Выбор читателей
Популярные статьи
Досуг и обычаи. Культура и быт в первой половине xix в Быт и обычаи первой половины 19 века
Быт и обычаи жителей России XIX ВЕКА
Работа ученицы 8 «А» класса Лицея №1 п.Львовский Марии Зайцевой Учитель Гордеева Э.В. Семья
Семья объединяла, как правило, представителей двух поколений – родителей и их детей. Такая семья обычно представляла собой многочисленный коллектив, часто насчитывающий 7-9 детей.
Среди основных семейных обрядов можно называть крещение, свадьбу, похороны. В брак обычно вступали юноши в возрасте 24-25 лет, а девушки в возрасте 18-22 лет.
Жилище
Быт и жилища основной части населения России в первой половине XIX века сохраняли черты прошедших времён. Как в деревне, так и в большинстве городов основным строительным материалом оставалось дерево. В зависимости от достатка хозяев дома были украшены резьбой, имели водосточные трубы, ставни и т. п.
Городские дома знати и богатых купцов больше напоминали дворцы: они строились преимущественно из камня, украшались не только колоннами, но и скульптурами, лепными барельефами.
Одежда
Сословные различия наиболее ярко проявлялись в одежде. В зависимости от благосостояния работные люди, мелкое и среднее мещанство носили городской костюм, являвшийся разновидностью общеевропейского с чертами русского крестьянского костюма. Основной обувью были сапоги.
Крестьяне в качестве и повседневной, и выходной одежды носили рубахи и штаны. Зимой носили овчинные шубы и полушубки, длинные тулупы, подпоясанные яркими кушаками. Шапки были в основном из валяной шерсти.
Питание
Главным продуктом был ржаной хлеб. Из проса, гороха, гречки, овса варили каши и кисели. Употребляли много овощей, все шире входил в обиход картофель. Мясо было редким продуктом на столах бедноты. Как правило, его ели в Рождество и на пасху. Зато рыба была более доступна. Основными напитками были хлебный и свекольный квас, пиво, сбитень.
В городах в большом количестве открывались трактиры, буфеты для тех, кто не мог обедать дома.
Досуг и обычаи
Общими для всего населения являлись лишь церковные праздники с их единым для каждого обряда и традициями. К церковным праздникам обычно приурочивались ярмарки, сопровождающиеся гуляньями, увеселениями, хоровым пением и хороводами.
-
Слайд 2
Жилище
Как и в деревне, в большинстве городов основным строительным материалом было дерево.
Из дерева строились не только крестьянские избы, но и жилища ремесленников, дворян средней руки.
В зависимости от достатка хозяев, дома могли быть украшены резьбой, иметь водосточные трубы, ставни.
Слайд 3
Городские дома знати и богатых купцов больше напоминали дворцы – строились из камня, украшались колоннами и скульптурами, лепными барельефами.
Сохранилась мода на загородные дома, их штукатурили с внутренней и внешней сторон, и они казались каменными постройками.
Слайд 4
Внутреннее убранство жилища также было различно.
В домах крестьян и мещан главным считалось место у печи, около неё стоял «красный угол» с иконами и стол, за которым ела семья.
В дворцах знати центральное место занимал парадный зал, где проходили балы и приёмы. Основным был второй этаж с высокими потолками и хорошим освещением.
Слайд 5
Одежда
Сословные различия наиболее ярко проявлялись в одежде.
КРЕСТЬЯНЕ
- КУПЦЫ -
Слайд 6
В XIX в. были утрачены яркая красочность и богатый декор костюма, свойственный мужским нарядам знати XVIII столетия.
Мужской костюм в этом веке стал более рациональным, деловым и практичным.
Вместе с упрощением покроя костюм становился более монохромным и темным по цвету.
Слайд 7
Женская одежда
КУПЧИХА
Служанка
Крестьянки
Слайд 9
В период романтизма идеалом женщины была изящная и хрупкая персона, которая в специальном кармане юбки носила небольшой томик произведений Ж. Санд, В. Гюго, В. Скотта. Она отличалась бледностью лица и необычайным блеском глаз, хорошо держалась в седле. Материи платьев и верхней одежды были чрезвычайно разнообразны. Носили одноцветные, узорные, полосатые и клетчатые ткани.
Слайд 10
Слайд 11
Досуг и обычаи
XIX в. считается веком расцвета русского театра. Театр активно реагировал на события в стране, поэтому война 1812 г. не могла пройти мимо служителей Мельпомены. Патриотический репертуар тех лет составляли героические оперы, трагедии, веселые комедии, высмеивающие французоманию. Патриотические дивертисменты на народные темы включали русские танцы. Музыку к ним писали русские композиторы.
Слайд 12
Слайд 13
В первой половине XIX в. изменились костюмы артистов. Танцовщики выступали в коротких хитонах, а танцовщицы - в туниках. На смену башмакам с каблуками пришли легкие туфли на гладкой и гибкой подошве и простые прически.
Слайд 14
Слайд 15
Вслед за царями охота распространилась на все дворянское общество. Она была стилем жизни дворян, когда они получили право на отставку и переселились в свои усадьбы.
Слайд 16
Это было развлечение, азартная игра, вид спорта, который был под стать только богатому дворянину: охота требовала приобретения и разведения дорогих пород собак, специально обученных слуг, свиты и участников мероприятия, которых надо было всех хорошо принять и держать в своем доме. В охоту вкладывался огромный труд крепостных - изобретательных и талантливых умельцев своего дела.
В былые времена уединение понималось совсем не так, как сегодня. Даже в XIX веке улечься спать с незнакомым человеком в одной кровати в гостинице было обычным делом, и авторы дневников часто писали, как они были разочарованы, когда к ним в постель забирался поздно прибывший незнакомец. В 1776 году Бенджамину Франклину и Джону Адамсу пришлось делить постель в гостинице Нью-Брансуика, штат Нью-Джерси, и они всю ночь ссорились из-за того, надо ли открывать окно или нет.
Слуги нередко спали в изножье хозяйской кровати, чтобы можно было легко исполнить любую просьбу хозяина. Из письменных источников становится ясно, что камергер и шталмейстер короля Генриха V присутствовали в спальне, когда король спал с Екатериной Валуа. В дневниках Сэмюэла Пипса сказано, что служанка спала на полу его супружеской спальни в качестве живой сигнализации на случай ограбления. В подобных обстоятельствах прикроватный полог не обеспечивал нужного уединения; к тому же он был убежищем для пыли и насекомых, а сквозняки легко его раздували.
Помимо прочего, прикроватный полог мог быть пожароопасен, как, впрочем, и весь дом целиком: от тростникового напольного покрытия до соломенной крыши. Почти каждый справочник по домоводству предупреждал, что нельзя читать при свечах в постели, но многие пренебрегали этим советом.
В одной из своих работ Джон Обри, историк XVII века, рассказывает смешную историю, касающуюся свадьбы дочери Томаса Мора Маргарет и некоего Уильяма Ропера. Ропер пришел как-то утром к Мору и заявил, что хочет жениться на одной из его дочерей — все равно на какой. Тогда Мор привел Ропера к себе в спальню, где дочери спали в низкой кровати, выдвинутой из-под отцовской. Нагнувшись, Мор ловко взялся «за угол простыни и вдруг сдернул ее с постели». Девушки спали абсолютно голыми. Сонно выразив неудовольствие тем, что их потревожили, они перевернулись на живот и снова заснули. Сэр Уильям, полюбовавшись открывшимся видом, объявил, что осмотрел «товар» со всех сторон, и легонько постучал своей тросточкой по попе шестнадцатилетней Маргарет. «И никакой мороки с ухаживанием!» — восторженно пишет Обри.
Правда ли все это, неизвестно: Обри описал случившееся спустя столетие. Очевидно, однако, что в его время никого не удивил тот факт, что взрослые дочери Мора спали рядом с его кроватью.
Серьезная проблема с кроватями, особенно в викторианский период, состояла в том, что они были неотделимы от самого проблемного занятия той эпохи — секса. В браке секс, конечно, иногда бывает необходим. Мэри Вуд-Аллен в популярной и влиятельной книге «Что необходимо знать молодой женщине» уверяет своих юных читательниц в том, что с мужем позволительно иметь физическую близость при условии, что она совершается «при полном отсутствии сексуального желания». Считалось, что настроения и мысли матери во время зачатия и на протяжении всей беременности глубоко и непоправимо влияют на плод. Партнерам советовали заниматься сексом только при взаимной симпатии, чтобы не произвести на свет неполноценного ребенка.
Чтобы избежать возбуждения, женщинам предлагалось больше бывать на свежем воздухе, не заниматься ничем стимулирующим, в том числе не читать и не играть в карты, и прежде всего — не утруждать свой мозг сверх необходимого. Считалось, что образование для женщины всего лишь напрасная трата времени; кроме того, оно крайне опасно для их хрупких организмов.
В 1865 году Джон Рескин написал в одном своем очерке, что женщин следует обучать до тех пор, пока они не станут «практически полезными» для своих мужей, и не более. Даже американка Кэтрин Бичер, которая была, по стандартам того времени, радикальной феминисткой, горячо отстаивала право женщин на полноценное образование, но просила не забывать: им все же нужно время для того, чтобы привести в порядок свою прическу.
Для мужчин основной задачей считалось не обронить ни капли спермы за пределами священных уз брака, но и в браке им следовало соблюдать умеренность. Как объяснял один уважаемый специалист, семенная жидкость, оставаясь в организме, обогащает кровь и укрепляет мозг. Тот же, кто бездумно расходует этот природный эликсир, становится слабым и духовно, и физически. Поэтому даже в супружестве необходимо беречь свои сперматозоиды, так как из-за частого секса сперма разжижается и получается вялое, апатичное потомство. Половой акт с периодичностью не чаще одного раза в месяц считался оптимальным вариантом.
Онанизм, разумеется, исключался категорически. Были хорошо известны последствия мастурбации: практически все известные медицине хвори, включая безумие и преждевременную смерть. Онанисты — «несчастные, дрожащие, бледные существа на тощих ножках, ползающие по земле», как описал их один журналист, — вызывали презрение и жалость. «Каждый акт мастурбации подобен землетрясению, взрыву, смертельному паралитическому удару», — заявлял другой. Практические исследования наглядно доказывали вред мастурбации. Медик Сэмюэл Тиссо описал, как один из его пациентов постоянно пускал слюни, из носа у него текла сукровица, а еще он «испражнялся прямо в постели, не замечая этого». Последние три слова производили особенно сильное впечатление.
Мало того, привычка мастурбировать автоматически передавалась детям и заранее ослабляла здоровье еще не рожденного потомства. Самый тщательный анализ опасностей, связанных с сексом, был предложен сэром Уильямом Актоном в его работе «Функции и заболевания репродуктивных органов у детей, юношей, взрослых и стариков, рассмотренные с точки зрения их физиологических, социальных и нравственных отношений», впервые опубликованной в 1857 году. Именно он решил, что мастурбация приводит к слепоте. Именно Актону принадлежит часто цитируемая фраза: «Должен сказать, что большинству женщин практически недоступны сексуальные переживания».
Подобные представления на удивление долго господствовали в обществе. «Многие из моих пациентов рассказывали мне, что впервые совершили акт мастурбации во время просмотра музыкального шоу», — мрачно и, скорее всего, не без преувеличения сообщает доктор Уильям Робинсон в своей работе 1916 года, посвященной сексуальным нарушениям.
Наука всегда была готова прийти на выручку. В книге Мэри Роуч «Любопытные параллели в науке и сексе» описывается одно из средств борьбы с вожделением, разработанное в 1850-х годах, — кольцо с шипами, которое надевалось на пенис перед сном (или в любое другое время); его металлические острия кололи пенис, если он нечестиво набухал. Другие устройства использовали электрический ток, который неприятно, но действенно отрезвлял вожделеющего мужчину.
Стоит отметить, что не все разделяли эти консервативные взгляды. Уже в 1836 году уважаемый французский врач Клод Франсуа Лаллеман опубликовал трехтомное исследование, в котором связывал частый секс с хорошим здоровьем. Это так впечатлило шотландского медика Джорджа Драйздейла, что он в своей работе «Физическая,сексуальная и естественная религия» сформулировал философию свободной любви и безудержного секса. Книга была опубликована в 1855 году тиражом 90 000 экземпляров и переведена на одиннадцать языков, «включая венгерский», специально отмечает «Национальный биографический словарь», обожающий акцентировать внимание на пустяках. Ясно, что в обществе жаждали большей сексуальной свободы. К сожалению, общество в целом приняло эту свободу только спустя столетие.
Пожалуй, неудивительно, что в такой напряженной атмосфере удачный секс для многих людей являлся недосягаемой мечтой — например, для того же Джона Рескина. В 1848 году великий художественный критик женился на девятнадцатилетней Юфимии Чалмерс Грей, и дела у них не заладились с самого начала. Они так и не вступили в брачные отношения. Позже Юфимия рассказала, что, по признанию Рескина, он представлял женщин совсем не такими, какими они были на самом деле, и что она в первый же вечер произвела на него отталкивающее впечатление, и поэтому он не сделал ее своей женой.
Не получив желаемого, Эффи подала на Рескина в суд (подробности ее заявления о признании брака недействительным стали достоянием бульварной прессы многих стран), а потом сбежала с художником Джоном Эвереттом Милле, с которым жила счастливо и от которого родила восьмерых детей.
Правда, ее побег был совершенно некстати, потому что Милле как раз в это время писал портрет Рескина. Рескин как человек чести продолжал позировать Милле, но двое мужчин больше никогда друг с другом не разговаривали.
Сочувствующие Рескину, которых было немало, сделали вид, что никакого скандала нет и в помине. К 1900 году вся эта история была успешно позабыта, и У. Г. Коллингвуд смог, не краснея от стыда, написать свою книгу «Жизнь Джона Рескина», в которой нет даже намека на то, что Рескин когда-то был женат и что он в панике выбежал из спальни, увидев волосы на женском лоне.
Рескин так и не преодолел свои ханжеские предрассудки; похоже, он и не сильно старался. После смерти Уильяма Тернера в 1851 году Рескину поручили разобрать работы, оставленные великим художником, и среди них оказалось несколько озорных акварелей эротического содержания. Объятый ужасом Рескин решил, что Тернер написал их в «состоянии безумия», и ради блага нации уничтожил почти все акварели, лишив потомков нескольких бесценных работ.
Между тем Эффи Рескин, вырвавшись из оков несчастливого замужества, зажила счастливо. Это было необычно, поскольку в XIX веке бракоразводные дела всегда решались в пользу мужей. Для того чтобы получить развод в викторианской Англии, мужчине было достаточно просто заявить, что его жена изменила ему с другим. Однако женщине в аналогичной ситуации следовало доказать, что ее супруг совершил инцест, предавался скотоложству или какому-либо еще тяжкому греху, список которых был весьма короток.
До 1857 года у разведенной жены отбирали все имущество и, как правило, детей. По закону такая женщина была совершенно бесправной; степень ее свободы и несвободы определял муж. По словам великого теоретика в области права Уильяма Блэкстоуна, разведенная женщина отказывается от «самой себя и от собственной индивидуальности».
Некоторые страны были чуть более либеральными. Во Франции, к примеру, женщина могла развестись с мужем, если имел место адюльтер, но только при условии, что измена свершилась в супружеском доме.
Английское же законодательство отличалось крайней несправедливостью. Известен случай, когда некую женщину по имени Марта Робинсон годами избивал жестокий, психически неуравновешенный супруг. В конце концов он заразил ее гонореей, а потом серьезно отравил лекарствами от венерических заболеваний, без ведома жены подсыпая порошки ей в пищу. Сломленная и физически, и морально, Марта подала на развод. Судья внимательно выслушал все аргументы, а потом закрыл дело, отправив миссис Робинсон домой и посоветовав ей быть более терпеливой.
Принадлежность к женскому полу автоматически считалась патологическим состоянием. Мужчины почти повсеместно думали, что по достижении половой зрелости женщины заболевают. Развитие молочных желез, матки и других репродуктивных органов «забирает энергию, которой каждому человеку отпускается в ограниченном количестве», по словам одного авторитетного специалиста. Менструация описывалась в медицинских текстах как ежемесячный акт умышленной небрежности. «Если женщина испытывает боль в какой-либо момент месячного периода, это происходит из-за нарушений в одежде, питании, личных или социальных привычках», — писал один обозреватель (разумеется, мужчина).
По иронии судьбы, женщины и впрямь часто болели, поскольку правила приличия не позволяли им получить необходимую медицинскую помощь. В 1856 году, когда молодая домохозяйка из Бостона, из респектабельной семьи, со слезами призналась своему лечащему врачу, что иногда невольно задумывается не о муже, а о других мужчинах, доктор прописал ей ряд суровых средств лечения, в том числе холодные ванны, клизмы и тщательное спринцевание бурой, порекомендовав исключить все возбуждающее — острую пищу, легкое чтение и так далее.
Считалось, что из-за легкого чтива у женщины появляются нездоровые мысли и склонность к истерикам. Как мрачно заключил один автор, «у юных девушек, читающих любовные романы, наблюдаются возбуждение и преждевременное развитие половых органов. Ребенок физически становится женщиной за несколько месяцев или даже лет до срока, назначенного природой».
В 1892 году Джудит Фландерс пишет про одного мужчину, который повел свою жену проверить зрение; врач сказал, что проблема заключается в выпадении матки и что ей необходимо удалить этот орган, иначе зрение так и будет ухудшаться.
Огульные обобщения далеко не всегда оказывались верными, поскольку ни один доктор не умел проводить правильное гинекологическое обследование. В крайнем случае он осторожно прощупывал пациентку под одеялом в темной комнате, но такое случалось нечасто. В большинстве случаев женщины, у которых были жалобы на органы, находящиеся между шеей и коленями, стыдливо показывали свои больные места на манекенах.
В 1852 году один американский терапевт с гордостью написал, что «женщины предпочитают страдать от опасных болезней, из щепетильности отвергая полное медицинское обследование». Некоторые врачи отказывались налагать щипцы при родах, объясняя это тем, что женщины с узким тазом не должны рожать детей, ибо подобная неполноценность может передаться их дочерям.
Неизбежным последствием всего этого стало почти средневековое пренебрежение женской анатомией и физиологией со стороны мужчин-врачей. В анналах медицины нет лучшего примера профессионального легковерия, чем знаменитый случай с Мэри Тофт, невежественной женщиной-кролиководом из Годалминга, графство Суррей, которая осенью 1726 года в течение многих недель дурачила авторитетных медиков, в том числе двух королевских терапевтов, уверяя всех, что может рожать кроликов.
Это стало сенсацией. Несколько медиков присутствовали при родах и выразили полное удивление. Только когда еще один королевский врач, немец по имени Кириакус Алерс, тщательно обследовал женщину и объявил, что все это — просто мистификация, Тофт в конце концов призналась в обмане. Ее ненадолго отправили в тюрьму за мошенничество, а потом — домой, в Годалминг; больше про нее никто не слышал.
До понимания женской анатомии и физиологии было еще далеко. В 1878 году British Medical Journal вел оживленную длительную дискуссию с читателями на тему: может ли прикосновение кухарки, у которой в данный момент менструация, испортить ветчину?
По словам Джудит Фландерс, одного британского врача исключили из медицинского реестра за то, что он заметил в своей печатной работе: изменение окраски слизистой оболочки вокруг влагалища вскоре после зачатия — надежный индикатор беременности. Это заключение было совершенно справедливым, но крайне неприличным, ведь чтобы определить степень изменения окраски, следовало сперва ее увидеть. Врачу запретили практиковать. Между тем в Америке уважаемого гинеколога Джеймса Платта Уайта выгнали из Американской медицинской ассоциации за то, что он позволял своим студентам присутствовать при родах (разумеется, с разрешения рожениц).
На этом фоне действия хирурга Айзека Бейкера Брауна кажутся еще более неординарными. Браун стал первым хирургом-гинекологом. К несчастью, им руководили заведомо ложные идеи. В частности, он был убежден, что почти все женские недомогания — результат «периферического возбуждения нерва в наружных половых органах с центром в клиторе».
Проще говоря, он полагал, что женщины мастурбируют и это приводит к безумию, эпилепсии, каталепсии, истерии, бессоннице и множеству других нервных нарушений. Для решения проблемы предлагалось удалять клитор хирургическим путем, тем самым исключая самую возможность неуправляемого возбуждения.
Бейкер Браун также был убежден, что яичники плохо влияют на женский организм и их тоже лучше удалять. До него никто не пытался вырезать яичники; это была крайне сложная и рискованная операция. Первые три пациентки Брауна умерли на операционном столе. Однако он не остановился и прооперировал четвертую женщину — собственную сестру, которая, по счастью, выжила.
Когда обнаружилось, что Бейкер Браун в течение многих лет вырезал женщинам клиторы без их ведома и согласия, медицинское сообщество отреагировало бурно и яростно. В 1867 году Бейкера Брауна исключили из Общества акушеров Лондона, положив конец его практике. Врачи наконец-то приняли, как важен научный подход к интимным органам пациенток. Ирония заключается в том, что, будучи плохим доктором и, по всей видимости, очень плохим человеком, Бейкер Браун, как никто другой, посодействовал продвижению женской медицины.
ОСОБЫЕ ПРИВЫЧКИ И ПОНЯТИЯ В 19 ВЕКЕ
Неглиже и утренний туалет в XIX веке
В современном русском языке слово «неглиже» связано лишь с небрежной манерой одеваться, излишне по-домашнему при посторонних людях. В прошлом веке оно имело два значения. Первое было связано с небрежным отношением к чему-либо. Именно в таком смысле употреблял слово «неглиже» М.С.Щепкин в своих «Записках»: «Я вел репетицию, как говорится, неглиже: не играл, а только говорил, что следовало по роли».
Но гораздо употребительней было «неглиже» в значении «домашняя одежда для первой половины дня», когда визиты наносят только близкие люди. Не случайно в новостях моды сообщалось о «нарядных неглиже», то есть небрежность заранее рассчитывалась и была предназначена для посторонних глаз.
Одежда неглиже была и у мужчин, и у женщин. Светские люди принимали в халатах друзей, пришедших выкурить пахитоску. Поначалу не было принято курить в обществе женщин и курению предавались утром. Вот что об этом сообщает Е.Янькова: «В наше время редкий не нюхал, а курить считали весьма предосудительным, а чтобы женщины курили, этого и не слыхивали; и мужчины курили у себя в кабинетах или на воздухе, и ежели при дамах, то всегда не иначе, как спросят сперва: „Позвольте".
В гостиной и в зале никогда никто не куривал даже и без гостей в своей семье, чтобы, сохрани Бог, как-нибудь не осталось этого запаху и чтобы мебель не провоняла.
Каждое время имеет свои особые привычки и понятия. Курение стало распространяться заметным образом после 1812 года, а в особенности в 1820-х годах: стали привозить сигарки, о которых мы не имели и понятия, и первые, которые привезли нам, показывали за диковинку».
Свидетельство Е.Яньковой отчасти неверно. Из других мемуаров мы узнаем, что женщины позволяли себе курить, и даже в присутствии гостей. А.О.Смирнова-Россет пишет: «Киселев и Федор Голицын не курили. И вот что Киселев вдруг спросил у моего мужа:
Смирнов, как ты мог позволить жене курить?
- Мой дорогой, после ее вторых родов у нее была нервная болезнь, она ничего не делала, смертельно скучала, у нее был сплин, и я же посоветовал ей курить, чтобы рассеяться.
- Я тоже страдаю тоской, поэтому-то я принимаю воды Виши, что помогает мне для зимы, не лучшей в Париже, чем в Петербурге, солнце бывает там редко.
- Но Александрита тоже лечилась в Мариенбаде, и это ей помогло, но привычка курить у нее осталась; пахитоска - очень приятный товарищ, и это жена австрийского посланника, графиня Фикельмон, ввела ее в моду в Петербурге».
Позднее курение так распространилось, что появились специальные курительные комнаты, заранее спроектированные при постройке жилых домов. В театрах курили в кофейнях - по сути дела, курительных. Мужской пиджак особого покроя - смокинг - предполагал и курение в качестве времяпрепровождения, хотя это была одежда для визитов. Курили и женщины - героиня толстовского романа Анна Каренина курила пахитоски, но все же лишь у себя дома. Курить публично - в гостях или в ресторане - женщины стали лишь на рубеже веков.
Но вернемся к началу XIX столетия. Каким было неглиже молодого человека в те годы? Это мог быть прежде всего архалук. Архалук, ахалук - в России XIX века мужской кафтан без пуговиц, не имеющий плечевых швов, то есть сшитый не из раскроенных кусков ткани, а из сложенного вдвое материала, в котором первоначальная ширина полотнища и определяет, как будут вшиты рукава.
Архалуки делали из плотной шелковой или хлопчатобумажной ткани, как правило, с орнаментом в виде разноцветных полос. Элементы восточного костюма вошли в дворянский быт довольно широко уже в конце 10-х годов ХIХ века. Архалук поначалу использовался только как домашняя одежда, с сохранением всех особенностей кроя и орнаментации ткани, принятой на Востоке.
Малоизвестный, к сожалению, ныне широкому кругу читателей поэт А.И.Полежаев писал: «Ахалук мой, ахалук, ахалук демикотонный, ты - работа нежных рук азиатки благосклонной». Самый знаменитый литературный обладатель архалука - Ноздрев из «Мертвых душ» Гоголя - «чернявый просто в полосатом архалуке».
Полосатые ткани на восточный лад были известны в России с XVI века и получили название «дороги». В ХIX столетии их производили в большом количестве не только для внутреннего рынка, но и на экспорт.
В середине ХIX века название «архалук» обозначало уже всякий полосатый халат, а не только одежду определенного покроя. В иллюстрациях А.А.Агина к «Мертвым душам», созданных художником в 1846 - 1847 годах, архалук Ноздрева скорее европейского покроя, нежели восточного.
Широко известен портрет Пушкина работы К.Мазера (1839), на котором поэт изображен в архалуке, описанном В.А.Нащокиной: «Я помещалась обыкновенно посредине, а по обеим сторонам мой муж и Пушкин в своем красном архалуке с зелеными клеточками».
Хотя покрой заметно изменился, но название сохранялось в литературе довольно долго. Со временем архалуком стали называть не только домашнюю одежду, но и предназначенную для улицы.
Вот отрывок из повести Д.В.Григоровича «Антон-Горемыка»:
«На нем был серый нанковый однобортный архалук, подбитый мерлушками». Описанный костюм более соответствует понятию «бекеша», так как речь идет о плотно застегивающейся одежде из одноцветной ткани, подбитой мехом (см. «Кафтан»). Возможно, что писатель имел в виду какую-нибудь иную одежду, так как писал о серой нанке - ткани, которая до середины ХIX века производилась только различных оттенков желтого цвета.
Самой дорогой тканью для домашней мужской одежды была термолама, или тармалама, часто упоминаемая в литературных произведениях. Вот пример из повести Н.А.Некрасова «Три страны света»: «Если вы только не заняты, я вас попрошу сшить мне халат... из тармаламы; я, знаете, люблю хорошие вещи».
Термолама, тармалама - очень плотная шелковая ткань, нити которой скручены из нескольких прядей, то есть много толще других шелковых тканей. Кроме того, термоламу ткали из шелка-сырца, поэтому она была характерного золотистого цвета. Долгое время термолама ввозилась в Россию из Ирана.
Покрой такого халата описан в романе Гончарова «Обломов»: «На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире».
Как ни странно, женские туалеты для неглиже почти не имели особых, отличных от повседневной или нарядной одежды названий. Шлафор, пудромант на протяжении своей истории были и в мужском, и в женском гардеробе.
Шлафор, или шлафрок, - просторная домашняя одежда без пуговиц, с большим запахом, так как подпоясывались поясом, чаще всего из витого шнура. Поскольку шлафоры носили и мужчины и женщины, то в литературе их можно встретить при описании домашней одежды обоих полов.
«Но скоро все перевелось:
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла: стала звать
Акулькой прежнюю Селину
И обновила наконец
На вате шлафор и чепец».
(А.С. Пушкин. «Евгений Онегин»)
По покрою и назначению разницы между халатом и шлафором нет. Мужчинам позволялось принимать в шлафоре или халате гостей, если качество ткани и отделка соответствовали представлению о нарядной одежде.
«Атласного платья, что с малиновыми полосками, не надевайте на меня: мертвой уже не нужно платье. На что оно ей? А вам оно пригодится: из него сошьете себе парадный халат, на случай когда приедут гости, то чтобы можно было вам прилично показаться и принять их», - говорит Пульхерия Ивановна, героиня повести Гоголя «Старосветские помещики».
Обычай принимать гостей в «парадном неглиже» появился в России только в XVIII веке вместе с французской модой. По одной из версий, Иван Грозный разгневался на сына Ивана и убил его из-за того, что Иван вступился за свою беременную жену, которую отец стал избивать лишь за то, что в жаркий день, когда он вошел к ней в спальню, она была одета не в несколько одеяний. Понятие «одетый - раздетый», таким образом, изменилось.
Женщины в ХIХ веке носили шлафор или халат только до обеда, занимаясь хозяйственными делами, но в деревне, отказавшись от светских манер, не переодевались в течение всего дня. Шлафор часто имел карманы, был удобен и не требовал сложной прически и украшений.
В XVIII веке в обиход вошел пудромант. Существовало несколько форм написания названия этой детали костюма. Пудромант, пудрамант, пудремантель - специальная накидка, которой пользовались мужчины и женщины, накладывая грим.
Бытовой грим в XVIII веке предполагал обилие румян и пудры у лиц обоего пола. Е. Янькова вспоминает, что «не нарумянившись, куда-нибудь приехать значило бы сделать невежество». Гримом пользовались и мужчины: «Князь изволит в пудремантеле сидеть, и один парикмахер в шитом французском кафтане причесывает, а другой держит на серебряном блюдце помаду, пудру и гребенку» (А.И.Герцен. «Долг прежде всего»).
Парики и прически пудрили уже после того, как был закончен туалет, непосредственно перед выходом из гардеробной. Сохранились очень интересные описания процесса нанесения пудры на прическу: «Щеголиха держала длинную маску с зеркальцами из слюды против глаз, и парикмахер пудрил дульцем, маленькими мехами или шелковой кистью.
Некоторые имели особые шкафы, внутри пустые, в которых пудрились; барыня влезала в шкаф, затворялись дверцы и благовонная пыль нежно опускалась на ее голову. Употребляли пудру разных цветов - розовую, палевую, серенькую, á la vanille, a fleur d"orange, mille fleurs».
К самому концу XVIII века пудреные парики вышли из моды. Сохранились сведения, что отказ от пудры был вызван модой, «введенной якобинцем Шампани и его свитой». Среди предметов женского обихода пудромант сохранился, по сути дела, до сих пор, тем более он не утрачивал своего значения и в XIX веке. У Тургенева читаем: «...отец в халате, без галстуха, тетка в пудраманте» («Часы»). Только в ХIX веке пудромант уже не предназначался для всеобщего обозрения.
Пожалуй, особой женской одеждой для дома в первой половине дня был капот. Это название распространялось на несколько элементов женского костюма - верхнюю, домашнюю одежду и даже на шляпку, известную как капот.
Капот носили только женщины, поэтому упоминание о нем в связи с мужской одеждой звучало комично.
Например, в гоголевской «Шинели»: «Надобно знать, что шинель Акакия Акакиевича служила тоже предметом насмешек чиновников; от нее отнимали даже благородное имя шинели и называли ее капотом».
Капот был просторной одеждой с рукавами и сквозной застежкой спереди. В 20 - 30-е годы XIX века капотом называли верхнее женское платье для улицы. Именно в таком смысле употребляет слово «капот» Пушкин в «Пиковой даме»:
«Лизавета Ивановна вошла в капоте и шляпке.
- Наконец, мать моя! - сказала графиня. - Что за наряды! Зачем это?.. кого прельщать?»
В модных обзорах 20-х годов встречается упоминание о капотах для улицы: «...гроденапль в большой моде: из него делают сборки на платье и зимние капоты для прогулки в экипаже». Позднее, к 40-м годам, капот становится только домашней одеждой.
Гоголь неоднократно употребляет слово «капот» для того, чтобы подчеркнуть бесформенность, неопрятный облик своего героя. Например, Плюшкин в «Мертвых душах» описан следующим образом: «Долго он не мог распознать, какого пола была фигура: баба или мужик. Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее на женский капот».
Во второй половине ХIX века уже не публиковали советов, как сделать неглиже понаряднее. Более того, сборники советов о хорошем тоне подчеркивали, что тем, кто не имеет достаточных средств для поддержания безупречной белизны белья и кружев, лучше носить вместо неглиже скромное и практичное домашнее платье.
Марии Зайцевой Учитель Гордеева Э.В. Семья
Семья объединяла, как правило, представителей двух поколений – родителей и их детей. Такая семья обычно представляла собой многочисленный коллектив, часто насчитывающий 7-9 детей.
Среди основных семейных обрядов можно называть крещение, свадьбу, похороны. В брак обычно вступали юноши в возрасте 24-25 лет, а девушки в возрасте 18-22 лет.
Жилище
Быт и жилища основной части населения России в первой половине XIX века сохраняли черты прошедших времён. Как в деревне, так и в большинстве городов основным строительным материалом оставалось дерево. В зависимости от достатка хозяев дома были украшены резьбой, имели водосточные трубы, ставни и т. п.
Городские дома знати и богатых купцов больше напоминали дворцы: они строились преимущественно из камня, украшались не только колоннами, но и скульптурами, лепными барельефами.
Одежда
Сословные различия наиболее ярко проявлялись в одежде. В зависимости от благосостояния работные люди, мелкое и среднее мещанство носили городской костюм, являвшийся разновидностью общеевропейского с чертами русского крестьянского костюма. Основной обувью были сапоги.
Крестьяне в качестве и повседневной, и выходной одежды носили рубахи и штаны. Зимой носили овчинные шубы и полушубки, длинные тулупы, подпоясанные яркими кушаками. Шапки были в основном из валяной шерсти.
Питание
Главным продуктом был ржаной хлеб. Из проса, гороха, гречки, овса варили каши и кисели. Употребляли много овощей, все шире входил в обиход картофель. Мясо было редким продуктом на столах бедноты. Как правило, его ели в Рождество и на пасху. Зато рыба была более доступна. Основными напитками были хлебный и свекольный квас, пиво, сбитень.
В городах в большом количестве открывались трактиры, буфеты для тех, кто не мог обедать дома.
Досуг и обычаи
Общими для всего населения являлись лишь церковные праздники с их единым для каждого обряда и традициями. К церковным праздникам обычно приурочивались ярмарки, сопровождающиеся гуляньями, увеселениями, хоровым пением и хороводами.
-
Слайд 2
Жилище
Как и в деревне, в большинстве городов основным строительным материалом было дерево.
Из дерева строились не только крестьянские избы, но и жилища ремесленников, дворян средней руки.
В зависимости от достатка хозяев, дома могли быть украшены резьбой, иметь водосточные трубы, ставни.
Слайд 3
Городские дома знати и богатых купцов больше напоминали дворцы – строились из камня, украшались колоннами и скульптурами, лепными барельефами.
Сохранилась мода на загородные дома, их штукатурили с внутренней и внешней сторон, и они казались каменными постройками.
Слайд 4
Внутреннее убранство жилища также было различно.
В домах крестьян и мещан главным считалось место у печи, около неё стоял «красный угол» с иконами и стол, за которым ела семья.
В дворцах знати центральное место занимал парадный зал, где проходили балы и приёмы. Основным был второй этаж с высокими потолками и хорошим освещением.
Слайд 5
Одежда
Сословные различия наиболее ярко проявлялись в одежде.
КРЕСТЬЯНЕ
- КУПЦЫ -
Слайд 6
В XIX в. были утрачены яркая красочность и богатый декор костюма, свойственный мужским нарядам знати XVIII столетия.
Мужской костюм в этом веке стал более рациональным, деловым и практичным.
Вместе с упрощением покроя костюм становился более монохромным и темным по цвету.
Слайд 7
Женская одежда
КУПЧИХА
Служанка
Крестьянки
Слайд 9
В период романтизма идеалом женщины была изящная и хрупкая персона, которая в специальном кармане юбки носила небольшой томик произведений Ж. Санд, В. Гюго, В. Скотта. Она отличалась бледностью лица и необычайным блеском глаз, хорошо держалась в седле. Материи платьев и верхней одежды были чрезвычайно разнообразны. Носили одноцветные, узорные, полосатые и клетчатые ткани.
Слайд 10
Слайд 11
Досуг и обычаи
XIX в. считается веком расцвета русского театра. Театр активно реагировал на события в стране, поэтому война 1812 г. не могла пройти мимо служителей Мельпомены. Патриотический репертуар тех лет составляли героические оперы, трагедии, веселые комедии, высмеивающие французоманию. Патриотические дивертисменты на народные темы включали русские танцы. Музыку к ним писали русские композиторы.
Слайд 12
Слайд 13
В первой половине XIX в. изменились костюмы артистов. Танцовщики выступали в коротких хитонах, а танцовщицы - в туниках. На смену башмакам с каблуками пришли легкие туфли на гладкой и гибкой подошве и простые прически.
Слайд 14
Слайд 15
Вслед за царями охота распространилась на все дворянское общество. Она была стилем жизни дворян, когда они получили право на отставку и переселились в свои усадьбы.
Слайд 16
Это было развлечение, азартная игра, вид спорта, который был под стать только богатому дворянину: охота требовала приобретения и разведения дорогих пород собак, специально обученных слуг, свиты и участников мероприятия, которых надо было всех хорошо принять и держать в своем доме. В охоту вкладывался огромный труд крепостных - изобретательных и талантливых умельцев своего дела.
В былые времена уединение понималось совсем не так, как сегодня. Даже в XIX веке улечься спать с незнакомым человеком в одной кровати в гостинице было обычным делом, и авторы дневников часто писали, как они были разочарованы, когда к ним в постель забирался поздно прибывший незнакомец. В 1776 году Бенджамину Франклину и Джону Адамсу пришлось делить постель в гостинице Нью-Брансуика, штат Нью-Джерси, и они всю ночь ссорились из-за того, надо ли открывать окно или нет.
Слуги нередко спали в изножье хозяйской кровати, чтобы можно было легко исполнить любую просьбу хозяина. Из письменных источников становится ясно, что камергер и шталмейстер короля Генриха V присутствовали в спальне, когда король спал с Екатериной Валуа. В дневниках Сэмюэла Пипса сказано, что служанка спала на полу его супружеской спальни в качестве живой сигнализации на случай ограбления. В подобных обстоятельствах прикроватный полог не обеспечивал нужного уединения; к тому же он был убежищем для пыли и насекомых, а сквозняки легко его раздували.
Помимо прочего, прикроватный полог мог быть пожароопасен, как, впрочем, и весь дом целиком: от тростникового напольного покрытия до соломенной крыши. Почти каждый справочник по домоводству предупреждал, что нельзя читать при свечах в постели, но многие пренебрегали этим советом.
В одной из своих работ Джон Обри, историк XVII века, рассказывает смешную историю, касающуюся свадьбы дочери Томаса Мора Маргарет и некоего Уильяма Ропера. Ропер пришел как-то утром к Мору и заявил, что хочет жениться на одной из его дочерей — все равно на какой. Тогда Мор привел Ропера к себе в спальню, где дочери спали в низкой кровати, выдвинутой из-под отцовской. Нагнувшись, Мор ловко взялся «за угол простыни и вдруг сдернул ее с постели». Девушки спали абсолютно голыми. Сонно выразив неудовольствие тем, что их потревожили, они перевернулись на живот и снова заснули. Сэр Уильям, полюбовавшись открывшимся видом, объявил, что осмотрел «товар» со всех сторон, и легонько постучал своей тросточкой по попе шестнадцатилетней Маргарет. «И никакой мороки с ухаживанием!» — восторженно пишет Обри.
Правда ли все это, неизвестно: Обри описал случившееся спустя столетие. Очевидно, однако, что в его время никого не удивил тот факт, что взрослые дочери Мора спали рядом с его кроватью.
Серьезная проблема с кроватями, особенно в викторианский период, состояла в том, что они были неотделимы от самого проблемного занятия той эпохи — секса. В браке секс, конечно, иногда бывает необходим. Мэри Вуд-Аллен в популярной и влиятельной книге «Что необходимо знать молодой женщине» уверяет своих юных читательниц в том, что с мужем позволительно иметь физическую близость при условии, что она совершается «при полном отсутствии сексуального желания». Считалось, что настроения и мысли матери во время зачатия и на протяжении всей беременности глубоко и непоправимо влияют на плод. Партнерам советовали заниматься сексом только при взаимной симпатии, чтобы не произвести на свет неполноценного ребенка.
Чтобы избежать возбуждения, женщинам предлагалось больше бывать на свежем воздухе, не заниматься ничем стимулирующим, в том числе не читать и не играть в карты, и прежде всего — не утруждать свой мозг сверх необходимого. Считалось, что образование для женщины всего лишь напрасная трата времени; кроме того, оно крайне опасно для их хрупких организмов.
В 1865 году Джон Рескин написал в одном своем очерке, что женщин следует обучать до тех пор, пока они не станут «практически полезными» для своих мужей, и не более. Даже американка Кэтрин Бичер, которая была, по стандартам того времени, радикальной феминисткой, горячо отстаивала право женщин на полноценное образование, но просила не забывать: им все же нужно время для того, чтобы привести в порядок свою прическу.
Для мужчин основной задачей считалось не обронить ни капли спермы за пределами священных уз брака, но и в браке им следовало соблюдать умеренность. Как объяснял один уважаемый специалист, семенная жидкость, оставаясь в организме, обогащает кровь и укрепляет мозг. Тот же, кто бездумно расходует этот природный эликсир, становится слабым и духовно, и физически. Поэтому даже в супружестве необходимо беречь свои сперматозоиды, так как из-за частого секса сперма разжижается и получается вялое, апатичное потомство. Половой акт с периодичностью не чаще одного раза в месяц считался оптимальным вариантом.
Онанизм, разумеется, исключался категорически. Были хорошо известны последствия мастурбации: практически все известные медицине хвори, включая безумие и преждевременную смерть. Онанисты — «несчастные, дрожащие, бледные существа на тощих ножках, ползающие по земле», как описал их один журналист, — вызывали презрение и жалость. «Каждый акт мастурбации подобен землетрясению, взрыву, смертельному паралитическому удару», — заявлял другой. Практические исследования наглядно доказывали вред мастурбации. Медик Сэмюэл Тиссо описал, как один из его пациентов постоянно пускал слюни, из носа у него текла сукровица, а еще он «испражнялся прямо в постели, не замечая этого». Последние три слова производили особенно сильное впечатление.
Мало того, привычка мастурбировать автоматически передавалась детям и заранее ослабляла здоровье еще не рожденного потомства. Самый тщательный анализ опасностей, связанных с сексом, был предложен сэром Уильямом Актоном в его работе «Функции и заболевания репродуктивных органов у детей, юношей, взрослых и стариков, рассмотренные с точки зрения их физиологических, социальных и нравственных отношений», впервые опубликованной в 1857 году. Именно он решил, что мастурбация приводит к слепоте. Именно Актону принадлежит часто цитируемая фраза: «Должен сказать, что большинству женщин практически недоступны сексуальные переживания».
Подобные представления на удивление долго господствовали в обществе. «Многие из моих пациентов рассказывали мне, что впервые совершили акт мастурбации во время просмотра музыкального шоу», — мрачно и, скорее всего, не без преувеличения сообщает доктор Уильям Робинсон в своей работе 1916 года, посвященной сексуальным нарушениям.
Наука всегда была готова прийти на выручку. В книге Мэри Роуч «Любопытные параллели в науке и сексе» описывается одно из средств борьбы с вожделением, разработанное в 1850-х годах, — кольцо с шипами, которое надевалось на пенис перед сном (или в любое другое время); его металлические острия кололи пенис, если он нечестиво набухал. Другие устройства использовали электрический ток, который неприятно, но действенно отрезвлял вожделеющего мужчину.
Стоит отметить, что не все разделяли эти консервативные взгляды. Уже в 1836 году уважаемый французский врач Клод Франсуа Лаллеман опубликовал трехтомное исследование, в котором связывал частый секс с хорошим здоровьем. Это так впечатлило шотландского медика Джорджа Драйздейла, что он в своей работе «Физическая,сексуальная и естественная религия» сформулировал философию свободной любви и безудержного секса. Книга была опубликована в 1855 году тиражом 90 000 экземпляров и переведена на одиннадцать языков, «включая венгерский», специально отмечает «Национальный биографический словарь», обожающий акцентировать внимание на пустяках. Ясно, что в обществе жаждали большей сексуальной свободы. К сожалению, общество в целом приняло эту свободу только спустя столетие.
Пожалуй, неудивительно, что в такой напряженной атмосфере удачный секс для многих людей являлся недосягаемой мечтой — например, для того же Джона Рескина. В 1848 году великий художественный критик женился на девятнадцатилетней Юфимии Чалмерс Грей, и дела у них не заладились с самого начала. Они так и не вступили в брачные отношения. Позже Юфимия рассказала, что, по признанию Рескина, он представлял женщин совсем не такими, какими они были на самом деле, и что она в первый же вечер произвела на него отталкивающее впечатление, и поэтому он не сделал ее своей женой.
Не получив желаемого, Эффи подала на Рескина в суд (подробности ее заявления о признании брака недействительным стали достоянием бульварной прессы многих стран), а потом сбежала с художником Джоном Эвереттом Милле, с которым жила счастливо и от которого родила восьмерых детей.
Правда, ее побег был совершенно некстати, потому что Милле как раз в это время писал портрет Рескина. Рескин как человек чести продолжал позировать Милле, но двое мужчин больше никогда друг с другом не разговаривали.
Сочувствующие Рескину, которых было немало, сделали вид, что никакого скандала нет и в помине. К 1900 году вся эта история была успешно позабыта, и У. Г. Коллингвуд смог, не краснея от стыда, написать свою книгу «Жизнь Джона Рескина», в которой нет даже намека на то, что Рескин когда-то был женат и что он в панике выбежал из спальни, увидев волосы на женском лоне.
Рескин так и не преодолел свои ханжеские предрассудки; похоже, он и не сильно старался. После смерти Уильяма Тернера в 1851 году Рескину поручили разобрать работы, оставленные великим художником, и среди них оказалось несколько озорных акварелей эротического содержания. Объятый ужасом Рескин решил, что Тернер написал их в «состоянии безумия», и ради блага нации уничтожил почти все акварели, лишив потомков нескольких бесценных работ.
Между тем Эффи Рескин, вырвавшись из оков несчастливого замужества, зажила счастливо. Это было необычно, поскольку в XIX веке бракоразводные дела всегда решались в пользу мужей. Для того чтобы получить развод в викторианской Англии, мужчине было достаточно просто заявить, что его жена изменила ему с другим. Однако женщине в аналогичной ситуации следовало доказать, что ее супруг совершил инцест, предавался скотоложству или какому-либо еще тяжкому греху, список которых был весьма короток.
До 1857 года у разведенной жены отбирали все имущество и, как правило, детей. По закону такая женщина была совершенно бесправной; степень ее свободы и несвободы определял муж. По словам великого теоретика в области права Уильяма Блэкстоуна, разведенная женщина отказывается от «самой себя и от собственной индивидуальности».
Некоторые страны были чуть более либеральными. Во Франции, к примеру, женщина могла развестись с мужем, если имел место адюльтер, но только при условии, что измена свершилась в супружеском доме.
Английское же законодательство отличалось крайней несправедливостью. Известен случай, когда некую женщину по имени Марта Робинсон годами избивал жестокий, психически неуравновешенный супруг. В конце концов он заразил ее гонореей, а потом серьезно отравил лекарствами от венерических заболеваний, без ведома жены подсыпая порошки ей в пищу. Сломленная и физически, и морально, Марта подала на развод. Судья внимательно выслушал все аргументы, а потом закрыл дело, отправив миссис Робинсон домой и посоветовав ей быть более терпеливой.
Принадлежность к женскому полу автоматически считалась патологическим состоянием. Мужчины почти повсеместно думали, что по достижении половой зрелости женщины заболевают. Развитие молочных желез, матки и других репродуктивных органов «забирает энергию, которой каждому человеку отпускается в ограниченном количестве», по словам одного авторитетного специалиста. Менструация описывалась в медицинских текстах как ежемесячный акт умышленной небрежности. «Если женщина испытывает боль в какой-либо момент месячного периода, это происходит из-за нарушений в одежде, питании, личных или социальных привычках», — писал один обозреватель (разумеется, мужчина).
По иронии судьбы, женщины и впрямь часто болели, поскольку правила приличия не позволяли им получить необходимую медицинскую помощь. В 1856 году, когда молодая домохозяйка из Бостона, из респектабельной семьи, со слезами призналась своему лечащему врачу, что иногда невольно задумывается не о муже, а о других мужчинах, доктор прописал ей ряд суровых средств лечения, в том числе холодные ванны, клизмы и тщательное спринцевание бурой, порекомендовав исключить все возбуждающее — острую пищу, легкое чтение и так далее.
Считалось, что из-за легкого чтива у женщины появляются нездоровые мысли и склонность к истерикам. Как мрачно заключил один автор, «у юных девушек, читающих любовные романы, наблюдаются возбуждение и преждевременное развитие половых органов. Ребенок физически становится женщиной за несколько месяцев или даже лет до срока, назначенного природой».
В 1892 году Джудит Фландерс пишет про одного мужчину, который повел свою жену проверить зрение; врач сказал, что проблема заключается в выпадении матки и что ей необходимо удалить этот орган, иначе зрение так и будет ухудшаться.
Огульные обобщения далеко не всегда оказывались верными, поскольку ни один доктор не умел проводить правильное гинекологическое обследование. В крайнем случае он осторожно прощупывал пациентку под одеялом в темной комнате, но такое случалось нечасто. В большинстве случаев женщины, у которых были жалобы на органы, находящиеся между шеей и коленями, стыдливо показывали свои больные места на манекенах.
В 1852 году один американский терапевт с гордостью написал, что «женщины предпочитают страдать от опасных болезней, из щепетильности отвергая полное медицинское обследование». Некоторые врачи отказывались налагать щипцы при родах, объясняя это тем, что женщины с узким тазом не должны рожать детей, ибо подобная неполноценность может передаться их дочерям.
Неизбежным последствием всего этого стало почти средневековое пренебрежение женской анатомией и физиологией со стороны мужчин-врачей. В анналах медицины нет лучшего примера профессионального легковерия, чем знаменитый случай с Мэри Тофт, невежественной женщиной-кролиководом из Годалминга, графство Суррей, которая осенью 1726 года в течение многих недель дурачила авторитетных медиков, в том числе двух королевских терапевтов, уверяя всех, что может рожать кроликов.
Это стало сенсацией. Несколько медиков присутствовали при родах и выразили полное удивление. Только когда еще один королевский врач, немец по имени Кириакус Алерс, тщательно обследовал женщину и объявил, что все это — просто мистификация, Тофт в конце концов призналась в обмане. Ее ненадолго отправили в тюрьму за мошенничество, а потом — домой, в Годалминг; больше про нее никто не слышал.
До понимания женской анатомии и физиологии было еще далеко. В 1878 году British Medical Journal вел оживленную длительную дискуссию с читателями на тему: может ли прикосновение кухарки, у которой в данный момент менструация, испортить ветчину?
По словам Джудит Фландерс, одного британского врача исключили из медицинского реестра за то, что он заметил в своей печатной работе: изменение окраски слизистой оболочки вокруг влагалища вскоре после зачатия — надежный индикатор беременности. Это заключение было совершенно справедливым, но крайне неприличным, ведь чтобы определить степень изменения окраски, следовало сперва ее увидеть. Врачу запретили практиковать. Между тем в Америке уважаемого гинеколога Джеймса Платта Уайта выгнали из Американской медицинской ассоциации за то, что он позволял своим студентам присутствовать при родах (разумеется, с разрешения рожениц).
На этом фоне действия хирурга Айзека Бейкера Брауна кажутся еще более неординарными. Браун стал первым хирургом-гинекологом. К несчастью, им руководили заведомо ложные идеи. В частности, он был убежден, что почти все женские недомогания — результат «периферического возбуждения нерва в наружных половых органах с центром в клиторе».
Проще говоря, он полагал, что женщины мастурбируют и это приводит к безумию, эпилепсии, каталепсии, истерии, бессоннице и множеству других нервных нарушений. Для решения проблемы предлагалось удалять клитор хирургическим путем, тем самым исключая самую возможность неуправляемого возбуждения.
Бейкер Браун также был убежден, что яичники плохо влияют на женский организм и их тоже лучше удалять. До него никто не пытался вырезать яичники; это была крайне сложная и рискованная операция. Первые три пациентки Брауна умерли на операционном столе. Однако он не остановился и прооперировал четвертую женщину — собственную сестру, которая, по счастью, выжила.
Когда обнаружилось, что Бейкер Браун в течение многих лет вырезал женщинам клиторы без их ведома и согласия, медицинское сообщество отреагировало бурно и яростно. В 1867 году Бейкера Брауна исключили из Общества акушеров Лондона, положив конец его практике. Врачи наконец-то приняли, как важен научный подход к интимным органам пациенток. Ирония заключается в том, что, будучи плохим доктором и, по всей видимости, очень плохим человеком, Бейкер Браун, как никто другой, посодействовал продвижению женской медицины.
ОСОБЫЕ ПРИВЫЧКИ И ПОНЯТИЯ В 19 ВЕКЕ
Неглиже и утренний туалет в XIX веке
В современном русском языке слово «неглиже» связано лишь с небрежной манерой одеваться, излишне по-домашнему при посторонних людях. В прошлом веке оно имело два значения. Первое было связано с небрежным отношением к чему-либо. Именно в таком смысле употреблял слово «неглиже» М.С.Щепкин в своих «Записках»: «Я вел репетицию, как говорится, неглиже: не играл, а только говорил, что следовало по роли».
Но гораздо употребительней было «неглиже» в значении «домашняя одежда для первой половины дня», когда визиты наносят только близкие люди. Не случайно в новостях моды сообщалось о «нарядных неглиже», то есть небрежность заранее рассчитывалась и была предназначена для посторонних глаз.
Одежда неглиже была и у мужчин, и у женщин. Светские люди принимали в халатах друзей, пришедших выкурить пахитоску. Поначалу не было принято курить в обществе женщин и курению предавались утром. Вот что об этом сообщает Е.Янькова: «В наше время редкий не нюхал, а курить считали весьма предосудительным, а чтобы женщины курили, этого и не слыхивали; и мужчины курили у себя в кабинетах или на воздухе, и ежели при дамах, то всегда не иначе, как спросят сперва: „Позвольте".
В гостиной и в зале никогда никто не куривал даже и без гостей в своей семье, чтобы, сохрани Бог, как-нибудь не осталось этого запаху и чтобы мебель не провоняла.
Каждое время имеет свои особые привычки и понятия. Курение стало распространяться заметным образом после 1812 года, а в особенности в 1820-х годах: стали привозить сигарки, о которых мы не имели и понятия, и первые, которые привезли нам, показывали за диковинку».
Свидетельство Е.Яньковой отчасти неверно. Из других мемуаров мы узнаем, что женщины позволяли себе курить, и даже в присутствии гостей. А.О.Смирнова-Россет пишет: «Киселев и Федор Голицын не курили. И вот что Киселев вдруг спросил у моего мужа:
Смирнов, как ты мог позволить жене курить?
- Мой дорогой, после ее вторых родов у нее была нервная болезнь, она ничего не делала, смертельно скучала, у нее был сплин, и я же посоветовал ей курить, чтобы рассеяться.
- Я тоже страдаю тоской, поэтому-то я принимаю воды Виши, что помогает мне для зимы, не лучшей в Париже, чем в Петербурге, солнце бывает там редко.
- Но Александрита тоже лечилась в Мариенбаде, и это ей помогло, но привычка курить у нее осталась; пахитоска - очень приятный товарищ, и это жена австрийского посланника, графиня Фикельмон, ввела ее в моду в Петербурге».
Позднее курение так распространилось, что появились специальные курительные комнаты, заранее спроектированные при постройке жилых домов. В театрах курили в кофейнях - по сути дела, курительных. Мужской пиджак особого покроя - смокинг - предполагал и курение в качестве времяпрепровождения, хотя это была одежда для визитов. Курили и женщины - героиня толстовского романа Анна Каренина курила пахитоски, но все же лишь у себя дома. Курить публично - в гостях или в ресторане - женщины стали лишь на рубеже веков.
Но вернемся к началу XIX столетия. Каким было неглиже молодого человека в те годы? Это мог быть прежде всего архалук. Архалук, ахалук - в России XIX века мужской кафтан без пуговиц, не имеющий плечевых швов, то есть сшитый не из раскроенных кусков ткани, а из сложенного вдвое материала, в котором первоначальная ширина полотнища и определяет, как будут вшиты рукава.
Архалуки делали из плотной шелковой или хлопчатобумажной ткани, как правило, с орнаментом в виде разноцветных полос. Элементы восточного костюма вошли в дворянский быт довольно широко уже в конце 10-х годов ХIХ века. Архалук поначалу использовался только как домашняя одежда, с сохранением всех особенностей кроя и орнаментации ткани, принятой на Востоке.
Малоизвестный, к сожалению, ныне широкому кругу читателей поэт А.И.Полежаев писал: «Ахалук мой, ахалук, ахалук демикотонный, ты - работа нежных рук азиатки благосклонной». Самый знаменитый литературный обладатель архалука - Ноздрев из «Мертвых душ» Гоголя - «чернявый просто в полосатом архалуке».
Полосатые ткани на восточный лад были известны в России с XVI века и получили название «дороги». В ХIX столетии их производили в большом количестве не только для внутреннего рынка, но и на экспорт.
В середине ХIX века название «архалук» обозначало уже всякий полосатый халат, а не только одежду определенного покроя. В иллюстрациях А.А.Агина к «Мертвым душам», созданных художником в 1846 - 1847 годах, архалук Ноздрева скорее европейского покроя, нежели восточного.
Широко известен портрет Пушкина работы К.Мазера (1839), на котором поэт изображен в архалуке, описанном В.А.Нащокиной: «Я помещалась обыкновенно посредине, а по обеим сторонам мой муж и Пушкин в своем красном архалуке с зелеными клеточками».
Хотя покрой заметно изменился, но название сохранялось в литературе довольно долго. Со временем архалуком стали называть не только домашнюю одежду, но и предназначенную для улицы.
Вот отрывок из повести Д.В.Григоровича «Антон-Горемыка»:
«На нем был серый нанковый однобортный архалук, подбитый мерлушками». Описанный костюм более соответствует понятию «бекеша», так как речь идет о плотно застегивающейся одежде из одноцветной ткани, подбитой мехом (см. «Кафтан»). Возможно, что писатель имел в виду какую-нибудь иную одежду, так как писал о серой нанке - ткани, которая до середины ХIX века производилась только различных оттенков желтого цвета.
Самой дорогой тканью для домашней мужской одежды была термолама, или тармалама, часто упоминаемая в литературных произведениях. Вот пример из повести Н.А.Некрасова «Три страны света»: «Если вы только не заняты, я вас попрошу сшить мне халат... из тармаламы; я, знаете, люблю хорошие вещи».
Термолама, тармалама - очень плотная шелковая ткань, нити которой скручены из нескольких прядей, то есть много толще других шелковых тканей. Кроме того, термоламу ткали из шелка-сырца, поэтому она была характерного золотистого цвета. Долгое время термолама ввозилась в Россию из Ирана.
Покрой такого халата описан в романе Гончарова «Обломов»: «На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире».
Как ни странно, женские туалеты для неглиже почти не имели особых, отличных от повседневной или нарядной одежды названий. Шлафор, пудромант на протяжении своей истории были и в мужском, и в женском гардеробе.
Шлафор, или шлафрок, - просторная домашняя одежда без пуговиц, с большим запахом, так как подпоясывались поясом, чаще всего из витого шнура. Поскольку шлафоры носили и мужчины и женщины, то в литературе их можно встретить при описании домашней одежды обоих полов.
«Но скоро все перевелось:
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла: стала звать
Акулькой прежнюю Селину
И обновила наконец
На вате шлафор и чепец».
(А.С. Пушкин. «Евгений Онегин»)
По покрою и назначению разницы между халатом и шлафором нет. Мужчинам позволялось принимать в шлафоре или халате гостей, если качество ткани и отделка соответствовали представлению о нарядной одежде.
«Атласного платья, что с малиновыми полосками, не надевайте на меня: мертвой уже не нужно платье. На что оно ей? А вам оно пригодится: из него сошьете себе парадный халат, на случай когда приедут гости, то чтобы можно было вам прилично показаться и принять их», - говорит Пульхерия Ивановна, героиня повести Гоголя «Старосветские помещики».
Обычай принимать гостей в «парадном неглиже» появился в России только в XVIII веке вместе с французской модой. По одной из версий, Иван Грозный разгневался на сына Ивана и убил его из-за того, что Иван вступился за свою беременную жену, которую отец стал избивать лишь за то, что в жаркий день, когда он вошел к ней в спальню, она была одета не в несколько одеяний. Понятие «одетый - раздетый», таким образом, изменилось.
Женщины в ХIХ веке носили шлафор или халат только до обеда, занимаясь хозяйственными делами, но в деревне, отказавшись от светских манер, не переодевались в течение всего дня. Шлафор часто имел карманы, был удобен и не требовал сложной прически и украшений.
В XVIII веке в обиход вошел пудромант. Существовало несколько форм написания названия этой детали костюма. Пудромант, пудрамант, пудремантель - специальная накидка, которой пользовались мужчины и женщины, накладывая грим.
Бытовой грим в XVIII веке предполагал обилие румян и пудры у лиц обоего пола. Е. Янькова вспоминает, что «не нарумянившись, куда-нибудь приехать значило бы сделать невежество». Гримом пользовались и мужчины: «Князь изволит в пудремантеле сидеть, и один парикмахер в шитом французском кафтане причесывает, а другой держит на серебряном блюдце помаду, пудру и гребенку» (А.И.Герцен. «Долг прежде всего»).
Парики и прически пудрили уже после того, как был закончен туалет, непосредственно перед выходом из гардеробной. Сохранились очень интересные описания процесса нанесения пудры на прическу: «Щеголиха держала длинную маску с зеркальцами из слюды против глаз, и парикмахер пудрил дульцем, маленькими мехами или шелковой кистью.
Некоторые имели особые шкафы, внутри пустые, в которых пудрились; барыня влезала в шкаф, затворялись дверцы и благовонная пыль нежно опускалась на ее голову. Употребляли пудру разных цветов - розовую, палевую, серенькую, á la vanille, a fleur d"orange, mille fleurs».
К самому концу XVIII века пудреные парики вышли из моды. Сохранились сведения, что отказ от пудры был вызван модой, «введенной якобинцем Шампани и его свитой». Среди предметов женского обихода пудромант сохранился, по сути дела, до сих пор, тем более он не утрачивал своего значения и в XIX веке. У Тургенева читаем: «...отец в халате, без галстуха, тетка в пудраманте» («Часы»). Только в ХIX веке пудромант уже не предназначался для всеобщего обозрения.
Пожалуй, особой женской одеждой для дома в первой половине дня был капот. Это название распространялось на несколько элементов женского костюма - верхнюю, домашнюю одежду и даже на шляпку, известную как капот.
Капот носили только женщины, поэтому упоминание о нем в связи с мужской одеждой звучало комично.
Например, в гоголевской «Шинели»: «Надобно знать, что шинель Акакия Акакиевича служила тоже предметом насмешек чиновников; от нее отнимали даже благородное имя шинели и называли ее капотом».
Капот был просторной одеждой с рукавами и сквозной застежкой спереди. В 20 - 30-е годы XIX века капотом называли верхнее женское платье для улицы. Именно в таком смысле употребляет слово «капот» Пушкин в «Пиковой даме»:
«Лизавета Ивановна вошла в капоте и шляпке.
- Наконец, мать моя! - сказала графиня. - Что за наряды! Зачем это?.. кого прельщать?»
В модных обзорах 20-х годов встречается упоминание о капотах для улицы: «...гроденапль в большой моде: из него делают сборки на платье и зимние капоты для прогулки в экипаже». Позднее, к 40-м годам, капот становится только домашней одеждой.
Гоголь неоднократно употребляет слово «капот» для того, чтобы подчеркнуть бесформенность, неопрятный облик своего героя. Например, Плюшкин в «Мертвых душах» описан следующим образом: «Долго он не мог распознать, какого пола была фигура: баба или мужик. Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее на женский капот».
Во второй половине ХIX века уже не публиковали советов, как сделать неглиже понаряднее. Более того, сборники советов о хорошем тоне подчеркивали, что тем, кто не имеет достаточных средств для поддержания безупречной белизны белья и кружев, лучше носить вместо неглиже скромное и практичное домашнее платье.
Семья
Семья объединяла, как правило, представителей двух поколений – родителей и их детей. Такая семья обычно представляла собой многочисленный коллектив, часто насчитывающий 7-9 детей.
Среди основных семейных обрядов можно называть крещение, свадьбу, похороны. В брак обычно вступали юноши в возрасте 24-25 лет, а девушки в возрасте 18-22 лет.
Жилище
Быт и жилища основной части населения России в первой половине XIX века сохраняли черты прошедших времён. Как в деревне, так и в большинстве городов основным строительным материалом оставалось дерево. В зависимости от достатка хозяев дома были украшены резьбой, имели водосточные трубы, ставни и т. п.
Городские дома знати и богатых купцов больше напоминали дворцы: они строились преимущественно из камня, украшались не только колоннами, но и скульптурами, лепными барельефами.
Одежда
Сословные различия наиболее ярко проявлялись в одежде. В зависимости от благосостояния работные люди, мелкое и среднее мещанство носили городской костюм, являвшийся разновидностью общеевропейского с чертами русского крестьянского костюма. Основной обувью были сапоги.
Крестьяне в качестве и повседневной, и выходной одежды носили рубахи и штаны. Зимой носили овчинные шубы и полушубки, длинные тулупы, подпоясанные яркими кушаками. Шапки были в основном из валяной шерсти.
Питание
Главным продуктом был ржаной хлеб. Из проса, гороха, гречки, овса варили каши и кисели. Употребляли много овощей, все шире входил в обиход картофель. Мясо было редким продуктом на столах бедноты. Как правило, его ели в Рождество и на пасху. Зато рыба была более доступна. Основными напитками были хлебный и свекольный квас, пиво, сбитень.
В городах в большом количестве открывались трактиры, буфеты для тех, кто не мог обедать дома.
Досуг и обычаи
Общими для всего населения являлись лишь церковные праздники с их единым для каждого обряда и традициями. К церковным праздникам обычно приурочивались ярмарки, сопровождающиеся гуляньями, увеселениями, хоровым пением и хороводами.
-
Слайд 2
Жилище Как и в деревне, в большинстве городов основным строительным материалом было дерево. Из дерева строились не только крестьянские избы, но и жилища ремесленников, дворян средней руки. В зависимости от достатка хозяев, дома могли быть украшены резьбой, иметь водосточные трубы, ставни.
Слайд 3
Городские дома знати и богатых купцов больше напоминали дворцы – строились из камня, украшались колоннами и скульптурами, лепными барельефами. Сохранилась мода на загородные дома, их штукатурили с внутренней и внешней сторон, и они казались каменными постройками.
Слайд 4
Внутреннее убранство жилища также было различно. В домах крестьян и мещан главным считалось место у печи, около неё стоял «красный угол» с иконами и стол, за которым ела семья. В дворцах знати центральное место занимал парадный зал, где проходили балы и приёмы. Основным был второй этаж с высокими потолками и хорошим освещением.
Слайд 5
Одежда Сословные различия наиболее ярко проявлялись в одежде. КРЕСТЬЯНЕ - КУПЦЫ -
Слайд 6
В XIX в. были утрачены яркая красочность и богатый декор костюма, свойственный мужским нарядам знати XVIII столетия. Мужской костюм в этом веке стал более рациональным, деловым и практичным. Вместе с упрощением покроя костюм становился более монохромным и темным по цвету.
Слайд 7
Женская одежда КУПЧИХА Служанка Крестьянки
Слайд 9
В период романтизма идеалом женщины была изящная и хрупкая персона, которая в специальном кармане юбки носила небольшой томик произведений Ж. Санд, В. Гюго, В. Скотта. Она отличалась бледностью лица и необычайным блеском глаз, хорошо держалась в седле. Материи платьев и верхней одежды были чрезвычайно разнообразны. Носили одноцветные, узорные, полосатые и клетчатые ткани.
Слайд 10
Слайд 11
Досуг и обычаи XIX в. считается веком расцвета русского театра. Театр активно реагировал на события в стране, поэтому война 1812 г. не могла пройти мимо служителей Мельпомены. Патриотический репертуар тех лет составляли героические оперы, трагедии, веселые комедии, высмеивающие французоманию. Патриотические дивертисменты на народные темы включали русские танцы. Музыку к ним писали русские композиторы.
Слайд 12
Слайд 13
В первой половине XIX в. изменились костюмы артистов. Танцовщики выступали в коротких хитонах, а танцовщицы - в туниках. На смену башмакам с каблуками пришли легкие туфли на гладкой и гибкой подошве и простые прически.
Слайд 14
Слайд 15
Вслед за царями охота распространилась на все дворянское общество. Она была стилем жизни дворян, когда они получили право на отставку и переселились в свои усадьбы.
Слайд 16
Это было развлечение, азартная игра, вид спорта, который был под стать только богатому дворянину: охота требовала приобретения и разведения дорогих пород собак, специально обученных слуг, свиты и участников мероприятия, которых надо было всех хорошо принять и держать в своем доме. В охоту вкладывался огромный труд крепостных - изобретательных и талантливых умельцев своего дела.
В былые времена уединение понималось совсем не так, как сегодня. Даже в XIX веке улечься спать с незнакомым человеком в одной кровати в гостинице было обычным делом, и авторы дневников часто писали, как они были разочарованы, когда к ним в постель забирался поздно прибывший незнакомец. В 1776 году Бенджамину Франклину и Джону Адамсу пришлось делить постель в гостинице Нью-Брансуика, штат Нью-Джерси, и они всю ночь ссорились из-за того, надо ли открывать окно или нет.
Слуги нередко спали в изножье хозяйской кровати, чтобы можно было легко исполнить любую просьбу хозяина. Из письменных источников становится ясно, что камергер и шталмейстер короля Генриха V присутствовали в спальне, когда король спал с Екатериной Валуа. В дневниках Сэмюэла Пипса сказано, что служанка спала на полу его супружеской спальни в качестве живой сигнализации на случай ограбления. В подобных обстоятельствах прикроватный полог не обеспечивал нужного уединения; к тому же он был убежищем для пыли и насекомых, а сквозняки легко его раздували.
Помимо прочего, прикроватный полог мог быть пожароопасен, как, впрочем, и весь дом целиком: от тростникового напольного покрытия до соломенной крыши. Почти каждый справочник по домоводству предупреждал, что нельзя читать при свечах в постели, но многие пренебрегали этим советом.
В одной из своих работ Джон Обри, историк XVII века, рассказывает смешную историю, касающуюся свадьбы дочери Томаса Мора Маргарет и некоего Уильяма Ропера. Ропер пришел как-то утром к Мору и заявил, что хочет жениться на одной из его дочерей — все равно на какой. Тогда Мор привел Ропера к себе в спальню, где дочери спали в низкой кровати, выдвинутой из-под отцовской. Нагнувшись, Мор ловко взялся «за угол простыни и вдруг сдернул ее с постели». Девушки спали абсолютно голыми. Сонно выразив неудовольствие тем, что их потревожили, они перевернулись на живот и снова заснули. Сэр Уильям, полюбовавшись открывшимся видом, объявил, что осмотрел «товар» со всех сторон, и легонько постучал своей тросточкой по попе шестнадцатилетней Маргарет. «И никакой мороки с ухаживанием!» — восторженно пишет Обри.
Правда ли все это, неизвестно: Обри описал случившееся спустя столетие. Очевидно, однако, что в его время никого не удивил тот факт, что взрослые дочери Мора спали рядом с его кроватью.Серьезная проблема с кроватями, особенно в викторианский период, состояла в том, что они были неотделимы от самого проблемного занятия той эпохи — секса. В браке секс, конечно, иногда бывает необходим. Мэри Вуд-Аллен в популярной и влиятельной книге «Что необходимо знать молодой женщине» уверяет своих юных читательниц в том, что с мужем позволительно иметь физическую близость при условии, что она совершается «при полном отсутствии сексуального желания». Считалось, что настроения и мысли матери во время зачатия и на протяжении всей беременности глубоко и непоправимо влияют на плод. Партнерам советовали заниматься сексом только при взаимной симпатии, чтобы не произвести на свет неполноценного ребенка.
Чтобы избежать возбуждения, женщинам предлагалось больше бывать на свежем воздухе, не заниматься ничем стимулирующим, в том числе не читать и не играть в карты, и прежде всего — не утруждать свой мозг сверх необходимого. Считалось, что образование для женщины всего лишь напрасная трата времени; кроме того, оно крайне опасно для их хрупких организмов.
В 1865 году Джон Рескин написал в одном своем очерке, что женщин следует обучать до тех пор, пока они не станут «практически полезными» для своих мужей, и не более. Даже американка Кэтрин Бичер, которая была, по стандартам того времени, радикальной феминисткой, горячо отстаивала право женщин на полноценное образование, но просила не забывать: им все же нужно время для того, чтобы привести в порядок свою прическу.
Для мужчин основной задачей считалось не обронить ни капли спермы за пределами священных уз брака, но и в браке им следовало соблюдать умеренность. Как объяснял один уважаемый специалист, семенная жидкость, оставаясь в организме, обогащает кровь и укрепляет мозг. Тот же, кто бездумно расходует этот природный эликсир, становится слабым и духовно, и физически. Поэтому даже в супружестве необходимо беречь свои сперматозоиды, так как из-за частого секса сперма разжижается и получается вялое, апатичное потомство. Половой акт с периодичностью не чаще одного раза в месяц считался оптимальным вариантом.
Онанизм, разумеется, исключался категорически. Были хорошо известны последствия мастурбации: практически все известные медицине хвори, включая безумие и преждевременную смерть. Онанисты — «несчастные, дрожащие, бледные существа на тощих ножках, ползающие по земле», как описал их один журналист, — вызывали презрение и жалость. «Каждый акт мастурбации подобен землетрясению, взрыву, смертельному паралитическому удару», — заявлял другой. Практические исследования наглядно доказывали вред мастурбации. Медик Сэмюэл Тиссо описал, как один из его пациентов постоянно пускал слюни, из носа у него текла сукровица, а еще он «испражнялся прямо в постели, не замечая этого». Последние три слова производили особенно сильное впечатление.
Мало того, привычка мастурбировать автоматически передавалась детям и заранее ослабляла здоровье еще не рожденного потомства. Самый тщательный анализ опасностей, связанных с сексом, был предложен сэром Уильямом Актоном в его работе «Функции и заболевания репродуктивных органов у детей, юношей, взрослых и стариков, рассмотренные с точки зрения их физиологических, социальных и нравственных отношений», впервые опубликованной в 1857 году. Именно он решил, что мастурбация приводит к слепоте. Именно Актону принадлежит часто цитируемая фраза: «Должен сказать, что большинству женщин практически недоступны сексуальные переживания».
Подобные представления на удивление долго господствовали в обществе. «Многие из моих пациентов рассказывали мне, что впервые совершили акт мастурбации во время просмотра музыкального шоу», — мрачно и, скорее всего, не без преувеличения сообщает доктор Уильям Робинсон в своей работе 1916 года, посвященной сексуальным нарушениям.
Наука всегда была готова прийти на выручку. В книге Мэри Роуч «Любопытные параллели в науке и сексе» описывается одно из средств борьбы с вожделением, разработанное в 1850-х годах, — кольцо с шипами, которое надевалось на пенис перед сном (или в любое другое время); его металлические острия кололи пенис, если он нечестиво набухал. Другие устройства использовали электрический ток, который неприятно, но действенно отрезвлял вожделеющего мужчину.
Стоит отметить, что не все разделяли эти консервативные взгляды. Уже в 1836 году уважаемый французский врач Клод Франсуа Лаллеман опубликовал трехтомное исследование, в котором связывал частый секс с хорошим здоровьем. Это так впечатлило шотландского медика Джорджа Драйздейла, что он в своей работе «Физическая,сексуальная и естественная религия» сформулировал философию свободной любви и безудержного секса. Книга была опубликована в 1855 году тиражом 90 000 экземпляров и переведена на одиннадцать языков, «включая венгерский», специально отмечает «Национальный биографический словарь», обожающий акцентировать внимание на пустяках. Ясно, что в обществе жаждали большей сексуальной свободы. К сожалению, общество в целом приняло эту свободу только спустя столетие.
Пожалуй, неудивительно, что в такой напряженной атмосфере удачный секс для многих людей являлся недосягаемой мечтой — например, для того же Джона Рескина. В 1848 году великий художественный критик женился на девятнадцатилетней Юфимии Чалмерс Грей, и дела у них не заладились с самого начала. Они так и не вступили в брачные отношения. Позже Юфимия рассказала, что, по признанию Рескина, он представлял женщин совсем не такими, какими они были на самом деле, и что она в первый же вечер произвела на него отталкивающее впечатление, и поэтому он не сделал ее своей женой.Не получив желаемого, Эффи подала на Рескина в суд (подробности ее заявления о признании брака недействительным стали достоянием бульварной прессы многих стран), а потом сбежала с художником Джоном Эвереттом Милле, с которым жила счастливо и от которого родила восьмерых детей.
Правда, ее побег был совершенно некстати, потому что Милле как раз в это время писал портрет Рескина. Рескин как человек чести продолжал позировать Милле, но двое мужчин больше никогда друг с другом не разговаривали.Сочувствующие Рескину, которых было немало, сделали вид, что никакого скандала нет и в помине. К 1900 году вся эта история была успешно позабыта, и У. Г. Коллингвуд смог, не краснея от стыда, написать свою книгу «Жизнь Джона Рескина», в которой нет даже намека на то, что Рескин когда-то был женат и что он в панике выбежал из спальни, увидев волосы на женском лоне.
Рескин так и не преодолел свои ханжеские предрассудки; похоже, он и не сильно старался. После смерти Уильяма Тернера в 1851 году Рескину поручили разобрать работы, оставленные великим художником, и среди них оказалось несколько озорных акварелей эротического содержания. Объятый ужасом Рескин решил, что Тернер написал их в «состоянии безумия», и ради блага нации уничтожил почти все акварели, лишив потомков нескольких бесценных работ.Между тем Эффи Рескин, вырвавшись из оков несчастливого замужества, зажила счастливо. Это было необычно, поскольку в XIX веке бракоразводные дела всегда решались в пользу мужей. Для того чтобы получить развод в викторианской Англии, мужчине было достаточно просто заявить, что его жена изменила ему с другим. Однако женщине в аналогичной ситуации следовало доказать, что ее супруг совершил инцест, предавался скотоложству или какому-либо еще тяжкому греху, список которых был весьма короток.
До 1857 года у разведенной жены отбирали все имущество и, как правило, детей. По закону такая женщина была совершенно бесправной; степень ее свободы и несвободы определял муж. По словам великого теоретика в области права Уильяма Блэкстоуна, разведенная женщина отказывается от «самой себя и от собственной индивидуальности».Некоторые страны были чуть более либеральными. Во Франции, к примеру, женщина могла развестись с мужем, если имел место адюльтер, но только при условии, что измена свершилась в супружеском доме.
Английское же законодательство отличалось крайней несправедливостью. Известен случай, когда некую женщину по имени Марта Робинсон годами избивал жестокий, психически неуравновешенный супруг. В конце концов он заразил ее гонореей, а потом серьезно отравил лекарствами от венерических заболеваний, без ведома жены подсыпая порошки ей в пищу. Сломленная и физически, и морально, Марта подала на развод. Судья внимательно выслушал все аргументы, а потом закрыл дело, отправив миссис Робинсон домой и посоветовав ей быть более терпеливой.Принадлежность к женскому полу автоматически считалась патологическим состоянием. Мужчины почти повсеместно думали, что по достижении половой зрелости женщины заболевают. Развитие молочных желез, матки и других репродуктивных органов «забирает энергию, которой каждому человеку отпускается в ограниченном количестве», по словам одного авторитетного специалиста. Менструация описывалась в медицинских текстах как ежемесячный акт умышленной небрежности. «Если женщина испытывает боль в какой-либо момент месячного периода, это происходит из-за нарушений в одежде, питании, личных или социальных привычках», — писал один обозреватель (разумеется, мужчина).
По иронии судьбы, женщины и впрямь часто болели, поскольку правила приличия не позволяли им получить необходимую медицинскую помощь. В 1856 году, когда молодая домохозяйка из Бостона, из респектабельной семьи, со слезами призналась своему лечащему врачу, что иногда невольно задумывается не о муже, а о других мужчинах, доктор прописал ей ряд суровых средств лечения, в том числе холодные ванны, клизмы и тщательное спринцевание бурой, порекомендовав исключить все возбуждающее — острую пищу, легкое чтение и так далее.
Считалось, что из-за легкого чтива у женщины появляются нездоровые мысли и склонность к истерикам. Как мрачно заключил один автор, «у юных девушек, читающих любовные романы, наблюдаются возбуждение и преждевременное развитие половых органов. Ребенок физически становится женщиной за несколько месяцев или даже лет до срока, назначенного природой».
В 1892 году Джудит Фландерс пишет про одного мужчину, который повел свою жену проверить зрение; врач сказал, что проблема заключается в выпадении матки и что ей необходимо удалить этот орган, иначе зрение так и будет ухудшаться.
Огульные обобщения далеко не всегда оказывались верными, поскольку ни один доктор не умел проводить правильное гинекологическое обследование. В крайнем случае он осторожно прощупывал пациентку под одеялом в темной комнате, но такое случалось нечасто. В большинстве случаев женщины, у которых были жалобы на органы, находящиеся между шеей и коленями, стыдливо показывали свои больные места на манекенах.
В 1852 году один американский терапевт с гордостью написал, что «женщины предпочитают страдать от опасных болезней, из щепетильности отвергая полное медицинское обследование». Некоторые врачи отказывались налагать щипцы при родах, объясняя это тем, что женщины с узким тазом не должны рожать детей, ибо подобная неполноценность может передаться их дочерям.
Неизбежным последствием всего этого стало почти средневековое пренебрежение женской анатомией и физиологией со стороны мужчин-врачей. В анналах медицины нет лучшего примера профессионального легковерия, чем знаменитый случай с Мэри Тофт, невежественной женщиной-кролиководом из Годалминга, графство Суррей, которая осенью 1726 года в течение многих недель дурачила авторитетных медиков, в том числе двух королевских терапевтов, уверяя всех, что может рожать кроликов.
Это стало сенсацией. Несколько медиков присутствовали при родах и выразили полное удивление. Только когда еще один королевский врач, немец по имени Кириакус Алерс, тщательно обследовал женщину и объявил, что все это — просто мистификация, Тофт в конце концов призналась в обмане. Ее ненадолго отправили в тюрьму за мошенничество, а потом — домой, в Годалминг; больше про нее никто не слышал.
До понимания женской анатомии и физиологии было еще далеко. В 1878 году British Medical Journal вел оживленную длительную дискуссию с читателями на тему: может ли прикосновение кухарки, у которой в данный момент менструация, испортить ветчину?По словам Джудит Фландерс, одного британского врача исключили из медицинского реестра за то, что он заметил в своей печатной работе: изменение окраски слизистой оболочки вокруг влагалища вскоре после зачатия — надежный индикатор беременности. Это заключение было совершенно справедливым, но крайне неприличным, ведь чтобы определить степень изменения окраски, следовало сперва ее увидеть. Врачу запретили практиковать. Между тем в Америке уважаемого гинеколога Джеймса Платта Уайта выгнали из Американской медицинской ассоциации за то, что он позволял своим студентам присутствовать при родах (разумеется, с разрешения рожениц).
На этом фоне действия хирурга Айзека Бейкера Брауна кажутся еще более неординарными. Браун стал первым хирургом-гинекологом. К несчастью, им руководили заведомо ложные идеи. В частности, он был убежден, что почти все женские недомогания — результат «периферического возбуждения нерва в наружных половых органах с центром в клиторе».
Проще говоря, он полагал, что женщины мастурбируют и это приводит к безумию, эпилепсии, каталепсии, истерии, бессоннице и множеству других нервных нарушений. Для решения проблемы предлагалось удалять клитор хирургическим путем, тем самым исключая самую возможность неуправляемого возбуждения.
Бейкер Браун также был убежден, что яичники плохо влияют на женский организм и их тоже лучше удалять. До него никто не пытался вырезать яичники; это была крайне сложная и рискованная операция. Первые три пациентки Брауна умерли на операционном столе. Однако он не остановился и прооперировал четвертую женщину — собственную сестру, которая, по счастью, выжила.Когда обнаружилось, что Бейкер Браун в течение многих лет вырезал женщинам клиторы без их ведома и согласия, медицинское сообщество отреагировало бурно и яростно. В 1867 году Бейкера Брауна исключили из Общества акушеров Лондона, положив конец его практике. Врачи наконец-то приняли, как важен научный подход к интимным органам пациенток. Ирония заключается в том, что, будучи плохим доктором и, по всей видимости, очень плохим человеком, Бейкер Браун, как никто другой, посодействовал продвижению женской медицины.
ОСОБЫЕ ПРИВЫЧКИ И ПОНЯТИЯ В 19 ВЕКЕНеглиже и утренний туалет в XIX веке
В современном русском языке слово «неглиже» связано лишь с небрежной манерой одеваться, излишне по-домашнему при посторонних людях. В прошлом веке оно имело два значения. Первое было связано с небрежным отношением к чему-либо. Именно в таком смысле употреблял слово «неглиже» М.С.Щепкин в своих «Записках»: «Я вел репетицию, как говорится, неглиже: не играл, а только говорил, что следовало по роли».Но гораздо употребительней было «неглиже» в значении «домашняя одежда для первой половины дня», когда визиты наносят только близкие люди. Не случайно в новостях моды сообщалось о «нарядных неглиже», то есть небрежность заранее рассчитывалась и была предназначена для посторонних глаз.
Одежда неглиже была и у мужчин, и у женщин. Светские люди принимали в халатах друзей, пришедших выкурить пахитоску. Поначалу не было принято курить в обществе женщин и курению предавались утром. Вот что об этом сообщает Е.Янькова: «В наше время редкий не нюхал, а курить считали весьма предосудительным, а чтобы женщины курили, этого и не слыхивали; и мужчины курили у себя в кабинетах или на воздухе, и ежели при дамах, то всегда не иначе, как спросят сперва: „Позвольте".
В гостиной и в зале никогда никто не куривал даже и без гостей в своей семье, чтобы, сохрани Бог, как-нибудь не осталось этого запаху и чтобы мебель не провоняла.
Каждое время имеет свои особые привычки и понятия. Курение стало распространяться заметным образом после 1812 года, а в особенности в 1820-х годах: стали привозить сигарки, о которых мы не имели и понятия, и первые, которые привезли нам, показывали за диковинку».Свидетельство Е.Яньковой отчасти неверно. Из других мемуаров мы узнаем, что женщины позволяли себе курить, и даже в присутствии гостей. А.О.Смирнова-Россет пишет: «Киселев и Федор Голицын не курили. И вот что Киселев вдруг спросил у моего мужа:
Смирнов, как ты мог позволить жене курить?
- Мой дорогой, после ее вторых родов у нее была нервная болезнь, она ничего не делала, смертельно скучала, у нее был сплин, и я же посоветовал ей курить, чтобы рассеяться.
- Я тоже страдаю тоской, поэтому-то я принимаю воды Виши, что помогает мне для зимы, не лучшей в Париже, чем в Петербурге, солнце бывает там редко.
- Но Александрита тоже лечилась в Мариенбаде, и это ей помогло, но привычка курить у нее осталась; пахитоска - очень приятный товарищ, и это жена австрийского посланника, графиня Фикельмон, ввела ее в моду в Петербурге».Позднее курение так распространилось, что появились специальные курительные комнаты, заранее спроектированные при постройке жилых домов. В театрах курили в кофейнях - по сути дела, курительных. Мужской пиджак особого покроя - смокинг - предполагал и курение в качестве времяпрепровождения, хотя это была одежда для визитов. Курили и женщины - героиня толстовского романа Анна Каренина курила пахитоски, но все же лишь у себя дома. Курить публично - в гостях или в ресторане - женщины стали лишь на рубеже веков.
Но вернемся к началу XIX столетия. Каким было неглиже молодого человека в те годы? Это мог быть прежде всего архалук. Архалук, ахалук - в России XIX века мужской кафтан без пуговиц, не имеющий плечевых швов, то есть сшитый не из раскроенных кусков ткани, а из сложенного вдвое материала, в котором первоначальная ширина полотнища и определяет, как будут вшиты рукава.
Архалуки делали из плотной шелковой или хлопчатобумажной ткани, как правило, с орнаментом в виде разноцветных полос. Элементы восточного костюма вошли в дворянский быт довольно широко уже в конце 10-х годов ХIХ века. Архалук поначалу использовался только как домашняя одежда, с сохранением всех особенностей кроя и орнаментации ткани, принятой на Востоке.
Малоизвестный, к сожалению, ныне широкому кругу читателей поэт А.И.Полежаев писал: «Ахалук мой, ахалук, ахалук демикотонный, ты - работа нежных рук азиатки благосклонной». Самый знаменитый литературный обладатель архалука - Ноздрев из «Мертвых душ» Гоголя - «чернявый просто в полосатом архалуке».Полосатые ткани на восточный лад были известны в России с XVI века и получили название «дороги». В ХIX столетии их производили в большом количестве не только для внутреннего рынка, но и на экспорт.
В середине ХIX века название «архалук» обозначало уже всякий полосатый халат, а не только одежду определенного покроя. В иллюстрациях А.А.Агина к «Мертвым душам», созданных художником в 1846 - 1847 годах, архалук Ноздрева скорее европейского покроя, нежели восточного.
Широко известен портрет Пушкина работы К.Мазера (1839), на котором поэт изображен в архалуке, описанном В.А.Нащокиной: «Я помещалась обыкновенно посредине, а по обеим сторонам мой муж и Пушкин в своем красном архалуке с зелеными клеточками».Хотя покрой заметно изменился, но название сохранялось в литературе довольно долго. Со временем архалуком стали называть не только домашнюю одежду, но и предназначенную для улицы.
Вот отрывок из повести Д.В.Григоровича «Антон-Горемыка»:
«На нем был серый нанковый однобортный архалук, подбитый мерлушками». Описанный костюм более соответствует понятию «бекеша», так как речь идет о плотно застегивающейся одежде из одноцветной ткани, подбитой мехом (см. «Кафтан»). Возможно, что писатель имел в виду какую-нибудь иную одежду, так как писал о серой нанке - ткани, которая до середины ХIX века производилась только различных оттенков желтого цвета.
Самой дорогой тканью для домашней мужской одежды была термолама, или тармалама, часто упоминаемая в литературных произведениях. Вот пример из повести Н.А.Некрасова «Три страны света»: «Если вы только не заняты, я вас попрошу сшить мне халат... из тармаламы; я, знаете, люблю хорошие вещи».
Термолама, тармалама - очень плотная шелковая ткань, нити которой скручены из нескольких прядей, то есть много толще других шелковых тканей. Кроме того, термоламу ткали из шелка-сырца, поэтому она была характерного золотистого цвета. Долгое время термолама ввозилась в Россию из Ирана.
Покрой такого халата описан в романе Гончарова «Обломов»: «На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире».Как ни странно, женские туалеты для неглиже почти не имели особых, отличных от повседневной или нарядной одежды названий. Шлафор, пудромант на протяжении своей истории были и в мужском, и в женском гардеробе.
Шлафор, или шлафрок, - просторная домашняя одежда без пуговиц, с большим запахом, так как подпоясывались поясом, чаще всего из витого шнура. Поскольку шлафоры носили и мужчины и женщины, то в литературе их можно встретить при описании домашней одежды обоих полов.«Но скоро все перевелось:
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла: стала звать
Акулькой прежнюю Селину
И обновила наконец
На вате шлафор и чепец».
(А.С. Пушкин. «Евгений Онегин»)По покрою и назначению разницы между халатом и шлафором нет. Мужчинам позволялось принимать в шлафоре или халате гостей, если качество ткани и отделка соответствовали представлению о нарядной одежде.
«Атласного платья, что с малиновыми полосками, не надевайте на меня: мертвой уже не нужно платье. На что оно ей? А вам оно пригодится: из него сошьете себе парадный халат, на случай когда приедут гости, то чтобы можно было вам прилично показаться и принять их», - говорит Пульхерия Ивановна, героиня повести Гоголя «Старосветские помещики».
Обычай принимать гостей в «парадном неглиже» появился в России только в XVIII веке вместе с французской модой. По одной из версий, Иван Грозный разгневался на сына Ивана и убил его из-за того, что Иван вступился за свою беременную жену, которую отец стал избивать лишь за то, что в жаркий день, когда он вошел к ней в спальню, она была одета не в несколько одеяний. Понятие «одетый - раздетый», таким образом, изменилось.
Женщины в ХIХ веке носили шлафор или халат только до обеда, занимаясь хозяйственными делами, но в деревне, отказавшись от светских манер, не переодевались в течение всего дня. Шлафор часто имел карманы, был удобен и не требовал сложной прически и украшений.В XVIII веке в обиход вошел пудромант. Существовало несколько форм написания названия этой детали костюма. Пудромант, пудрамант, пудремантель - специальная накидка, которой пользовались мужчины и женщины, накладывая грим.
Бытовой грим в XVIII веке предполагал обилие румян и пудры у лиц обоего пола. Е. Янькова вспоминает, что «не нарумянившись, куда-нибудь приехать значило бы сделать невежество». Гримом пользовались и мужчины: «Князь изволит в пудремантеле сидеть, и один парикмахер в шитом французском кафтане причесывает, а другой держит на серебряном блюдце помаду, пудру и гребенку» (А.И.Герцен. «Долг прежде всего»).Парики и прически пудрили уже после того, как был закончен туалет, непосредственно перед выходом из гардеробной. Сохранились очень интересные описания процесса нанесения пудры на прическу: «Щеголиха держала длинную маску с зеркальцами из слюды против глаз, и парикмахер пудрил дульцем, маленькими мехами или шелковой кистью.
Некоторые имели особые шкафы, внутри пустые, в которых пудрились; барыня влезала в шкаф, затворялись дверцы и благовонная пыль нежно опускалась на ее голову. Употребляли пудру разных цветов - розовую, палевую, серенькую, á la vanille, a fleur d"orange, mille fleurs».К самому концу XVIII века пудреные парики вышли из моды. Сохранились сведения, что отказ от пудры был вызван модой, «введенной якобинцем Шампани и его свитой». Среди предметов женского обихода пудромант сохранился, по сути дела, до сих пор, тем более он не утрачивал своего значения и в XIX веке. У Тургенева читаем: «...отец в халате, без галстуха, тетка в пудраманте» («Часы»). Только в ХIX веке пудромант уже не предназначался для всеобщего обозрения.
Пожалуй, особой женской одеждой для дома в первой половине дня был капот. Это название распространялось на несколько элементов женского костюма - верхнюю, домашнюю одежду и даже на шляпку, известную как капот.
Капот носили только женщины, поэтому упоминание о нем в связи с мужской одеждой звучало комично.
Например, в гоголевской «Шинели»: «Надобно знать, что шинель Акакия Акакиевича служила тоже предметом насмешек чиновников; от нее отнимали даже благородное имя шинели и называли ее капотом».
Капот был просторной одеждой с рукавами и сквозной застежкой спереди. В 20 - 30-е годы XIX века капотом называли верхнее женское платье для улицы. Именно в таком смысле употребляет слово «капот» Пушкин в «Пиковой даме»:«Лизавета Ивановна вошла в капоте и шляпке.
- Наконец, мать моя! - сказала графиня. - Что за наряды! Зачем это?.. кого прельщать?»В модных обзорах 20-х годов встречается упоминание о капотах для улицы: «...гроденапль в большой моде: из него делают сборки на платье и зимние капоты для прогулки в экипаже». Позднее, к 40-м годам, капот становится только домашней одеждой.
Гоголь неоднократно употребляет слово «капот» для того, чтобы подчеркнуть бесформенность, неопрятный облик своего героя. Например, Плюшкин в «Мертвых душах» описан следующим образом: «Долго он не мог распознать, какого пола была фигура: баба или мужик. Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее на женский капот».
Во второй половине ХIX века уже не публиковали советов, как сделать неглиже понаряднее. Более того, сборники советов о хорошем тоне подчеркивали, что тем, кто не имеет достаточных средств для поддержания безупречной белизны белья и кружев, лучше носить вместо неглиже скромное и практичное домашнее платье.
| Статьи по теме: | |
|
При каких условиях после месячных появляются кровянистые выделения причин возникновения нарушения под влиянием внешних факторов и гормонов
Порой бывает достаточно сложно отличить нормальные естественные причины... Успение праведной анны, матери пресвятой богородицы
Очень часто, обращаясь к иконам святой Анны или же с молитвой о помощи и... Человек умер. Что делать? Важнейшие православные традиции и обряды, связанные с похоронами. Православное учение о жизни после смерти Что такое смерть с точки зрения православия
Что такое смерть? «Верь, человек, тебя ожидает вечная смерть», - главный... | |
