, а подражает он посредством действия».
«Поэзия есть нечто более философское и серьёзное, чем история: поэзия выражает более общее, а история - частное».

В трактате «Политика» Аристотель писал: «Нужно, чтобы граждане имели возможность заниматься делами и воевать, а в ещё большей степени - хранить мир и пользоваться досугом, исполнять необходимые и полезные дела, в особенности же - прекрасные».
Большое значение Аристотель придавал музыке. Он говорил, что музыка имеет «очищающее» значение (катарсис) наряду с трагедией.

В древней Греции искусство служило одновременно и целям развлечения и постижения.
Древнейший греческий театр времён античности был построен в святилище Асклепия в Эпидавросе – одном из самых популярных мест врачевания в древней Греции. В античности Эпидаврос был местом исцеления, своеобразным курортом санаторного типа. Театр рассматривался как один из элементов методики оздоровления – своего рода психотерапия.

В детстве я учился в музыкальной школе при консерватории и почитал музыку сильнейшим из искусств, верил в её могущество и целительную силу. Я до сих пор удивляюсь, каким непостижимым образом звуки музыки воздействуют на меня, помогая понять чужие переживания и поразительно точно выражая состояние души.
Каким образом музыка вызывает во мне слёзы?
Что это за чувство, взрывающее нас изнутри и уничтожающее границы рассудочности? Оно затмевает здравый смысл, заставляя поступать немыслимым образом, делая нас одновременно безумными и счастливыми.
Отчего эти звуки так близки и созвучны моим переживаниям? Почему я плачу? Быть может, это игра скрипки создает в душе резонанс, сливаясь с шумом падающих слез? Наверно, у каждого чувства есть своя нота - частота соответствующей вибрации. Да, музыка - она живая!»
(из моего романа «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак» на сайте Новая Русская Литература

Является ли искусство всего лишь развлечением для праздной толпы, или это средство постичь мир и сделать его лучше, очистить душу свою?

Владимир Соловьёв в работе «Общий смысл искусства» пишет:
«Искусство перестаёт быть пустою забавою и становится делом важным и назидательным, но отнюдь не в смысле дидактической проповеди, а лишь в смысле вдохновенного пророчества».
«Красота есть только воплощение в чувственных формах того самого идеального содержания, которое до такого воплощения называется добром и истиною».
«Красота нужна для исполнения добра в материальном мире, ибо только ею просветляется и укрощается недобрая тьма этого мира».

«Что такое, собственно говоря, искусство? – размышлял Андрей Тарковский. – Добро или зло? Оно – от Бога или от чёрта? От силы человека или от его слабости? Может быть, оно есть гарантия человеческой общности и картина социальной гармонии? Не состоит ли в этом его функция? Оно – нечто вроде объяснения в любви. Оно – как признание собственной зависимости от других людей. Оно – признание. Неосознанный акт, который, однако, отражает смысл жизни – любовь и жертву».

«Мне трудно говорить о том, смогу ли я что-нибудь изменить своим искусством. Чтобы найти способ изменить мир, я должен измениться сам. Я должен сам стать глубже и духовнее. И только после этого я, может быть, смогу принести пользу. А как мы можем рассчитывать на какие-то изменения, если мы сами не чувствуем себя достаточно духовно высокими?..»

«У меня нет никакого сомнения, в том, что искусство – это долг, то есть, если ты что-то создаёшь, ты чувствуешь, что должен это сделать. Но только время покажет, смог ли я стать медиумом между универсумом и людьми».

«Прежде, чем строить концепцию, в частности, взгляда на искусство, надо ответить на другой вопрос, гораздо более важный и общий: в чём смысл человеческого существования? Мне кажется, мы должны использовать наше пребывание на земле, чтобы духовно возвыситься».

«Мне пришла мысль, что содержательно искусство есть реакция человека, находящегося на низком уровне, в его стремлении к более высокому уровню. Именно этот драматический конфликт, где одновременно пролегает в сумерках для человеков избранный путь, и есть содержание искусства и художественная форма. А также и материал. Но если художник по-настоящему осознаёт это своё драматическое положение, то материал, из которого делается искусство, становится уже не важен И он пользуется любым вспомогательным средством».

«Кроме художественного произведения, – писал Андрей Тарковский, – человечество не выдумало ничего бескорыстного, и смысл человеческого существования, возможно, состоит именно в создании произведений искусства, в художественно акте, бесцельном и бескорыстном. Возможно, в нём как раз проявляется то, что мы созданы по подобию Бога».

Гений сюрреализма Сальвадор Дали признавал: «Сам я, когда пишу, не понимаю, какой смысл заключён в моей картине. Не подумайте, однако, что она лишена смысла! Просто он так глубок, так сложен, нарочит и прихотлив, что ускользает от обычного логического восприятия».

Когда Сальвадор Дали ответил согласием на предложение создать музей его имени, он поставил условие, что там не будут проводить экскурсий. Он не хотел, чтобы кто-то навязывал свои представления о его творениях. «Я сам не понимаю своих произведений…»

«Наше время – эпоха пигмеев, – говорил Дали. – Остаётся только удивляться тому, что гениев ещё не травят, как тараканов, и не побивают камнями».
«В наше время, когда повсеместно торжествует посредственность, всё значительное, всё настоящее должно плыть или в стороне, или против течения».

Говорят, в последние годы Дали продавал чистые полотна со своей подписью. Он презирал «ценителей живописи», называя их «идиотами».

В фильме Такеши Китано «Ахиллес и черепаха» художник и его агент весьма откровенно и цинично говорят о том, как продать меценату очередную мазню: «скажи ему, что это импрессионизм, он купит».

«Художник и покупатель это двое сумасшедших: один, не зная зачем, пишет картину, другой, не зная зачем, её покупает». (Борис Борщ)

В фильме «Ночь в музее» дети никак не реагируют на рассказ учительницы о картине, пока она не называет цену произведения – миллион долларов! Только тогда они смотрят на картину с восхищением.

Если искусство это то, что пользуется спросом, то можно ли назвать искусством то, что никто не хочет покупать?
В галерее современного искусства «Эрарта» я задал вопрос о ценности искусства известному кинорежиссёру Александру Сокурову.

При всей условности искусства, споры и конфликты по поводу художественных произведений не утихают. Недавно Пушкинский музей потребовал передать часть коллекции импрессионистов из Эрмитажа с целью воссоздать музей современного западного искусства в Москве.
Бывая в Эрмитаже, я по привычке всегда поднимаюсь на третий этаж, где выставлены импрессионисты. Не только питерцы, но и любители искусства со всего мира специально приезжают в Петербург, чтобы любоваться этой коллекцией.

А чтобы полюбоваться статуей Венеры Милосской (богини любви Афродиты) люди со всего мира приезжают в парижский Лувр.

Статуя богини любви Афродиты сделана из белого мрамора и относится к середине II века до нашей эры. Поскольку база с подписью автора утрачена, авторство приписывается Праксителю (350 год до н.э.).
Говорят, что Венера – «тайна при ярком свете».
Почему эту скульптуру назвали именем богини любви? Потому что красота вызывает любовь? Или потому что красота символ совершенства?
Но что есть красота?

Красота вещь необъяснимая - как морозный узор на стёклах. Что делает красивыми снежные торосы: мастерская ветра или наше воображение? И почему они кажутся нам прекрасными? Только потому, что соответствуют нашим представлениям о совершенном? Но откуда в нас эти представления о совершенном?

Может ли искусство свести с ума? Примеров тому множество. Композитор Чюрлёнис, художник Врубель, скульптор Камилла Клодель и множество других примеров, доказывающих, что гениальность и помешательство весьма близки.
Искусство – великая сила, оно может возвысить душу, но может её и разрушить, как это случилось с Камиллой Клодель: «дар, отпущенный ей природой, привёл её к несчастью».

Стоит ли искусство того, чтобы ради него жертвовать своей жизнью?
Для настоящего художника это не вопрос.
«Нужно служить, отдавать себя в жертву искусству», – считал Андрей Тарковский. – «По-моему, искусство существует только потому, что мир плохо устроен».

Настоящее искусство творится бескорыстно. И хотя подчас за деньги, но НЕ РАДИ ДЕНЕГ!

Флорентийский торговец шёлком Франческо дель Джокондо, заказавший портрет своей третьей жены Лизы у Леонардо да Винчи, отказался забирать готовую картину. Будто бы потому, что Мона Лиза оказалась беременна и у неё случился выкидыш. Зато Леонардо да Винчи считал «Джоконду» своим любимым творением, и никогда с ним не расставался.

Что только не видят в загадочной улыбке Моны Лизы: и автопортрет самого Леонардо, и зашифрованный лик Христа, и образ вечной женственности.
Кому же улыбается Джоконда?

Думаю, что феномен загадки улыбки Джоконды всего лишь проявление такого психологического явления как конформизм. Когда 9 человек из 10 говорят, что улыбка загадочна, оставшийся один, как правило, склонен соглашаться, что «чёрное это белое». В этом и заключается феномен конформизма.

Самый яркий пример – творчество Энди Уорхола. Сколько бы мне ни говорили, что его творчество гениально, я не вижу в нём ничего, кроме распиаренной рекламы.
Энди весьма успешно использовал и тиражировал образ Джоконды по принципу: одна баночка колы не искусство, а много баночек на картине уже шедевр.
Человек существо программируемое. Что ему внушишь, тому он и будет поклоняться.

Произведения искусства считаются отличным вложением средств, поскольку в условиях инфляции они не обесцениваются, а только дорожают.
Но какое произведение является искусством, до их пор вопрос дискуссионный. Достаточно вспомнить, как долго не хотели признать искусством живопись импрессионистов. И таких примеров множество. Для кого-то и куча дерьма в золотой рамке искусство.

Иногда художники пытаются создать нечто такое, что не может быть приобретено в качестве материальной ценности. Например, перфоманс. Это всего лишь представление, после которого ничего не остаётся кроме идеи, его нельзя ни купить, ни продать.

Когда первобытный человек создавал наскальные рисунки, он не задумывался, что это назовут искусством.
Возможна ли сегодня такая практика, которая в будущем будет признана искусством?

Недавно я побывал в галерее «Скороход», созданной в бывших цехах известного производства обуви. Философ Александр Секацкий и антрополог Николай Грякалов рассуждали о проблемах современного искусства.

Искусство занимается не изобретением форм, а поимкой сил.
Искусство это конструирование нового языка.
Искусство – это некий ритуал, то, чего не делать нельзя, без чего мир развалится.

Я считаю, что истинное творчество - всегда восстание, истинный художник - всегда революционер. Потому что искусство - это протест против цивилизации!
Художник тем и нравится, что бросает вызов обществу своим творчеством, своим образом жизни. Ведь привлекает то, на что сам не способен. Писатель должен говорить то, в чём страшно признаться читателю. В конечном итоге, интересует даже не само произведение, а личностный подвиг его создателя, личность самого творца!

«Каждый - художник на пути к освобождению социального организма».

Сальвадор Дали написал формулу, обеспечивающую достойную жизнь людей:
«У человека должны быть ограниченные материальные потребности и безграничные – духовные. Только так можно достойно прожить каждому из нас и всему человечеству».

Для меня лично произведением искусства является то, что вызывает катарсис, очищает душу, заставляет задуматься о вечном, побуждает совершать добрые поступки и творить любовь – всё, что преображает человека.

«Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты…»

Слова «гений чистой красоты» принадлежат русскому поэту Василию Жуковскому, который в 1821 году в Дрезденской галерее любовался картиной Рафаэля Санти «Сикстинская Мадонна».
Я всегда мечтал воочию увидеть «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля, и мечта моя сбылась.

Возможно, не всем эта картина нравится. Но, как говорят, за много веков она понравилась стольким великим людям, что теперь сама выбирает, кому нравится.

Картина «Сикстинская Мадонна» была написана Рафаэлем в 1512-1513 годах по заказу Папы Юлия II для алтаря церкви монастыря Святого Сикста в Пьяченце, где хранились мощи Святого Сикста и Святой Варвары. На картине Папа Сикст II, принявший мученическую смерть в 258 г. н.э. и причисленный к лику святых, просит Марию о заступничестве за всех, кто молится ей перед алтарём. Поза Святой Варвары, её лицо и потупленный взор выражают покорность и благоговение.
Рафаэль стремился преобразовать человеческое в божественное, а земное в вечное.

Красота. Что делает с нами красота! Это не просто мечта, ищущая воплощения в любви, а нечто большее. Это напоминает гипноз, когда мы становимся пленниками собственного воображения и готовы, как лунатики, следовать за красотой повсюду, бежать за ней, в надежде поймать милостивый взгляд, делающий нас счастливыми. Когда глаза любуются очаровательной наружностью, воображение дорисовывает остальное, заставляя восхищаться носителем чуда.

Запечатлённый Рафаэлем образ женщины с младенцем, навсегда вошёл в историю живописи как нечто нежное, девственное и чистое. Однако в реальной жизни женщина, изображённая в образе Мадонны, была далеко не ангелом. Более того, она считалась одной из самых развратных женщин своей эпохи.

«От нас требуют правды. Но нужна ли им правда на самом деле?» – говорит Тициан в фильме «Эль Греко». – «Послушайся моего совета: никогда не показывай им всё. Они никогда тебе этого не простят. Всякое искусство опасно, как все великие тайны Бога».

«Творчество для меня самого это тайна. Откровение всегда тайна. Когда пишу от сердца - получается всё, когда от головы - ничего! Я не придумываю, а лишь подчиняюсь вдохновению, пытаясь понять, что должно быть написано и как; стараюсь не столько объяснить, сколько выразить, и даже не столько выразить, сколько отразить, уловить замысел, который обнаруживается в логике преследующей меня мысли, помогаю ему выкристаллизоваться. Творения создаются сами, с моей лишь помощью».

«Процесс творчества это богоуподобление! Творчество - проявление божественной сущности человека, это жажда мира иного, это медитация, это молитва. И потому всякое творчество базируется не на размышлении, а на интуиции. Не может быть постижима Истина через интеллектуальное усилие, но лишь через мистическое откровение, через личный духовный опыт. Мысль - неуклюжая попытка выразить чувство, всё равно что облака запихнуть в рамку. Ответ вначале нужно почувствовать, а лишь потом пытаться понять!»

«Чувства, настроение художника не пустое, это игра вдохновения, лабиринты творческого процесса. Вдохновение иррационально. Без вдохновения нет творчества. Но оно требует веры!
Не может сколько-нибудь стоящий художник не верить в Бога, ну, или во Вдохновение, в Музу, - дело не в названии, а в чувстве, которое побуждает не спать ночами и творить, творить, творить... Ведь творит художник не потому, что надеется быть понятым, а от неустроенности, преодолевая страдание, а вовсе не от душевного комфорта. Для него творчество - самоспасение! Именно потому истинное творчество бескорыстно. Таково назначение художника - превращать страдания в произведения искусства. Главная же цель - чистота души, постижение Истины и обретение покоя.

Художник мир творит, он - демиург, он - бог,
Он слышит зов Небес, он ловит Музы слог.
Он тонкий инструмент божественных начал,
И требует Глагол, чтобы поэт молчал.
Художник - Музы раб, ревнует Дух его,
Кто служит - даёт всё, а прочим - ничего.
Не сотворит поэт того, что Бог ему не даст,
И должен помнить он про свой последний час.
Не выдумать того, что нет в Мире Идей,
И чтобы сотворить, любить нужно людей,
И верить в то, что Бог поэту говорит,
Ведь истинный поэт не от себя творит.
Художник видит то, что многим не дано,
В грядущее он зрит сквозь мутное стекло,
Пытаясь Божий Смысл в твореньи разгадать,
И миру возвестить о том, что должно стать.
Художник есть пророк, поэт - пророк вдвойне,
Он возвещает то, что хочется Судьбе.
Он жертвует собой, чтоб им Господь вершил,
Поэт живёт затем, чтоб Бог им мир творил.
Не смеет он просить, ведь он имеет дар,
Творит душою он, и тела нужд не раб.
Он просит тишины, чтоб слышать Бога глас,
И он творит мечты, что так нужны для нас.
Не нужен и комфорт - талант погубит он! -
Нужна лишь тишина, и только хлеб, да сон.
Удобства ведь не цель, а чтоб он мог творить,
Здесь деньги не важны, ведь Музы не купить,
Не вымолить стихов, не выпросить любви,
Ведь вдохновенье - Дар, упорный труд души.
Не ценится поэт, пока средь нас живёт,
Но станет знаменит, как только он умрёт.
Укором служит он для тех, кто спит душой.
Он странник на Земле, он странный, он чужой.
Поэт - слуга Небес, орудие Творца,
Бог в лицах всех творцов, и Он же без лица.
Невзгоды - хлеб души, и стимул нам расти,
И чтоб поэтом стать, ты их благодари.
Поэт - всегда борец, художник и герой.
И Бог им говорит. Он только Богу свой!»
(из моего романа-быль «Странник»(мистерия) на сайте Новая Русская Литература