Кое у кого скоро может возникнуть мнение о том, что о II мировой войне все, абсолютно все рассказано, разжевано, вверх дном перевернуто. Но нет: в ее истории оказался странный пробел, полагает 46-летний немецкий писатель Норман Олер (Norman Ohler). Он считает, что обнаружил этот пробел, неправильно поставленный элемент паззла, или, во всяком случае, недостаточно оцененное дополнительное объяснение того, как преисподняя стала такой, какой стала: а именно то, что в Третьем рейхе центральное место занимали наркотики.

В книге «Наркомания Гитлера» (Hitlers rus), которая привлекла к себе большое внимание в Германии и которая в эти дни выходит на норвежском, Олер особенно много внимания уделяет бумагам, оставшимся от доктора Тео Морелля (Theo Morell), личного врача Адольфа Гитлера, поставлявшего ему наркотики с 1941 по 1945 гг.

Олер — не единственный, прочесавший архивы, оставшиеся после Моррелля, о нем писали многие военные историки, уже в 1960-е годы была написана его биография. Известным фактом является и то, что и Гитлеру, и многим из его окружения чувствовать себя здоровыми помогали медикаменты.

«Но Морелль на удивление мало известен, если подумать о том, что он был тем человеком, которого Гитлер чаще всего видел в годы войны. И будет большой ошибкой рассматривать его как курьезную второстепенную фигуру», — говорит Олер в беседе с Aftenposten.

Морелль впихивал в фюрера огромное количество таблеток и, вероятно, всадил ему в руку сотни шприцов с опиатами, прежде чем нацистское государство рухнуло.

Миллионы пилюль для солдат

В книге центральное место отводится и допингу для гитлеровских солдат. Для осуществления безумных завоевательских походов на запад и на восток солдат Адольфа Гитлера щедро снабжали такими стимуляторами, как метамфетамин, сегодня известный как crystal meth, который позволяет бодрствовать как можно дольше.

Контекст

Финские разведчики: упорство и амфетамины

Helsingin Sanomat 11.10.2016

Наркотики в Третьем рейхе

Expressen 12.10.2016

Как Гитлер стал Гитлером

The National Interest 20.10.2016
Парадоксы просто выстраивались в очередь. Идеологически нацисты культивировали сильное, чистое и пышущее здоровьем тело. Нацисты активно наводили порядок в том, что в Берлине в период между двумя войнами воспринималось ими как декадентское и морально нездоровое. Вскоре после того, как они пришли к власти в 1933 году, были запрещены средства, вызывающие привыкание, и многие зависимые от наркотиков люди оказались в концлагерях довольно быстро.

Чемпион мира в химическом допинге

Но Германия была сверхдержавой и в области фармацевтической промышленности, эдакая страна-передовик в химическом допинге. Англия и Франция позволяли стимулировать себя кофе, чаю, перцу, ванили и другими товарами из колоний, а Германии пришлось найти другой путь, когда страна лишилась своих сравнительно небольших колоний в результате Версальского мира, пишет Олер. Путем к стимуляции стали химические субстанции. В 1926 году Германия возглавляла список стран, производящих морфин, она была также мировым лидером в экспорте героина.

Народный допинг первитин

В 1937 году завод Temmler-Werke в Адлерсхофе (Adlershof) в Берлине получил патент на особо бодрящее средство, химический метамфетамин, которое получило название первитин. Оно продавалось в аптеках без рецепта и стало источником счастья и уверенности в себе для миллионов. Это был «национал-социализм в форме таблеток», пишет Олер, таблетки первитина поглощали рабочие, домохозяйки, солдаты.

Только в 1939 году удалось задокументировать побочные эффекты настолько хорошо, что средство стали продавать по рецепту. Но препарат потребляли по-прежнему широко. В том числе и военные: они увидели большую ценность препарата в том, что он приглушал чувство голода и потребность в сне при экстремальных нагрузках. Весной 1940 года перед блицкригом в Бельгии, Нидерландах и Франции для армии и авиации была заказана партия в 35 миллионов таблеток.

«Я требую от вас, чтобы вы не спали минимум по три дня и ночи, когда это необходимо», — приказывал генерал танковой армии Хайнц Гудериан. А для этого хорошо было иметь первитин. «В ночь на 11 мая 1940 года было использовано очень много таблеток. Тысячи солдат обнаружили их за отворотами пилоток, или же получили их от офицеров санитарной службы».

Как Гитлер превращался в наркомана

На Восточном фронте после нападения на Советский Союз в 1941 году первитин использовался не очень широко. Расстояния были чересчур большими, бои затягивались, зима была слишком суровой — оказалось, что изматывающую войну с превосходящей немецкую Красной Армией невозможно выиграть с помощью таблеток.

Да и для Гитлера, который принимал все больше все более сильных наркотических средств, средства химической стимуляции не могли быть спасением. Но он принимал огромные количества медикаментов, и в виде таблеток, и в виде инъекций — от своего личного врача Морелля:

«С августа 1941 года по апрель 1945 года личный врач лечил Гитлера почти ежедневно. Есть записки Морелля о 885 из 1349 днях в этот период. В 1100 случаях речь идет о медикаментах, упоминается почти 800 инъекций».

Не курит, не пьет, ест много овощей

Наркомания Гитлера тоже была своего рода парадоксом:

«Он не курит, он не пьет, он ест почти исключительно одни овощи, не прикасается к женщинам», — писал восторженный товарищ по партии об Адольфе Гитлере до того, как разразилась война. Но к концу 1944 года фюрер стал наркоманом, получавшим ежедневные инъекции от своего личного врача, который всегда был тут как тут, корпулентного доктора Тео Морелля, у которого до войны была процветающая частная практика на Курфюрстендамм (Kurfürstendamm) в Берлине.

Холодный и нездоровый бункер

На самом деле Норман Олер собирался писать роман об употреблении наркотиков в третьем рейхе. Но когда в архиве в Кобленце ему попались записки Морелпя, он понял, что впервые в жизни должен написать документальную книгу. Потому что просто-напросто не мог забыть о том, что личный врач день за днем записывал о своем «пациенте А», Адольфе Гитлере.

«Холодный и нездоровый бункер» — так с озабоченностью писал доктор Морелль о штаб-квартире «Волчье логово» (Wolfschanze) в Восточной Пруссии, срединном пункте жизни Гитлера в три чудовищно плохих года с июня 1941 года.

Когда германская 6-я армия в феврале 1943 года потерпела поражение под Сталинградом, и военная удача обернулась неудачей и отчаянием, в быстро стареющем Гитлере стали происходить физиологические изменения. Коктейля из гормонов, стероидов и витаминов становилось явно недостаточно, сделал вывод доктор Морелль.

Переход на инъекции

Летом 1943 года союзники высадились на Сицилии, Италия вот-вот собиралась переметнуться на другую сторону, а Красная Армия выиграла крупнейшее в военной истории танковое сражение с немцами под Курском.

18 июля доктор Морелль написал в своем дневнике о «пациенте А»: «Тело натянуто, как наполненное газом. Выглядит очень бледным, чрезвычайно нервный. Завтра чрезвычайно важная беседа с дуче».

По словам Олера, именно в этот день Морелль сделал Гитлеру первую инъекцию эукодала — опиата и обезболивающего средства от фирмы Merck в Дармштадте, «прототипа дизайнерского допинга, обладающего необычайно сильным действием и удовлетворительным потенциалом эйфоризации, который был гораздо лучше героина, своего фармакологического двоюродного брата».

Здоровье и настроение Гитлера сразу же стало настолько лучше, что он срочно потребовал добавки. Беседа с итальянцем и соратником, дуче Бенито Муссолини, прошла так замечательно, что Муссолини отложил свой переход на другую сторону.

Медикамент X

Неизвестно, сколько всего инъекций этого препарата было сделано. Морелль начал записывать медикамент в своих дневниках как «х». Олер исходит из того, что это короткий код эукодала. Существование в «Волчьем логове» становилось все мрачнее.

«В темноте далекий от жизни диктатор избегал любой формы прикосновений. Действительность едва ли доходила до него. Единственное, что пробивалось через его щит, были кончики иглы личного врача, наполнявшего его кровеносные сосуды допингом из гормонов».

Замена митингам

Гитлер уже не мог вдохновлять публику на массовых митингах. Раньше контакт с ликующим народом давал ему массу энергии, а поскольку сейчас он был изолирован, то нуждался в химической замене, и это вновь усиливало его изолированность.

6 июня 1944 года, когда союзники перебрались через Ла-Манш, высадились в Нормандии и начали наступление на нацистскую Германию с запада, Гитлер спрашивал себя, как в бреду, было ли это большим вторжением, или нет.

«Когда Морелль поспешил вколоть ему „X“, он сразу же успокоился, внезапно стал общительным, пришел в хорошее расположение духа, наслаждался днем, хвалил хорошую погоду, а всех, кто ему попадался на пути, добродушно хлопал по плечу».

Отставка перед концом безумия

Только 17 апреля 1945 года, за 13 дней до того, как Гитлер покончил жизнь самоубийством в бункере под зданием рейхсканцелярии, Морелль был уволен со своей должности личного врача.

«Отправляйтесь домой, снимите с себя форму личного врача и ведите себя так, как будто Вы меня никогда не видели», — прорычал ему Гитлер.

Перепуганный Морелль, страдающий от излишнего веса, испытывающий проблемы с сердцем, превозмогая одышку, как можно быстрее выкарабкался из бункера, позже в тот же день он перебрался на самолете из Берлина в Мюнхен, где его в конце войны обнаружили и арестовали американцы. Весной 1947 года его отпустили и оставили на улице перед зданием вокзала в Мюнхене, без ботинок, одетого в поношенный плащ. Медсестра из Красного Креста, наполовину еврейка, сжалилась над ним и отвела его в больницу в Тегернзее (Tegernsee), где он умер 26 мая 1948 года.

Факты: наркомания Гитлера

«Наркомания Гитлера. Народ и фюрер под кайфом» выходит в Норвегии в издательстве Spartacus forlag. Оригинал вышел в прошлом году на немецком: «Тотальный кайф. Наркотики в третьем рейхе («Der totale Rausch. Drogen im Dritten Reich»).

Писатель Норман Олер (46 лет) вырос недалеко от границы с Францией, живет в Берлине, раньше написал три романа и несколько киносценариев, в частности, вместе с Вимом Вендерсом (Wim Wenders) и Деннисом Хоппером (Dennis Hopper).

В Германии книга получила неоднозначный прием

Когда в прошлом году книга Нормана Олера вышла в Германии, она привлекла внимание, но в газетах встретила неодноззачный прием.

«Великолепно рассказанное вторичное разоблачение давно известных фактов, обильно сдобренное порцией спекуляций», — писал еженедельник Der Spiegel.

Олер написал крайне спекулятивную книгу и не слишком хорошо понимает разницу между словами «возможно» и «действительно», — ворчала Die Zeit. Газете показалось, что прием Гитлером наркотиков мог бы быть использован для того, чтобы объяснить стечением обстоятельств или даже оправдать бесконечное зло, которое представлял собой нацизм.

Frankfurter Allgemeine, напротив, констатировала в своей рецензии, что Олер написал одну из самых интересных книг года.

Немец получил признание и у ведущего британского биографа Гитлера Яна Кершоу (Ian Kershaw), а также у немецкого военного историка Ханса Момзена (Hans Mommsen), который утверждал, что Олер проделал работу весьма толково с методической точки зрения и залатал пробел в знаниях.

Они только усиливали то, что уже было заложено

Олер позаботился также и о том, чтобы во избежание недоразумений подчеркнуть в конце своей книги: за нацизмом стояли не наркотические вещества, и вовсе не наркотические вещества способствовали закрытию самой мрачной главы в истории Европы:

«Наркотические вещества лишь способствовали усилению того, что уже было там заложено».

«Войну без употребления сильнодействующих препаратов вообще невозможно себе представить. Наркотики всегда были частью этого, и всегда ею будут», — примирительно заявил Норман Олер в беседе с Aftenposten.

Адольф Гитлер верил, что алкоголь, никотин и употребление мяса образуют разрушительный для здоровья дьявольский замкнутый круг. Тем не менее, он выпивал немного травяного ликёра после обеда, так как страдал желудочными болями и метеоризмом. Он также ежедневно принимал до шестнадцати пилюль «Antigas», содержавших нейротоксины, стрихнин и белладонну/атропин.

Начиная с 1937-го, возможно уже с 1936-го, получал инъекции свежеоткрытого метамфетамина (торговая марка: первитин), скорее всего их делал его личный врач д-р Морель. Начиная с 1941 года, он получал один укол ежедневно, как только проснётся, особенно перед важными встречами или речами. Его колол «Рейхс-министр шприцев» — Геринг. Впоследствии потребление первитина увеличилось до 8 уколов в день.

Дополнительно Гитлер принимал изготовленные специально для него таблетки «Vitamultin», упакованные в золотую бумагу — они также содержали метамфетамин, в последний год войны до десяти штук в день.

Кроме того, он постоянно посасывал кофеиносодержащие конфеты «Cola-Dahlman». Поначалу это придавало бодрости и приподнимало настроение, но вскоре приходили апатия, депрессия и припадки бешенства. Бессонница и отсутствие аппетита сменялись фазами долгого сна и неумеренного приёма пищи.

В 1939 году у Гитлера появилась привычка обкусывать кожу вокруг ногтей на большом, указательном и среднем пальцах обеих рук. Кончики его пальцев были постоянно воспалены. В 1942 году руки и ладони начали дрожать, словно при болезни Паркинсона, после чего ему дополнительно прописали опиаты, а также излюбленный бодибилдерами «сексуальный гор-
мон» тестовирон.

Начиная с 1942-го, он так часто расцарапывал себе шею, что она постоянно была усыпана гнойничками-пустулами. У Гитлера повысилась светочувствительность, он стал терять вес, страдал головными болями.

После неудачного покушения 20 июля 1944-го у Гитлера появились кровотечения слуховых проходов. Специалист-отоларинголог д-р Гизинг опасался серьёзного заболевания лобных пазух и предлагал лишь одно средство лечения: смазывание слизистых оболочек десятипроцентным раствором кокаина, чтобы уменьшить воспаление и снять боль. 1 октября Гитлер среагировал на очередное кокаиновое смазывание приступом сердечно-сосудистой недостаточности.

21 апреля 1945-го, на следующий день после последнего дня рождения Гитлера, д-р Морель покинул бункер фюрера, захватив с собой все запасы наркотиков.
У Гитлера оставалась последняя возможность добиться столь необходимой стимуляции: кокаиновые глазные капли. Препарат сильно расширял зрачки и делал их столь светочувствительными, что он не мог более переносить дневной свет. Помимо того возникал эффект оцепенения глазных мышц. Когда Гитлер и Ева Браун совершили самоубийство 30 апреля 1945-го, он был функционально слеп.

The Guardian опубликовало интервью с немецким историком, у которого есть своя версия того, как нацисты сумели завоевать Европу. Эту точку зрения он изложил в книге об употреблении - и злопутреблении наркотиками в Третьем рейхе.

Немецкий писатель Норман Олер живет на последнем этаже многоквартирного дома XIX века, расположенного в Кройцберге, районе Берлина на южном берегу Шпрее. Собираясь к нему в гости, будьте готовы испытать головокружение.

Во-первых, он работает и принимает посетителей в мансарде со стеклянными стенами, которые, на первый взгляд, должны рассыпаться при малейшем дуновении ветра. Сам он называет это своей «башней писателя».

Во-вторых, оттуда открывается вид на два совершенно разных Берлина: один - оживленный и динамичный, другой - призрачный и серый. Слева вы увидите забитый машинами мост Обербаумбрюкке, где во времена холодной войны был пропускной пункт, а за мостом находится самый длинный сохранившийся кусок Берлинской стены, которая вдруг переходит в построенный в 2013 году квартал элитного жилья. В большом здании напротив стены сейчас расположено издательство Universal Music, а при ГДР это был холодильный склад, где хранились яйца.

Влияет ли это на Олера, когда он сидит за своим рабочим столом и лучи света отражаются в мониторе его ноутбука? Ощущает ли он присутствие призраков прошлого? «Да, это странное чувство», - с улыбкой отвечает Олер на мой легкомысленный вопрос. Однако такие путешествия во времени для него не впервой.

«Я помню 90-е, - продолжает писатель. - Стена только что рухнула, и я экспериментировал с наркотиками - экстази, ЛСД и все такое. Наступило время техно, и в восточной части было множество пустых зданий, где мы тусовались и впервые встретились с парнями из ГДР.

Это были суровые ребята, которые не понимали, как вести себя с иностранцами, но благодаря экстази им удавалось в какой-то мере избавиться от ненависти и страха по отношению к нам. В то время можно было зайти в одно из таких зданий и словно оказаться в прошлом. Конечно, сейчас все иначе. Я больше не принимаю наркотики. Но я помню те ощущения и, возможно, именно поэтому мне удалось написать эту книгу».

Разумеется, в скором времени достоинства нового препарата оценили и солдаты. В «Тотальном кайфе» Олер приводит письмо, написанное с фронта в 1939 будущим нобелевским лауреатом Генрихом Беллем, в котором тот умоляет родителей прислать ему первитин, единственное средство, с чьей помощью он может побороть своего главного врага - сон.

В Берлине за поддержание работоспособности «одушевленных машин» вермахта, то есть, солдат, отвечал Отто Ранке, директор Института общей и оборонительной физиологии, который после проведения ряда испытаний пришел к выводу, что первитин действительно прекрасное средство для восстановления сил у изможденных солдат. Благодаря ему не только отпадала необходимость во сне (Ранке, который сам подсел на этот наркотик, утверждал, что мог без устали работать 50 часов подряд), но и наступало раскрепощение, так что сражаться становилось легче или, во всяком случае, не так страшно.

В 1940 году, когда были готовы планы вторжения во Францию через Арденны, военным врачам был разослан указ, касавшийся употребления стимуляторов, где им рекомендовалось давать солдатам по одной таблетке в течение дня, еще две ночью, с коротким перерывом между дозами, и, при необходимости, еще одну или две таблетки через 2−3 часа. Вермахт заказал для армии и люфтваффе 35 миллионов таблеток, и фабрика Temmler увеличила объемы производства, так что Беллю и его товарищам больше не надо было писать родителям просьбы прислать еще первитина.

Можно ли считать, что успех блицкрига был связан в первую очередь с тем, что вермахт использовал метамфетамин? Что думает Олер по этому поводу? «Моммзен всегда говорил мне, что нельзя сводить историю к какому-то одному фактору, - отвечает с улыбкой писатель. - Однако вторжение во Францию стало возможным благодаря наркотикам. Не было бы наркотиков, не было бы и блицкрига. Когда Гитлер узнал о плане совершить бросок через Арденны, ему понравилась эта идея, так как все силы союзников были сосредоточены на севере Бельгии. Однако верховное командование сказало, что это невыполнимо, так как солдатам ночью нужен отдых, а союзники успеют за это время отступить, и армия застрянет в горах. Но тут был издан указ о стимулянтах, и за счет этого солдаты смогли обходиться без сна три дня и три ночи. Роммель, который тогда командовал одной из танковых дивизий, был под кайфом, как и все его командиры, а без танков у них ничего бы не вышло».

После этого в верховном командовании наркотики воспринимали как эффективное оружие, благодаря которому можно было выигрывать безнадежные битвы. Например, в 1944−1945, когда было совершенно понятно, что победить союзников практически невозможно, немецкий флот поставил на вооружение серию подводных лодок, рассчитанных на одного человека; суть фантастической затеи заключалась в том, что эти субмарины размером с консервную банку достигнут устья Темзы.

Так как все это стало бы возможным только при условии того, что пилоты этих лодок обходились бы без сна в течение нескольких дней, Герхард Орцеховски, главный фармаколог военно-морских сил на Балтийском море, за неимением другого выхода начал разрабатывать новое суперсредство - кокаиновую жвачку, которая стала бы самым тяжелым наркотиком из тех, что предназначались немецким солдатам. Жвачка была испытана на узниках концлагеря Заксенхаузен, которых заставили идти по движущейся дорожке, сделанной для тестирования обувных подошв; заключенные маршировали по ней, пока не падали от изнеможения.

«Это было чудовищно и безумно, - тихо говорит Олер. - Даже Моммзен был потрясен, узнав об этом. Он никогда не слышал о таком раньше». По мере того, как наркотики начинали действовать, юные моряки, заключенные в стальные корпуса подлодок, где не могли пошевелиться и были полностью отрезаны от остального мира, страдали от тяжелейших расстройств психики и часто теряли ориентацию, так что тот факт, что они могли не спать по семь дней, уже не имел никакого значения.

«В это невозможно поверить, - говорит Олер. - Это выходит за рамки реального мира. Но если вы сражаетесь с врагом, который вас превосходит, у вас нет другого выхода. Вы должны каким-то образом стать сильнее. Вот почему террористы используют смертников. Это нечестное оружие. Если вы готовы взорвать бомбу в толпе мирных граждан, конечно, у вас все получится».

А в это время в Берлине Гитлер тоже терял связь с реальностью, и его единственным союзником оставался доктор Морелль, приземистый врач с сомнительной репутацией.

К концу 20-х годов Морелль обзавелся процветающей практикой в Берлине, и его успех был связан с вошедшими в моду витаминными инъекциями, которые он делал своим пациентам. Через одного из них, официального фотографа рейха Хайнриха Хоффмана, он познакомился с Гитлером и, поняв, что ему выпал редкий шанс, связал свою судьбу с фюрером, который длительное время страдал от мучительных болей в желудке. Морелль прописал Гитлеру препарат Мутафлор, действующим веществом которого являются бактерии, и после того, как здоровье его пациента - «пациента А», как он стал его называть - стало улучшаться, между ними завязались отношения, основанные на том, что они оба нуждались друг в друге. Оба были одинокими людьми. Гитлер не доверял никому, кроме своего врача, в то время как положение Морелля целиком и полностью зависело от фюрера.

Когда в 1941 году здоровье Гитлера серьезно ухудшилось, витаминные инъекции, которые Морелль делал ему раньше, уже не помогали, и доктору пришлось искать новые способы лечения. Сначала на самом устрашающем вегетарианце в истории были испробованы инъекции гормонов животных, затем последовала целая серия препаратов, каждый из которых был мощнее предыдущего, и, в конце концов, Морелль начал давать Гитлеру чудо-лекарство под названием юкодал, полусинтетический опиоид, являющийся близким родственником героина (сейчас он называется оксикодон).

Главное его достоинство заключается в том, что оно вызывает у пациента приступ эйфории. Прошло совсем немного времени, и Гитлеру кололи юкодал по несколько раз в день. В итоге он сочетал эти уколы с приемом двух доз высококачественного кокаина, которые первоначально был прописан ему из-за проблем со слухом, появившихся после покушения на фюрера в бункере «Волчье логово».

Намеренно ли Морелль превратил Гитлера в законченного наркомана? Или он просто не смог противостоять выработавшейся у фюрера зависимости? «Не думаю, что он сделал это нарочно, - говорит Олер. - Но Гитлер доверял ему. Когда его окружение пыталось избавиться от Морелля осенью 1944-го, Гитлер заступился за него. Впрочем, к тому моменту, он уже понимал, что оставшись без своего врача, он долго не протянет. Между ними были прекрасные отношения. Морелль любит делать инъекции, а Гитлер любил их получать. Из-за проблем с желудком ему не нравилось принимать таблетки, и он хотел быстрого эффекта. Время поджимало, Гитлер думал, что умрет молодым». Когда он понял, что стал зависимым от наркотиков? «Довольно поздно», - отвечает Олер. - Говорят, что однажды он сказал Мореллю: все это время ты давал мне опиаты. Однако, как правило, они не говорили об этом напрямую. Гитлер не любил упоминать о юкодале. Возможно, он старался отогнать от себя эти мысли. А Морелль, как и любой другой дилер , никогда не говорил открыто: да, ты подсел на наркотики, и у меня есть кое-что для тебя". Так что же, он объяснял это необходимостью лечения, а не наркозависимостью? «Да, именно так».

Эффект действия наркотиков стороннему наблюдателю мог показаться чудом. Только что Гитлер был так слаб, что едва стоял на ногах, а в следующее мгновение он энергичен и извергает проклятия в адрес Муссолини.

Кстати о Муссолини. В итальянском издании «Тотального кайфа» будет дополнительная глава. «Я выяснил, что Муссолини тоже был пациентом Морелля, который называл его „пациентом D“ от слова „дуче“. После того, как немцы сделали его марионеточным лидером Италии в 1943 году, Муссолини было велено пройти обследование у доктора».

Олер снова вскакивает и выбегает из комнаты, чтобы вернуться с очередным документом. «У меня недостаточно материала, чтобы утверждать, что он был наркоманом. Но он получал те же наркотики, что и Гитлер. Каждую неделю врач составлял отчет о его здоровье». Олер водит пальцем по напечатанному на машинке тексту и сразу переводит для меня: «Ему стало лучше, он снова играет в теннис, вздутие живота прошло... Доктор пишет о нем, как о скаковой лошади».

Однако для Гитлера худшее было еще впереди. Когда заводы, производившие первитин и юкодал, были разбомблены авиацией союзников, запасы его любимых наркотиков стали подходить к концу, и в феврале 1945 года фюрер страдал от абстинентного синдрома. Его ломало, изо рта текла слюна, и он колол себя золотым пинцетом , представляя собой жалкое зрелище. «Все описывают плохое состояние здоровья Гитлера в те последние дни, проведенные в берлинском бункере, - говорит Олер. - Однако четкого объяснения этому нет. Предполагается, что он страдал от болезни Паркинсона. Для меня же совершенно очевидно, что это было частично связано с абстинентным синдромом. Да, паршиво же ему пришлось. Он проигрывал войну, и у него был чудовищный отходняк».

Как известно, два месяца спустя Гитлер и его жена Ева Браун, еще одна пациентка Морелля (как и Лени Рифеншталь), покончили с собой. Какова же была судьба Морелля? Мы знаем, что он остался в живых, но понес ли доктор какое-то наказание?

«Думаю, что многим нацистам удалось уйти от ответственности за то, что они сделали, - говорит Олер. - Но не ему. Он не сбросил старую кожу, не начал новую карьеру, и не разбогател, написав мемуары, хотя Морелль мог заявить, что не совершал военных преступлений, и это было бы правдой. Он потерял рассудок. Перестал существовать как личность. Морелль - это трагическая фигура. Он не был по природе плохим человеком. Он был оппортунистом».

В 1947 году американцы допросил Морелля и, отчаявшись получить от него какую-либо информацию, отпустили на свободу в Мюнхене. Там его подобрала медсестра из Красного Креста, наполовину еврейка, которая пожалела превратившегося в развалину бездомного сумасшедшего. Она устроила Морелля в больницу в городе Тегернзее, где он и скончался год спустя.

«Тотальный кайф» определенно повлияет на восприятие некоторых аспектов истории Третьего рейха в будущем. Однако, конечно, даже с помощью книги Олера мы не приближаемся к тому, чтобы постичь суть национал-социализма, и писатель испытывает от этого некоторое разочарование. Сам он пытался понять это с детства (Олер родился в семье судьи и вырос рядом с французской границей). «Для того я и писал эту книгу, - говорит он. - Я надеялся, что она станет контрпропагандой нацизма».

Отец его матери во время войны работал железнодорожным инженером и был начальником небольшой станции в оккупированной Богемии. «Однажды в школе мы смотрели фильм об освобождении концентрационного лагеря, и для меня это стало шоком, - говорит Олер. - В тот день я спросил деда, видел ли он поезда, направлявшиеся в лагеря смерти. Он сказал мне, что однажды зимой видел поезд, который шел с запада, и подумал, что там находятся русские военнопленные. Но так как это был поезд для перевозки скота, который шел на восток, и из него доносились детские голоса, дед понял, что происходит что-то странное.

Мне тогда было лет 10, и я пытался понять, каким человеком был мой дед. Он ведь продолжал работать инженером на этой станции. Он не протестовал против этого. Дед сказал, что поезд охраняли эсесовцы, ему стало страшно, и он просто вернулся в свой кабинет и продолжил работу над чертежами. Он всегда говорил, что Гитлер был не так уже плох. В 80-е я часто такое слышал: все эти истории были преувеличены, сам Гитлер не знал об этих преступлениях и при нем был порядок».

Олер ненадолго замолкает и потом продолжает: «Все думают, что нацисты любили порядок. Но это был полный хаос. Работая над „Тотальным кайфом“ я понял хотя бы это. Из-за наркотиков люди чувствовали себя частью системы и могли ни о чем не думать».

Он надеется, что его книгу прочтет новое поколение немцев, которые предпочтут смотреть вперед в будущее, а не жить прошлым. Неужели правые опять на коне? Не потому ли он так хочет, чтобы его книга была прочитана? «Я думаю, что мы живем в опасное время, - отвечает Олер. - Я ненавижу эти нападки на иностранцев, но наши страны все время этим занимаются: в Ираке и других местах. Наши демократические правительства не очень-то хорошо справляются со своей работой в мире, где наступила глобализация».

При всем этом он не думает, что новая партия правых, Альтернатива для Германии, действительно представляет собой реальную угрозу (на выборах, прошедших в начале месяца, они обошли христианских демократов Ангелы Меркель).

«После войны правые никогда не получали сколько-нибудь значимую поддержку, - говорит Олер. - Мы помним историю Германии. Во времена моей молодости здесь даже немецкие флаги нигде не висели. Впервые я увидел флаг в 1990 году, когда Германия выиграла чемпионат мира по футболу. Возможно, происходящее сейчас, - это небольшой сбой».

Перед тем, как отправиться в аэропорт, я уговариваю Олера показать мне здание фабрики Temmler, которое все еще находилось в районе Йоханнисталь в бывшем Восточном Берлине, когда он там был в последний раз. В кино все сцены, где изображается ГДР, выглядят серыми и холодными, но, когда мы выезжаем в направлении отделанной белыми плитками лаборатории доктора Хаушильда, на улице ярко светит солнце. Двадцать минут спустя мы паркуемся на улице, застроенной жилыми домами, под каждым окном висят ящики с цветами, всюду тюлевые занавески и тихо, как на кладбище. «Ни фига себе, - произносит Олер, выбираясь из машины. - Ух ты. Его больше нет».

Несколько секунд мы удивленно смотрим на забор из проволоки, за которым высится куча из мусора и бетона, и на аккуратные красно-белые домики вокруг всего этого. Но тут уж ничего не поделаешь: как я ни стараюсь, у меня не получается наложить жутковатые черно-белые снимки фабрики, которые я видел в «Тотальном кайфе», на этот пригородный пейзаж в формате Техниколор. То, что всего полчаса назад на крыше у Олера казалось таким осязаемым, сейчас представляется чем-то нереальным и эфемерным - то ли сном, то ли галлюцинацией.

Гитлер был законченным наркоманом и сидел на метамфетамине.

Об этом пишет итальянская La Stampa.

Гитлер сидел на наркотиках, отдавая особое предпочтение метамфетамину. За бесперебойные поставки наркотиков фюреру отвечал его личный врач Тео Морелль. Об этом пишет немецкий корреспондент La Stampa Тони Мастробуони.

По ее словам, в Третьем рейхе наркотики принимали все подряд: спортсмены, артисты, военные и даже домохозяйки.

В своем письме с фронта один из самых известных немецких писателей ХХ века Генрих Белль просил семью прислать ему как можно больше первитина. В этом нет ничего скандального: метамфетамин был в моде в нацистской Германии, особенно в траншеях Второй мировой войны, отмечает Мастробуони.

Наркотик был представлен как лекарство, поддерживающее бодрость и эйфорическое состояние на протяжении многих часов. Препарат разработал врач Фриц Хаушильд, которого поразило то, какой эффект производил "бензедрин" на американских спортсменов, приехавших в Берлин на Олимпийские игры 1936 года. Эти убийственные таблетки вызывали зависимость и приводили к разрушительным последствиям: первитин очень быстро стал популярен в Третьем рейхе. Его принимали спортсмены, певцы, студенты в период экзаменов. Фабрика первитина даже изобрела конфеты, чтобы радовать домохозяек, пишет автор статьи.

С началом Второй мировой войны наркотик быстро распространился среди солдат вермахта. Автор книги Der totale Rausch ("Полная эйфория") Норман Олер (Norman Ohler) уверен в том, что наркотики сыграли главную роль не только в блицкриге против Франции в 1940 году, но и в поведении самого Гитлера. "Врачи и наркотики объясняют многое во внутренней структуре нацизма", - пишет Олер.

Главный нацистский доктор Отто Ранке говорил, что "препарат имеет огромную военную ценность". Когда Германия вторглась во Францию, Ранке не составило труда убедить генералов, в том числе и Эрвина Роммеля, давать солдатам перед наступлением первитин. Роммель знал этот препарат: он его употреблял. В середине мая 1940 года немецкие танки совершили безостановочный четырехдневный бросок и снесли с лица земли французские укрепления в Авене. Французские солдаты были потрясены настроем противника. Немцы были неудержимы. Это был метамфетаминовый блицкриг, пишет автор.

После 1941 года, пишет Олер, поведение Гитлера стало необъяснимым: речь явно идет о последствиях действия наркотиков. За 1349 дней Гитлеру были сделаны 800 уколов с метамфетамином, стероидами и другими веществами, он принял 1100 таблеток.

Представители ближайшего окружения Гитлера испытывали неприязнь к личному доктору фюрера Тео Мореллю: они боялись его могущества. И, как кажется, небезосновательно. В 1945 году Гитлер уже превратился в развалину: у него стали выпадать зубы, незадолго до капитуляции, 17 апреля, он грозил врачу смертью и ел сахар, чтобы преодолеть абстинентный синдром, отмечает Мастробуони.

Еще в прошлом году британские ученые уличили Гитлера в употреблении метамфетамина. Согласно документам, собранным во время Второй мировой войны Службой военной разведки США, принимать метамфетамин, помимо солдат, любил и сам фюрер. По данным американских спецслужб, фюрер был тем еще ипохондриком: боясь заболеть, он одновременно принимал порядка 72 препаратов, в том числе и первитин, писала год назад The Independent.

Тогда же выяснилось, что Гитлер особенно любил принимать метамфетамин перед тем, как выступить с речью. В частности, он сделал это в июле 1943 года перед своей последней встречей с Бенито Муссолини.

Наркотические препараты для фюрера выписывал его личный врач Теодор Гилберт Морелль. Адольф Гитлер у него в документах фигурировал как "Пациент А". Именно после изучения архивов Морелля исследователи пришли к выводу, что Гитлер стал наркоманом, а "подсадил" его именно Морелль, считавший внутривенные инъекции самым эффективным способом лечения.

Отношения доктор-пациент начались между Мореллем и Гитлером в 1936 году, когда врач смог временно помочь фюреру с проблемами желудочно-кишечного тракта. Он прописал Гитлеру препарат мутафлор, и это способствовало тому, что фюрер перестал страдать от желудочных колик. Именно после этого Морелль стал личным врачом фюрера.

Затем врач назначил Гитлеру бром-нервацит - препарат, относящийся к барбитуратам. Кроме того, фюреру было предписано принимать обезболивающие на основе морфия, бычью сперму и метамфетамин. И это еще далеко не весь список препаратов.

По мнению экспертов, методика Теодора Морелля была ошибочной - к 1943 году Гитлер стал настоящим наркоманом, зависимым от регулярного приема целого ряда лекарств.

"Морелль был настоящим пройдохой и шарлатаном. Ему стоило практиковать максимум в ветеринарной клинике", - считает Билл Панагопулос, американский ученый, обнаруживший архивные документы.

Исследователь уверен, что именно прием гигантского количества различных лекарств являлся причиной многих неадекватных решений Гитлера. По словам Панагопулоса, ни один человек не сможет чувствовать себя нормально, употребляя такой букет препаратов, в том числе и наркосодержащих.

Кокаин, морфин, метамфетамин - ты даже не представляешь, какие оргии на самом деле творились в бункерах нацистской Германии! Что и в каких количествах не следует употреблять, чтобы не сделаться злобным Гитлером, расскажет тебе эта статья. Да, кстати, а еще Гитлер был строгим вегетарианцем. Мы всегда подозревали: что-то тут нечисто!

Июль 1943 года. Ставка Гитлера «Вольфсшанце». Знаменитый бункер неподалеку от прусского городка Растенбург, откуда, по сути, велась война. Фюрер жил здесь практически безвылазно с 1941 по 1944 год. Мрачное место: погребенная под двухметровым слоем бетона череда тесных комнат. Даже физически в окружении этих сырых бетонных стен, где вентиляторы гоняли затхлый воздух, было очень тяжело находиться. Генералы, жившие в ставке, жаловались на постоянно влажную одежду и постельное белье, на плесень, которая обосновалась на всех поверхностях. Однако Гитлеру, казалось, нравилась густая нездоровая атмосфера внутри бункера.

Норман Олер, автор книги «Третий рейх на наркотиках», находит этому вполне медицинское объяснение: личный врач Гитлера Теодор Морелль путем ежедневных инъекций держал своего пациента в таком измененном состоянии сознания, что мизантропия и агорафобия - только самые безобидные из возможных побочных явлений. В июле 1943 года из-за перманентно ухудшавшегося состояния здоровья «пациента А» доктор Морелль начал помимо витаминов, гормонов и стероидов вводить Гитлеру вещество под названием «юкодал» - искусственный опиат. Это препарат, мгновенно повышающий общий тонус, внушающий само­уверенность и вызывающий очень быстрое привыкание. Именно после этих инъекций естественная харизма фюрера окончательно сменилась химической эйфорией, и расплата за нее была страшной. Как же это произошло?

Добрый доктор.

Гитлер и Морелль встретились в 1936 году на ужине у Генриха Гофмана, «имперского фотографа», который ранее лечил у модного врача мужскую деликатную болезнь. Фюрер любил разговоры о недомоганиях и диетах (он был строгим вегетарианцем) и вскоре уже рассказывал о своих проблемах с желудком. Диктатор жаловался, что никто не понимает, как его лечить (на самом деле врачи просто боялись применять кардинальные методы), в итоге ему прописывают голодовку, а от нее становится только хуже.

Морелль предложил помощь: он как раз недавно узнал о новых способах лечения пищеварения при помощи бактериальных препаратов. Также доктор умело расписал свои прогрессивные витаминные инъекции, которые якобы творят чудеса. О витаминах тогда мало что было известно. За витамины Морелль выдавал также гормональные препараты, которые колол половине берлинской богемы, актерам, политикам, преуспевающим коммерсантам. От клиентов, желавших улучшить самочувствие и увеличить «мужскую силу», отбоя не было. Внутривенный способ их введения гарантировал быстрый эффект. Ну а уж насчет инъекций доктор Морелль был большой мастер! Его «абсолютно безболезненные уколы» славились на весь Берлин - Теодор освоил это искусство, когда работал судовым врачом в тропиках. В общем, уже очень скоро Гитлер лично испробовал на себе «магический укрепляющий укол доктора Морелля» и пришел в полный восторг. Бактериальный препарат кардинально улучшил ситуацию с пищеварением, и вскоре фюрер записал Морелля на должность своего личного врача.

Это было началом деликатных, фактически созависимых отношений, которые устанавливаются между драгдилером и наркоманом. Уже очень скоро «витаминные» инъекции стали для Гитлера ежедневной процедурой. Перед каждым выступлением, перед каждым ответственным совещанием фюрер требовал, чтобы доктор ввел ему в вену укрепляющие препараты, и Морелль со своим чемоданчиком был тут как тут. Мы не знаем доподлинно, что именно находилось в шприце у «доброго доктора». Да, он подробнейшим образом документировал свои действия - видимо, опасаясь проверок, хотя уже очень скоро доктор достиг такого уровня доверия со стороны Гитлера, что имел карт-бланш на любые действия и возможность уничтожить любых врагов.

Если верить записям Морелля, он вводил Гитлеру витамины, глюкозу, экстракты различных растений, препараты на основе эндокринных желез животных, тестостерон - всего около 72 наименований. Этот коктейль был новым каждый день, однако до 1943 года никакие наркотические препараты в него не входили.

Фармакология фашизма

Сделаем небольшое лирическое отступление и признаем, что Германия 30-х годов прошлого века была удивительным местом. Именно тут был впервые синтезирован морфин (синтетический опиат), и с тех пор немецкая фармакология шла вперед семимильными шагами. Впрочем, вся планета в те годы была странным и удивительным местом, где кокаин совершенно легально входил в состав детской микстуры от кашля, а героин использовали для анестезии. Кокаин и героин продавались в аптеках даже без рецепта и, естественно, использовались не только в лечебных, но и в развлекательных целях. Кокаинисты и морфинисты были таким же обычным явлением в послевоенной Европе, как курильщики и алкоголики в наши дни.

Германия, лишившаяся доступа к колониальным товарам в ходе Первой мировой, прилагала все усилия для того, чтобы компенсировать этот недостаток с помощью химии. Как свидетельствуют записи из берлинских архивов, синтетические опиаты немецкой фирмы «Мерк» были признаны веществами высшего качества, так что на рынке постоянно появлялись подделки под них. Вскоре немецкая химическая промышленность выпустила еще один высококлассный продукт - таблетки первитин, повышающие тонус. Это был первый метамфетамин - вещество, известное в наше время под названием «кристаллический мет» (то самое, которое Уолтер Уайт синтезирует в сериале «Во все тяжкие»), стимулятор, схожий по своему эффекту с кокаином, однако действующий значительно сильнее и продолжительнее. Естественно, когда первитин только появился на рынке, никто даже смутно не представлял последствия употребления этого вещества (после 5-6 доз развивается тяжелая зависимость, после трех лет мозг не выдерживает, начинается психоз, тромбофлебит, угасание когнитивных функций). Первитин рекомендовали всем: домохозяйкам для возвращения либидо, рабочим для борьбы с усталостью, даже кормящим матерям для преодоления послеродовой депрессии*. Полстраны в радостном угаре употребляли тяжелые наркотики, даже не представляя, что происходит.
Тем временем доктора уже начали бить тревогу - хотя бы по поводу кокаина и опиатов. Нацистская партия, придя к власти, попыталась воспрепятствовать наркотизации населения. Был издан закон, запрещавший продажу сильнодействующих веществ в аптеках и приравнивавший наркоманов к «выродкам, которых надлежит отправлять в концентрационные лагеря». Конечно, закон не распространялся на фашистскую верхушку. Тот же Геринг был заядлым морфинистом еще со времени тяжелого ранения, когда случился «Пивной путч» (об этом свидетельствуют записи в его личном досье в Гестапо, собиравшем компромат на всех высших чинов). Иногда он уходил прямо с середины совещания и возвращался обратно с узкими зрачками и блаженной улыбкой на лице, уверенный в себе и категорический как никогда.

Тем временем первитин, будучи веществом все еще малоисследованным, под запрет не попало, и это сыграло решающую роль для начала Второй мировой войны.

Первитиновый блицкриг

Норман Олер предлагает простое и логичное объяснение невероятным успехам фашистской Германии во время наступления на Францию в мае 1940 года: это миллионы доз первитина, которыми немецкая фармацевтическая промышленность оснастила армию. Франция была повержена психологически, когда на ее территорию ворвалась немецкая танковая лавина, которую ничто не могло остановить. Германские колонны двигались днем и ночью, без перерыва на сон и еду - казалось, в фашистов вселились какие-то неудержимые демоны. Французы ждали, что немцы вот-вот остановятся, оглянутся, начнут перегруппировку, будут подтягивать обозы... Нет, наступление двигалось вперед и вперед, как будто за рулем машин были роботы, а не люди.

Отчасти так оно и было: немецкая армия испытывала на себе воздействие огромных доз метамфетамина, который выдавали солдатам и офицерам без ограничений. Эйфория и азарт военного наступления, когда движение вперед и есть победа, паническое бегство противника и удовлетворение застарелых обид, вера в особое предназначение и уникальность немецкой нации... О каком сне, о какой еде может идти речь, когда можно гнать и гнать противника, закидываясь таблеткой из синего тюбика, едва организм начнет чувствовать усталость?

Заслуги Гитлера в этом не было никакой - вскоре после начала военных действий наступление шло уже совершенно бесконтрольно, приказы Генерального штаба просто не успевали доходить до командиров во главе танковых колонн, которые серпом окружали французскую армию. Франция была разгромлена за 11 дней, однако не с помощью военного гения, численного или технического превосходства, а просто психологическим нахрапом. Олер не сомневается, что главным секретным оружием немецкой армии в этом наступлении был первитин. К примеру, как свидетельствуют документы, в распоряжении служившего в штабе 1-й танковой дивизии капитана графа фон Кильмансегга (в 60-е годы он был главнокомандующим артиллерией сухопутных войск НАТО в Центральной Европе) имелось 20 тысяч упаковок таблеток. На фабрике «Теммлер» ежедневно производилось 833 тысячи таблеток, поскольку заказ вермахта был впечатляющим: 35 миллионов штук. Однако Европу тогда спасло ровно то, что ее погубило: сумасшедшая и непредсказуемая воля немецкого диктатора. Гитлер и сам был напуган происходившим. Он чувствовал, как теряет контроль над своей армией.

Отчасти, чтобы доказать, что он все еще у руля, фюрер отдал знаменитый и необъяснимый приказ об остановке военного наступления под Дюнкерком. Серп так и не замкнулся в кольцо, и через образовавшуюся щель Франция сумела эвакуировать остатки войск. Тем не менее первый этап наступления немцев во Второй мировой закончился внушительным и устрашающим триумфом нацистской Германии.

Головокружение от успехов

Первитиновый блицкриг сыграл с фашистским режимом ту же шутку, что и чистейший кокаин с начинающим пользователем: возникает иллюзия безнаказанности, избранности, всемогущества человека, абсолютно не подкрепленная логикой. Как бы мы ни пытались усложнять, однако человеческие эмоции по сути примитивны. Когда нам что-то удается, организм закрепляет это переживание самыми положительными ощущениями; схема действий, которые мы проделали, чтобы достичь положительного результата, оседает в мозгу и получает почти сакральное значение. Если у нас что-то получилось, мы будем упорно следовать известной схеме и производить бесконечное количество одинаковых машин, штанов и телепрограмм - просто потому, что продвигать каждый раз новый продукт на рынке слишком затратно и рискованно. Однажды испытав эйфорию разгрома Франции,Гитлер решил, что с помощью блицкрига и «невероятной силы духа немецкого народа» он теперь сможет завоевать весь мир. В июне 1941 года Германия напала на СССР.

К этому моменту Гитлер уже плотно сидел на игле у доктора Морелля. Первое серьезное недомогание случилось с ним вскоре после того, как предполагаемый блицкриг застрял на территории России. Гитлеру стало плохо среди ночи: у него поднялась температура, наблюдался понос и слабость. Он сидел в постели и покачивался словно кукла.

Морелль, которого срочно вызвали к «пациенту А», предположил дизентерию, о чем сделал запись в своем дневнике. Стандартные инъекции были бесполезны, и доктор в панике принялся добавлять к своим витаминным смесям все новые препараты. Он пробовал то одно, то другое, и вскоре они с фюрером перешли на ежедневное многоразовое «медикаментозное обеспечение». Чем хуже были новости с фронтов, тем хуже чувствовал себя диктатор. Окружению было очевидно: что-то надломилось в этом человеке, который раньше выглядел намного моложе своего возраста, мог произносить многочасовые речи без признаков усталости и обладал каким-то невероятным природным магнетизмом. То ли первая серьезная неудача пошатнула его веру в себя, то ли экспериментальное лечение Морелля спровоцировало аутоиммунную реакцию организма, который принялся в смятении уничтожать сам себя. Тем не менее фюрер продолжал слепо доверять своему врачу.

В 1943 году, когда неудача плана «Барбаросса» стала очевидной, Британия принялась теснить Германию с воздуха, а Италия задумалась о капитуляции, Гитлер вновь оказался прикован к постели. После легкого ужина в бункере он неожиданно почувствовал острое недомогание и колики в желудке. Однако на следующий день у фюрера была назначена встреча с Муссолини, которую он просто не мог пропустить. Послали за Мореллем. Тот спросонья лихорадочно собирал чемоданчик и молился. Ему необходимо было срочно вытряхнуть из рукава какой-то козырь. И такой козырь нашелся. В записях доктора в этот день значится «юкодал» - это название несколько раз жирно подчеркнуто.

Американским исследователям не удалось расшифровать, о чем идет речь. Они подумали, что это очередной гормональный препарат. И только Норман Олер с помощью немецких историков пришел к выводу, что речь идет о довольно известной в Германии микстуре на основе оксикодона (синтезировался из опиума), которая в 30-х годах имела широкий круг поклонников (существовал даже термин «юкодализм»). Писатель Клаус Манн подробно описывает в дневниках прелести этого «приятного вещества». Врачи называли юкодал королем всех лекарств, он вызывал эйфорию, которая была значительно сильнее героиновой, и очень быструю зависимость. Попытка прекратить его употребление после двух-трех доз была сопряжена с чрезвычайно неприятными физическими ощущениями.

Гитлер мгновенно оценил магический эффект нового средства доктора Морелля, и с этого момента запись «инъекция как обычно» стала рутинной в дневниках наблюдений за состоянием «пациента А». Фюрер неоднократно описывал, как прекрасно утреннее появление доктора, какое живительное действие оказывают на него лекарства и как он благодарен прогрессивному врачу за облегчение, которое он приносит диктатору в его нелегкой жизни.

С 1944 года в меню Гитлера в конце концов появился и классический кокаин. Это произошло после покушения на него в «Вольфсшанце», когда приглашенный со стороны отоларинголог Гизинг прописал фюреру обработку поврежденных барабанных перепонок кокаиновым раствором (об этом есть записи в отчетах Гизинга в берлинских архивах). Новый обезболивающий препарат пришелся фюреру по вкусу. Именно на его счет, возможно, следует отнести неожиданный приказ о переходе в наступление на Западном фронте. Приказ абсурдный и невыполнимый, однако вполне типичный для кокаиновой эйфории. Следует учитывать и тот факт, что в сочетании с юкодалом кокаин превратился в крови у «пациента А» в классический спидбол - коктейль из героина и кокаина, на счету которого смерть многих звезд шоу-бизнеса. Однако преданный доктор Морелль внимательно следил за дозировкой, и диктатор пока не собирался умирать.

Расплата

В последние месяцы 1944 года здоровье Гитлера начало резко ухудшаться. Одной из главных проблем стала непрекращавшаяся дрожь. «Очень сильный тремор левой руки», - писал Морелль. И далее: «Усиливающийся тремор правой руки». Или: «Левая нога сейчас не дрожит, зато дрожат левое предплечье и кисть левой руки». О знаменитом нацистском приветствии больше уже не было речи. Гитлер засовывал руку в карман кителя, чтобы скрыть дрожь. Иногда он судорожно хватал правой рукой левую и крепко удерживал ее. Генерал Гудериан, занимавший в то время должность начальника Генерального штаба сухопутных войск, сообщал, что в сидячем положении Гитлеру приходилось держать правую руку на левой и правую ногу на левой, чтобы дрожь не так бросалась в глаза.

Что было причиной этого явления - развивавшийся паркинсонизм, как предполагают историки, или зло­употребление неизвестными препаратами? Сейчас уже невозможно установить. Однако совершенно ясно, что вследствие бесконечных инъекций у фюрера начались проблемы с венами. Его руки покрывали незаживающие гнойнички, вдоль вен пролегли линии болячек, как у уличных наркоманов. Однако при любых попытках Морелля хоть на время прекратить инъекции Гитлер устраивал настоящие истерики. Он подозревал, что доктор недостаточно тщательно дезинфицирует шприцы, Морелль же считал, что из-за постоянного пребывания в бункере, где было слишком мало солнечного света и кислорода, процесс заживления кожи диктатора стал критически медленным.

К тому же опиаты вернули проблемы Гитлера с пищеварением. Сидячий образ жизни в бункере усугублял их. Обмен веществ стал просто катастрофическим, и добрый доктор тут уже был совершенно бессилен. Впрочем, вскоре Гитлеру предстояло покинуть свою любимую бетонную нору и перебраться в еще более тесное пристанище - в бункер под зданием Имперской канцелярии в Берлине.

Последние месяцы фюрера походили на медленное погружение в самые отдаленные круги ада. Каждый день новости с фронтов были все более удручающими. Затем, как раз под Рождество, последовал еще один чувствительный удар, последствия которого оказались гораздо серьезнее, чем предполагали союзники: во время бомбежек была разрушена фабрика «Мерк», которая занималась производством знаменитого немецкого кокаина, морфина и первитина. Германия осталась без своего секретного оружия. В бункере Гитлера дефицит начал ощущаться приблизительно в феврале. В это время Гитлер, если почитать описания его окружения, представлял собой жалкую серую тень, призрак прежнего диктатора. Олер считает, что ему приходилось переносить очень серьезные ломки. Гитлер бесцельно слонялся по бункеру, был уже совершенно не в состоянии унять нервную дрожь, отказывался от пищи, параноидально подозревал своих генералов в измене, на совещаниях постоянно срывался на истерический крик. Маленьким золотым пинцетиком диктатор расковыривал свою кожу, пытаясь «вытащить болезнетворные бактерии», которые попали туда из-за «грязных инъекций». Зубы Гитлера буквально рассыпались, и он больше не мог есть даже свои любимые пирожные (доза сахара - последняя иллюзия допаминового счастья, доступная на фоне бесконечной абстиненции). Фюрер требовал, чтобы пирожные измельчали в пыль, и пытался засасывать крохи пересохшим ртом. Это выглядело страшно. 8 апреля в бункере закончились последние плитки витамультина (препарат с содержанием кофе и первитина). Дни великого диктатора были сочтены.

В последнюю неделю перед концом все крысы сбежали с корабля. Улизнул доктор Морелль, который попытался укрыться в своем институте эндокринологии, сооруженном в годы могущества «доброго доктора». Улизнул Геринг с чемоданчиком, в котором лежали 24 тысячи таб­леток юкодала - личный запас, которым рейхсмаршал не хотел делиться даже со своим фюрером.

Тем, кто остался, 30 апреля 1945 года Гитлер за обедом предложил последнее лекарство - синильную кислоту. После этого фюрер поставил в своем лечении точку - «вальтером» калибра 6,35 мм.

Ну а что же прогрессивный доктор? Последний год лечения фюрера дался ему нелегко. Круглосуточные дежурства, огромное нервное напряжение, личные зло­употребления «укрепляющими инъекциями» - все это драматическим образом сказалось на его собственном здоровье. Когда американцы поймали Морелля и попытались допросить его, подозревая в отравлении диктатора, толстый очкастый эскулап не смог связать и двух слов. Он противоречил сам себе, клялся, что хотел бы, чтобы с ним ничего такого никогда не случилось, плакал, просил пощады. В итоге его даже не стали судить на Нюрнбергском процессе. Морелль, который лишился семьи, практики и, похоже, рассудка, окончил жизнь в одной из берлинских больниц 26 мая 1948 года.