Что означает слово голем. Мифологическая энциклопедия: Бестиарий: Голем

Ответ на вопрос о том, кто такой Голем, можно сформулировать весьма просто - это создание из глины, наделенное магической силой. Наиболее часто Големов изготавливали, чтобы отомстить обидчикам. Это ведущий персонаж еврейской мифологии. Однако есть немало и фактов, с которыми предлагаем познакомиться.

Кто мог творить Големов?

Легенда о Големе гласит, что создать его может исключительно раввин, духовно богатый и Причем двигать им должно не желание покарать собственных недругов, а стремление защитить весь еврейский народ от гонителей и угнетателей. Помыслы создателя должны быть абсолютно чисты, только в этом случае его глиняное творение обретет свою сверхчеловеческую мощь.

Происхождение слова

Что такое Голем, будет подробно рассмотрено ниже. А само слово ведет свое происхождение от «гелем», что на иврите значит «сырой материал без обработки», «глина». Есть и иная версия появления слова - от «бесформенный».

История

Изначально Голем появился в Праге, в 16 веке, когда еврейский народ жил в очень тяжелых условиях. Населявшие чешскую столицу немцы и чехи всеми силами притесняли его. Евреи не имели права селиться за пределами своего гетто, нередко прозябали в нищете и тесноте.

Устав с болью смотреть на муки собственного народа, Верховный раввин Лев обратился с молитвой к небесам, ища заступничества у всесильного бога. И услышал ответ: он должен провести тайный ритуал, создать из глины Голема и доверить ему расправу над врагами.

Лев и его ближайшие приспешники сделали все, что было им велено: вылепили из глины фигуру, похожую на человеческую, оживили ее при помощи тайных знаний. Голем очень походил на человека, но отличался несколькими особенностями:

не обладал даром слова;
отличался поразительной физической силой;
имел цвет кожи коричневатого оттенка.

Чудовище успешно уничтожило врагов, держащих в страхе еврейское гетто, и выполняло функции защитника своих создателей на протяжении 13 лет.

Поэтому разбираясь, кто такой Голем, можно отметить - это защитник еврейского народа, созданный раввином и его друзьями и оживленный силой магических знаний.

Ритуал

Рассмотрим, как именно проходило оживление глиняного истукана. Помогали раввину Льву его верные приспешники:

Зять Ицхак бен Симеон, символизирующий огненную стихию.
Ученик рабби, Якоб бен Хайим Сассон, воплощавший в магическом ритуале стихию воды.

Сам рабби воплощал собой воздух, а их создание - Голем - стихию земли.

Предварительно все участники ритуала прошли процедуру очищения, суть которой до нас не дошла.

Голем - мифическое существо, в которое вдохнули жизнь, был создан так:

Сначала, непрерывно читая псалмы, мужчины вылепили из глины фигуру, поместив ее лицом вверх.
Потом они разместились у его ног, устремив взгляды в безжизненное лицо.
По велению Льва Ицхак семь раз обошел истукана, двигаясь справа налево, и произнес секретную фразу, после чего Голем стал красным, слово горя в ярком пламени.
Затем истукана также 7 раз обошел Яков, которому было доверено произнесение еще одного текста, по завершении этой части ритуала огненный блеск пропал, а по фигуре потекла жидкость. У Голема появились ногти и волосы.
Далее сам рабби обошел свое творение и вложил в его уста пергамент. По другой версии - шем, тайное имя бога.

После ожил. Ему дали одежду, чтобы он ничем не отличался от человека, и пояснили задачу - защищать еврейский народ.

Особенности внешнего вида и поведения

Голем - это человекоподобный истукан, чаще всего из глины, оживленный благодаря тайному знанию. Поэтому выглядел он как грубоватая копия человека. Наиболее известный пражский Голем получил одежду и поэтому мало чем отличался от людей. Не зря рабби Лев привел его в свой дом и выдал за немого, случайно встреченного на улице. Внешней привлекательностью это создание не отличалось, скорее напоминало изуродованного человека примерно 30 лет.

По легенде, делать фигуру глиняного чудовища следовало не выше роста ребенка 10 лет, поскольку Голем очень быстро растет. При этом в пище он не нуждается, в состоянии выполнять любую физическую работу.

Какими-либо магическими способностями, помимо своей сверхсилы, глиняный истукан не обладал. То, что Голем, выйдя из повиновения, начинает крушить все на своем пути, свидетельствует о зле, заложенном в саму его натуру.

Уничтожение первого Голема

Лев долгие годы держал под контролем свое создание, погружая его в сон во время своих визитов в синагогу. Но однажды постаревший раввин забыл это сделать, поэтому чудовище вырвалось из его дома и начало крушить все на своем пути. Испуганный еврей навсегда усыпил свое творение, а народ вновь оказался без защиты.

Безжизненное тело глиняного защитника было помещено на чердак синагоги, и долгие годы никто не отваживался заглянуть туда. Однако в 20-х годах прошлого столетия журналист, желая развенчать еврейскую легенду, сумел проникнуть в это место и увидел, что следов глиняного человека там нет.

Уничтожение Голема объясняют и иначе:

Второй вариант легенды гласит о том, что «бунт» великана удалось усмирить, но он выполнил свою работу, гонения на евреев прекратились, поэтому рабби Лев приказал Голему ложиться спать на чердаке синагоги, где и уничтожил его.
Есть и более романтическая версия. Голем, живя среди людей, постепенно начал обретать разум и осознавать себя. Он воспылал чувствами к прекрасной Мириам, дочери раввина. Девушка веселилась, называя его своим суженым, а глиняный человек всюду сопровождал ее, неловко круша все на своем пути. Отец попросил Мириам обездвижить Голема, и тот обратился в прах.

Каждое из объяснений гибели Голема по-своему интересно и заслуживает права на существование.

Иные гипотезы

Есть и несколько иная версия того, кто такой Голем. Легенда повествует о том, что «черный человек» (так иногда именуют глиняного истукана) выполнял за своих создателей самую сложную работу. Исполнив свой долг, он обращался в пепел. Впервые создал его пражский раввин Махараль.

Эта легенда имеет более позднее происхождение и появилась в 17-м столетии.

Современные взгляды

Рассмотрев, кто такой Голем, узнаем, как к нему относятся наши современники. Несмотря на весьма неправдоподобный сюжет легенды, многие пражские евреи по сей день верят в то, что некогда их народ оберегало глиняное чудовище. Считается, что каждые 33 года оно возрождается к жизни и вновь исчезает.

Разновидности Големов

Глиняный истукан - защитник еврейского народа - не единственный вариант того, что такое Голем. В различные времена в мистических текстах встречаются несколько вариаций этого чудовища:

Водный. Создан из обретшей форму жидкости, нередко обладает разумом.
Каменный. Внешним видом схож с ожившей каменной глыбой.
Огненный. Проживает в вулканах, обладает магическими способностями.
Земляной. Напоминает холм, предпочитает селиться на равнинах. Является менее агрессивным, чем все предыдущие.

Эти виды истуканов менее популярны, чем глиняный великан.

Образ в литературе

Персонаж Голем нередко использовался писателями в своих произведениях:

Австриец создал роман «Голем», принесший ему известность. Сама легенда упоминается лишь мельком, основу же сюжета составляют сны главного героя, безымянного рассказчика.
Пьеса Артура Холичера с таким же наименованием увидела свет в 1908 году.
Станислав Лем, и философ, опубликовал рассказ «Голем 16».
Упоминается глиняный человек в произведении «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких.
В романе Умберто Эко «Маятник Фуко» также есть фигура Голема.

Этот персонаж еврейской мифологии нередко фигурирует в произведениях современных фантастов как мощное оружие.

Рассмотрев, что такое Голем, предлагаем познакомиться с подборкой интересных фактов об этом мифическом создании:

В городе Познани ему установлен памятник. Скульптура располагается на аллее Кароля Марцинковского. Это довольно необычный монумент высотой более 2 метров, изображающий фигуру человека в движении. Благодаря использованию особого материала памятник светится в темноте.
Персонаж мифологии, Голем, стал героем одного из эпизодов фантастического сериала «Секретные материалы». Расследуя загадочное убийство подростков, Малдер и Скалли знакомятся с евреями, которые сохранили древние знания и стали использовать их для возмездия.
Аналогию с героем еврейских мифов применил и Квентин Тарантино в своей картине «Бесславные ублюдки».
Согласно легендам, Голем никогда не болел, не имел собственной воли и был обязан слепо подчиняться своему создателю.
Образ каменного истукана используется не только в литературе и кинематографе, но и в аниме, компьютерных играх.
Знаменитое чудовище Франкенштейна также можно считать разновидностью Големов, но только в качестве материала для его создания взяли не глину, а части человеческих тел. Призвать его к жизни смогла не мистическая сила, а наука.

Всем своим существом искусственное создание выражало, что человек не в силах заменить бога и при всем старании может создать лишь бездушное творение, не наделенное разумом и волей. Можно проследить аналогию - Господь создал Адама из глины и сумел вдохнуть в него жизнь. Люди же используют этот материал для создания бездушных истуканов, способных к действию, но лишенных сострадания. Судьба Голема во многом трагична: созданный волей оккультиста, пусть и с самыми благими побуждениями, он был направлен на выполнение сложных заданий, после чего уничтожался. Никому и в голову не приходило как-то скрасить его судьбу или проявить сочувствие.

Человек так устроен, что всегда хотел уподобиться Богу - тоже стать Творцом, Создателем.В принципе, это, наверное, заложено в самой природе человека, ибо сказано, что Бог создал нас по своему образу и подобию.В священных книгах типа Библии, Корана об этом очень подробно говорится.

Например, в 32-й суре "Челобитие" говорится, что Аллах сотворил Адама из глины: "Он - Тот, Кто знает сокровенное и явное, великий, милосердный, который сделал прекрасным все сущее, что сотворил, и сотворил в первый раз человека из глины" (32:6-7).

Видимо, поэтому человек и стремился всю дорогу создавать себе подобных, помимо естественного пути - размножения. В более позднем варианте это Пиноккио (в русской версии - Буратино), в еще более поздней - всякие человекоподобные роботы, создание человека из пробирки, клонирование и т.п. Но тут мы не изобрели ничего нового, потому что сотворение искусственного человека из земли, глины встречается в антропогонических мифах многих народов, например, египетских, шумеро-аккадских; в частности, существует аккадское сказание о сотворении людей из глиняных статуэток, причем они были созданы парами, а жизнь в них была вселена через пуповины - практически как и полагается по природе. Об этом же говорится и в других источниках. Но все их рассмотреть просто нереально, поэтому остановимся на одном представителе из древних мифов - Големе.

Голем - персонаж еврейской мифологии. Человек из неживой материи - глины, оживленный каббалистами с помощью тайных знаний, - все по той же аналогии с Адамом, которого Бог создал из глины.

Слово "голем" происходит от слова на старом иврите "гелем", обозначающего "необработанный, сырой материал", либо просто "глина". Корень -ГЛМ- встречается в Танахе в слове на старом иврите "галми", обозначающем "моя необработанная форма". Потом, в старом идише, слово "гойлем" приобрело переносное значение "истукан", "глупый и неповоротливый человек", "болван", перекочевавшее и в современный иврит.

Еврейские мифы нашли свое неожиданное продолжение в весьма распространенной, возникшей в Праге еврейской народной легенде об искусственном человеке, созданном из глины для исполнения разных "черных" работ, трудных поручений, имеющих значение для еврейской общины, и, главным образом, для предотвращения кровавого навета путем своевременного вмешательства и разоблачения. Далее по легенде Голем, исполнив свое задание, превращается в прах. Создание Голема народная легенда приписывает знаменитому талмудисту и каббалисту - главному раввину Праги Махаралю Йехуде Бен Бецалелю или рабби Леву (Лейбу), человеку, кстати, вполне реальному, родившемуся в начале XVI века. Легенда эта относится к началу XVII века. Ее изложил в романе "Голем" Густав Майринк.

Известны и другие големы, созданные по народному преданию разными авторитетными раввинами - новаторами религиозной мысли. Считается также, будто Голем возрождается к новой жизни каждые тридцать три года.

Позднее тему Голема часто использовали и в поэзии, и в художественной литературе, и в театральных пьесах, и в кино, и даже в компьютерных играх. Один из самых первых фильмов - фильм 1920 года "Голем: как он пришел в мир". В нем блистали тогдашние звезды Пауль Вегенер и Лида Салмонова.

Но как же он был создан - согласно легенде старой Праги? Дело было в далеком 1580 году. Евреи, как известно, в Праге селились кучно - в т.н. Еврейском городе (на тот момент Йозефове), жили тихо, никому не мешали, наоборот - только помогали. Среди них были ювелиры, лекари, ростовщики (банкиры) и представители других полезных профессий. Однако периодически церковь устраивала на них гонения, но все как-то затихало. И вот один священнослужитель по имени Тадеуш, ярый противник евреев, в очередной раз попытался нарушить покой и согласие и спровоцировать новые суеверные обвинения против евреев. Рабби Лев предложил тогда пражскому кардиналу организовать научную духовную полемику. Наибольший интерес вызывали вопросы, используют ли евреи при праздновании Песаха (Пасхи) кровь христиан и виновны ли евреи в распятии Иисуса Христа. Рабби Лев убедительно доказал, что согласно Талмуду употребление какой-либо крови, в том числе и животных, евреям строго запрещено. К вопросу о вине евреев в смерти Христа рабби Лев заявил, что Христос умер на кресте, дабы искупить грехи человечества. Произошло это с помощью евреев, потому что так решил Бог. Христиане, наоборот, должны быть благодарны евреям, потому что иначе христианство могло бы и не возникнуть.

Потом рабби Лев во сне задал Богу Яхве вопрос, какими средствами начать борьбу со злым врагом. И Бог прислал ему ответ, внятно разложенный по алфавиту: Ata Bra Golem Dewuk Hachomer Wrtigzar Zedim Chewel Torfe Jisrael, что означало "Сотвори Голема из глины и уничтожь пошлую чернь, пожирающую евреев".

Рабби Лев, будучи очень сильным каббалистом, истолковал "присланное" сочетание слов так, что он может при помощи открытого ему Небом числа букв создать из земли - глины - живое существо. Он позвал своего зятя Ицхака бен Симеона и его ученика, левия Якоба бен Хайим Сассона, и поведал им тайну о возможности создания Голема, но объяснил, что один не справится: "Я требую вашей помощи потому, что для его сотворения нужны четыре стихии: ты, Ицхак, будешь стихией огня, ты, Якоб - стихией воды, я сам - стихией воздуха, мы вместе создадим из четвертой стихии - земли - Голема". Он подробно объяснил им, что для начала надо пройти освящение и очиститься, дабы подготовиться к великому делу сотворения искусственного человека, и научил их тому, как нужно это сделать. (Как именно надо было "освящаться" и "очищаться" - к истории непосредственного отношения не имеет.)

Когда два "волонтера" прошли все обряды и были готовы, настал судьбоносный "День Икс", который также был вычислен при помощи каббалистических знаний. Работа проходила при свете факела и под чтение псалмов. Все трое дружно вылепили из глины фигуру мужчины и положили лицом вверх. Потом стали у его ног так, чтобы смотреть ему прямо в лицо. Рабби Лев приказал Ицхаку семь раз обойти вокруг глиняного тела справа налево, научив его предварительно священному слову из книги Сефер Ецира, с помощью которого можно оживить Голема. Ицхак обошел и произнес заветные слова. После этого глиняное тело стало огненно-красным. Ицхак, как мы помним, олицетворял стихию огня.

Тогда рабби Лев велел и левию Якобу обойти тело справа налево тоже семь раз, сообщив и ему определенные для его стихии слова. Когда тот завершил свое задание, огненно- красный цвет исчез, и в глиняном теле потекла вода; из кожи пробились волосы, а на пальцах рук и ног начали расти ногти. Якоб, таким образом, исполнил свое предназначение, выступив в роли стихии воды.

Тут рабби Лев сам обошел глиняное тело, вложил ему в рот написанный на пергаменте шем (каббалистическую комбинацию букв имени Бога) и, кланяясь к востоку и западу, югу и северу, все трое одновременно произнесли слова: "И вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою". Так благодаря трем стихиям (огню, воде и воздуху) четвертая стихия - земля - ожила. Голем открыл глаза.

Увидев это, рабби Лев сказал ему: "Вставай на ноги!" Голем встал. Потом на него надели одежду шамеса, и вскоре он выглядел, как нормальный человек. Только дара речи ему не доставало. Но позже выяснилось, что так даже лучше. На рассвете все четверо пошли по домам.

Пока шли, рабби Лев решил просветить свое детище, кто он и зачем явился на этот свет, и сказал: "Знай, что мы тебя сотворили из кома земли. Твоя задача - защищать евреев от преследований, тебя будут звать Йозеф, и ты будешь ночевать в раввинате. Ты, Йозеф, должен слушаться моих приказов, куда и когда бы я тебя ни послал - хоть в огонь и воду; ты должен слушаться моих приказов, если я тебе прикажу прыгнуть с крыши и если я тебя пошлю на дно моря". Йозеф кивнул головой в знак согласия. Рабби Лев привел "Йозефа" домой и сказал домашним, что на улице встретил немого незнакомца, и так как ему стало его жалко, он принял его в слуги раввината. Однако дома он запретил использовать Голема для личных нужд.

Прошло семь лет. Все эти годы "Йозеф" исполнял все приказания рабби Лева, исполнял хорошо. Далее в легенде возникает упавшая Тора. Случилось так, что в День Примирения в 1587 году в Староновой синагоге, где молился рабби Лев, глава общины уронил Тору, кладя ее в шкатулку после послеобеденного чтения. Событие вызвало среди всех собравшихся членов общины совершеннейший ужас, так как с незапамятных времен такой случай считался чуть ли не самым дурным предзнаменованием. Рабби Лев тоже взволновался и сразу приказал всем присутствующим на следующий день начать поститься. В понедельник он испросил во сне у Бога, какой грех является причиной этого дурного события. На этот раз Бог не дал ему внятного ответа, "продиктовав" лишь отдельные буквы, которых рабби Лев никак не мог истолковать. Тогда он записал их на бумажке и отдал Голему, поручив найти из них ответ ему.

Голем, просмотрев на клочок бумаги, сразу же вынул из книжного шкафа один молитвенник, открыл его и показал ту главу, которую в день смирения читали из Торы. Буквы, показанные во сне рабби Леву, были сокращенной записью заповеди "не желай жены ближнего твоего".

Увидев это, рабби Лев понял, что уронивший Тору глава общины состоял во внебрачной связи, поэтому Тора и выскользнула у него из рук. Он позвал главу общины к себе и доверительно рассказал ему о словах из сна. Тот, плача, признался в своем грехе, что действительно является любовником замужней женщины, и просил раввина назначить ему покаяние. Но рабби Лев пошел еще дальше, расторгнув по законам Моисея брак неверной жены и ее мужа.

Далее Голем выполнял много других поручений, но однажды пришел в ярость. Случилось это накануне шаббата. Рабби Лев ввел обычай давать Голему по пятницам после обеда своего рода дневной план на субботний день, потому что в шаббат он хотел общаться с ним только в крайнем случае. Как правило, рабби Лев велел ему не делать в шаббат ничего другого, кроме как стоять на посту и быть осторожным. Но в одну из пятниц рабби Лев забыл после обеда дать Голему его план на завтрашний день.

Так Голем впервые остался без задания. Едва пятница подошла к исходу и все готовились к шаббату (шаббат у евреев начинается не с утра субботы, а с вечера пятницы), Голем стал бегать, будто бешеный, по еврейскому кварталу, бить и крушить все вокруг, и ничто не могло устоять перед его могучей разрушительной силой - так его взбесил и напугал тот факт, что о нем забыли и у него нет никакого занятия. Увидев буйства Голема, люди убегали с криком: "Йозеф сошел с ума!" Тут же возникла страшная паника, и вскоре весть об этом донеслась до Староновой синагоги, где молился рабби Лев. Он выбежал и, не видя Голема, все-таки закричал в сторону улицы: "Йозеф, остановись!"

И тут люди увидели, что Голем сразу же остановился как вкопанный, преодолев силу своей ярости. Рабби Леву сообщили, где стоит Голем, раввин подошел к нему и шепнул на ухо: "Иди домой и ложись спать". И Голем послушался его как дитя. Затем рабби Лев вернулся в синагогу и приказал спеть еще раз песню для шаббата. Взволнованный рабби попросил всех свидетелей ничего не сообщать об этой истории властям, поскольку очень боялся закрытия синагоги за богохульный эксперимент по созданию искусственного человека. С этой пятницы никогда не случалось, чтобы он забыл дать Голему задание на следующий день, зная, что Голем способен опустошить всю Прагу, если его вовремя не успокоить.

После этого Голем вел себя послушно, все так же успешно защищал евреев, если в этом случалась необходимость, но прошло какое-то время и общине больше не грозила злостная клевета - император Рудольф II пообещал, что нападения христиан на евреев больше не будет, - и существование помощника стало излишним.

Тогда рабби Лев позвал к себе Ицхака и Якоба и сказал им: "Теперь Голем стал лишним, так как нам уже не надо опасаться злых обвинений. Поэтому мы должны уничтожить его". Все должно было происходить тайно. Было это в начале 1593 года.

В назначенный день рабби Лев приказал Голему, чтобы он на этот раз не ночевал в раввинате, а перенес свою постель на чердак Староновой синагоги и переночевал там. В два часа ночи к рабби Леву пришли Ицхак и Якоб, и он спросил их, может ли мертвый, т.е. не-живой, каким, по идее, является Голем, представлять собой, как и другие мертвые, предмет загрязнения. Это был очень важный вопрос, так как иначе священнослужитель не мог бы участвовать в уничтожении Голема, но рабби Лев решил, что на этот вопрос надо ответить отрицательно. Иными словами, если Голлем изначально был не-живой, то и греха убийства на священнике не будет.

Придя к такому решению, все трое поднялись со слугой на чердак синагоги и приступили к уничтожению Голема. Они делали все с точностью до наоборот по сравнению с той ночью, когда создавали человека из глины, т.е. если в ночь создания они стояли у ног Голема, напротив его головы, то сейчас они стали к его голове и смотрели на ноги. Каббалистические слова также читались наоборот.

После всех процедур Голем снова стал просто комком глины. Рабби Лев потом позвал слугу, Авраама Хаима, и приказал ему раздеть Голема до рубашки. Одежду он велел незаметно сжечь. Застывшего Голема потом укрыли старыми одеяниями и остатками книг, хранимых по еврейскому обычаю на чердаке синагоги.

Утром в еврейском квартале людям сказали, что Йозеф ночью исчез из города. Правду знали только несколько человек. Рабби Лев приказал объявить во всех синагогах и молитвенных домах о строгом запрете входить на чердак Староновой синагоги.

Вот такая легенда... На какое-то время о ней несколько подзабыли, однако о Големе снова заговорили в конце XVIII века, когда польский раввин Элия из Хелма выдвинул свою версию случившегося в Праге и якобы сам создал голема.

Говорят, правда, что пражского Голема до конца так и не удалось уничтожить, что глиняный человек продолжает ходить по улицам еврейского квартала Праги и пугать прохожих. Что его якобы даже видели, и не раз. Но это уже точно относится к легендам таинственного города Праги, причем более современным.

А вот тут уже пора перейти от легенд к реальности. Если проанализировать предания и исторические данные, то выявляются три факта, которые точно не являются вымыслом. Первый из них - приостановка пятничного богослужения рабби Левом, чтобы прекратить бесчинства некоего Йозефа. Второй - просьба к прихожанам (или посвященным в историю) не сообщать властям о каком-то эксперименте. И третий - запрет входа на чердак Староновой синагоги. Запрет действительно существовал, и даже была разобрана внешняя лестница, чтобы какой-нибудь любопытный туда не проник. Перед дверкой на чердак на высоте 10 м раньше была площадка, на которую вела деревянная лестница.

б этом свидетельствовали отверстия в стене для несущих балок. Позже они были замурованы. В XVIII веке главный раввин Праги Эзехиель Ландау (1713-1793) побывал на чердаке синагоги - приставив к стене переносную лестницу. Прежде чем подняться наверх, раввин прошел строгий обряд очищения, постился и молился. Потом в молитвенном облачении и с ремешками тефилим на голове вошел на таинственный чердак синагоги, в то время как его ученики ожидали внизу. Однако наверху он провел всего несколько минут, а когда вернулся, сильно дрожал. Что он увидел на чердаке, никому не сказал. "Пусть никто больше не осмеливается идти туда наверх и не тревожит покой Голема!" - обновил раввин строгий запрет входа на чердак.

Сегодня на чердаке Староновой синагоги нет никаких останков Голема. Но это не значит, что их там не было. На одной балке над дверью вырезана дата 1883, что говорит, что на чердаке был кто-то, кто мог останки убрать. Кстати, вход на чердак синагоги запрещен и в наши дни. По какой причине? Если из-за легенды о Големе, то этот запрет доказывает, что это не легенда!

Еще одним подтверждением реальности Голема может служить повторение 92-го псалма во время богослужения в Староновой синагоге. Эта традиция может быть напоминанием о давней приостановке проповеди раввина из-за дебоширства Голема. Подобной традиции нет ни в одной другой синагоге.

Тайна чердака синагоги и легенды о Големе очень сильно заинтересовали чешского исследователя и писателя Ивана Маркеля, который занимался этим вопросом около тридцати лет. В 1984 году он добился-таки разрешения подняться на чердак синагоги, обыскал с радаром весь чердак, прослушал стены, но ничего, естественно, не нашел.

Кстати, за весь ХХ век Маркель был вторым, кого пустили на чердак. Первым был пишущий на немецком языке журналист еврейского происхождения Эгон Эрвин Киш (1885-1948), также увлеченный легендой о Големе. Он побывал на чердаке в 20-х годах. У него был друг, тоже еврей, не менее увлеченный этой темой. С ним Киш познакомился в 1915 году. Тот служил в австро-венгерских войсках и переписывал некоторые части рукописи. В книге, которую он купил в польском городе Пршемысле, описана судьба Голема, старинного глиняного робота. Написана она сразу после смерти рабби Лева. Из текста следует, что тело Голема, вероятно, не осталось на чердаке Староновой синагоги. Вполне может быть, оно временно скрыто в одной из частей нынешнего Йозефова.

Маркель считает, что следы тела Голема могут вести в несколько разных мест в Праге. Чтобы лучше разобраться во всей этой истории, он изучил книгу, которую в 1909 году выпустил польский еврей раввин Юдель Розенберг. Эта книга - первое подробное повествование о жизни рабби Лева и возможного Голема. Розенберг утверждал, что перевел первоначальный еврейский текст - "Чудеса Махарала", написанный Исаком Кацем, учеником и зятем рабби Лева. Согласно этому сочинению Голема на самом деле оживляли с помощью шема, чему соответствуют и другие версии этой истории. Вполне возможно, что Кишу его друг рассказал именно о той книге, которая послужила основой труда Исака Каца.

Маркель в своих исследованиях опирался и на статьи Эгона Эрвина Киша, в частности, на статью в воскресном приложении к газете Prager Tagblatt от 12.9.1920. В ней Киш пишет, что наиболее результативно будет связать с исчезновением Голема слугу рабби Лева Авраама Хаима, который принимал участие в уничтожении тела. Вероятно, Хаим со своими родственниками тайно перевез Голема в подземное помещение пражской Пинкасовой синагоги. Спустя несколько дней он перемещает его в другой подвал на бывшей Цыганской улочке - в дом, который тогда частично принадлежал пражскому еврею Ашеру Бальбиреру. Оттуда Ашер Бальбирер перевез тело на частично заброшенное еврейское кладбище у телевизионной вышки на Жижкове, на бывшем Холме Виселиц Sibenicni vrch, ныне Фибиховой улице.

Не остался ли там Голем и поныне? Не является ли это вымыслом? Происхождение перевода Киша невозможно проследить, а в его рукописи есть несколько исторических неточностей, правда, не очень важных, да и кто застрахован от неточностей, тем более что речь идет о событиях пятисотлетней давности. Самая важная из неточностей - что еврейское кладбище для умерших от эпидемии чумы в то время еще не существовало, оно появилось спустя девяносто лет. Но могло ведь быть и другое кладбище?

Второй след ведет на Старое еврейское кладбище в Йозефове. След весьма правдоподобный. Дело в том, что в пражских архивах нашлась запись, что в 1883 году в синагоге проводился ремонт, при котором также заменили прогнившие балки на чердаке (вот откуда на балке цифры 1883) и на внешней стороне смонтировали временную лестницу из металлических скоб. Чердак был очищен, а обнаруженные вещи спущены вниз и закопаны на старом еврейском кладбище. Какие это были вещи, никто уже не знает, а архивные записи обходят этот момент молчанием: вещи, и все. Вместе с предметами могли вынести и тело Голема.

Если предположить, что члены еврейской общины в 1883 году нашли среди священных книг и молитвенного облачения человеческие кости (или что-то непонятное - типа фигуры из глины), то находку бы скрыли или тайно закопали на кладбище, потому что в то время снова поднялась волна антисемитизма, и евреев опять обвиняли в ритуальном использовании крови христиан.

Кстати, о вынесенных и закопанных вещах: какая такая необходимость была закапывать старый хлам четырехсотлетней давности и остатки книг? И именно на кладбище?! Не проще ли было это просто сжечь?

Далее история делает неожиданный поворот, которого никто не ожидал. В 1999 году к Ивану Маркелю обращается индонезиец Тедди Сунарди, который изучает право в Карловом университете. Он и вносит в расследование удивительный поворот. Индонезийца, мать которого чешка, с детства посещают странные сны и видения с незнакомой старой площадью с колонной или другими неизвестными ему местами, напоминающими улицы какого-то старого европейского города. Он зарисовывает эти места и жутко удивляется, когда в его рисунках мать узнает Староместскую площадь!

Индонезиец позже идентифицирует свои сны и с другими пражскими местами, в первую очередь со старым пражским Еврейским городом в том виде, каким он был перед обширной перестройкой в конце XIX века. Молодой человек попал в Прагу только на учебу, в детстве мать его туда не возила, и он не видел эти места даже на фотографиях. Но индонезийский студент знает такие подробности о старой Праге, которые могут знать только специалисты по ее истории. Председатель клуба "За старую Прагу" доктор философии Катержина Бечкова проверяла его память, показывая ему старые фотографии разных мест Еврейского города до перестройки. Тедди пробовал отвечать, что где. Результаты были поразительные - около 80 процентов четких попаданий!

Экстрасенсы, подключенные к исследованиям, выяснили, что Сунарди во сне разговаривает с давно умершими людьми, среди которых и пражский раввин Якуб Шмилес (1570-1634). Он в одном из снов сообщил студенту, что тело Голема лежит в пражском Йозефове в доме, где через шестьдесят дней умрет человек. Вычисленная дата приходилась на 31 июля 1999 года, когда смерть действительно посетила дом №849/6 на пражской улице У Милосердных. В подвале этого дома Маркель потом искал закопанного Голема, и снова с радаром. Поиск не увенчался успехом, но чешский исследователь пришел к шокирующей взаимосвязи: этот дом расположен в нескольких метрах от бывшей Цыганской улочки, которую упоминает рукопись Киша!

Или тело Голема (человеческий скелет, глиняная фигура или остатки таинственного механизма - такая версия тоже имела место, ведь рабби Лев был известен своей мудростью, обширными знаниями естественных и тайных наук. Он мог, например, построить искусственный механизм. Хоть это и кажется менее правдоподобным, но эту версию нельзя полностью исключить) похоронено в другом месте и лежит где-то поблизости от этой пражской улочки и ждет своего первооткрывателя?

.
.
Голем (еврейск. «комок», «неготовое», «неоформленное»). В европейском фольклоре и средневековой демонологии глиняный великан , оживленный магическими средствами. Чтобы сделать Голема, согласно древним рецептам, нужно вылепить из красной глины человеческую фигурку ростом с десятилетнего ребенка. Оживить фигурку можно, произнеся имя бога, либо начертав на ее лбу слово amet - "истина" (если стереть букву a, получится met, то есть "смерть"; таким образом можно уничтожить голема). Впрочем, оживленный голем не обладает даром речи и не имеет души, однако он быстро растет, приобретая нечеловеческую силу. Иногда голем выходит из подчинения и может убить даже своего создателя. Наиболее известна легенда о големе, созданном пражским евреем рабби Левом; эту легенду изложил в романе "Голем" Густав Майринк.

В еврейских фольклорных преданиях, связанных с влиянием каббалы, оживляемый магическими средствами глиняный великан. Представление о Големе имеет предпосылки, специфические для мифологии иудаизма. Во-первых, это традиционный рассказ о сотворении Адама с подробностями - библейскими (Яхве лепит человеческую фигуру из красной глины, животворя её затем в отдельном акте вдуваемым «дыханием жизни». Быт. 2,7) и апокрифическими (исполинский рост

Адама в егопервоначальном облике; пребывание некоторое время без «дыхания жизней» и без речи - состояние, в котором Адам получает откровение о судьбах всех поколений своих потомков). Во-вторых, это очень высокая оценка магико-теургических сил, заключённых в именах бога, а также вера в особую сакраментальность написанного слова сравнительно с произнесённым. Эти предпосылки накладываются на общечеловеческую мечту о «роботах» - живых и по-слушных вещах (ср. образ изваянных из золота «прислужниц» Гефеста . Нот. II. XVIII 417-420) и в то же время страх перед возможностью для создания выйти из-под контроля своего создателя (ср. сюжет об ученике чародея, зафиксированный в «Любителе лжи» Лукиана и использованный Гёте). Согласно рецептам, наиболее популярным в эпоху «практической каббалы» (начало нового времени),
чтобы сделать Голем, надо вылепить из красной глины человевеческую фигуру, имитируя, таким образом, действия бога; фигура эта должна иметь рост 10-летнего ребёнка. Оживляется она либо именем бога, либо словом «ЖИЗНЬ», написанным на её лбу; однако Голем неспособен к речи и не обладает человеческой душой, уподобляясь Адаму до получения им «дыхания жизней» (мотив предела, до которого человек может быть соперником бога). С другой стороны, он необычайно быстро растёт и скоро достигает исполинского роста и нечеловеческой мощи. Он послушно исполняет работу, ему порученную (его можно, например, заставить обслуживать еврейскую семью в субботу, когда заповедь иудаизма запрещает делать даже домашнюю работу), но, вырываясь из-под контроля человека, являет слепое своеволие (может растоптать своего создателя и т. п.). В качестве создателей Голема еврейские предания называют некоторых исторических личностей, наиболее знаменит создатель «пражского Голема» раввин Лёв (16 - нач. 17 вв).

Первое упоминание о Големе. в европейской литературе содержится у И. Рейхлина («Об искусстве каббалистики»). В 18 в. опубликована легенда Я. Эмдена о Големе, созданном из глины хелмским раввином Элией. К образу Голема обращались многие романтики - Аринм фон Арним ("Изабелла Египетская"), Э. Т. А. Гофман («Тайны») и др.;тема бунта искусственного создания против своего творца нашла воплощение в философском романе М. Шелли «Франкенштейн». Наиболее значительное из произведений европейской литературы 20 в. на этот сюжет - роман Г. Мейринка «Голем». В пьесе К. Чапека «К. V. К.» и опере Э. д"Альбера «Голем» восставшие против людей искусственные существа обретают человечность, познав любовь. گولیمار , индийские и прочие восточные языки). Пример: Пакистан. GOLI (пуля) и MAR (огонь), слово - Голимар (процесс обжигания глины). В связи с увлечениями в Европе с конца XVII века восточными легендами и сказками и их переработкой.

Легенда

Голем - глиняный великан, которого, по легенде, создал праведный раввин Лёв для защиты еврейского народа.

Весьма распространённая, возникшая в Праге еврейская народная легенда об искусственном человеке («големе»), созданном из глины для исполнения разных «чёрных» работ, трудных поручений, имеющих значение для еврейской общины, и главным образом для предотвращения кровавого навета путём своевременного вмешательства и разоблачения.

Исполнив своё задание, голем превращается в прах. Создание голема народная легенда приписывает знаменитому талмудисту и каббалисту - главному раввину Праги, Махаралю Йехуде Бен Бецалелю. Который оживил истукана вложив ему в рот т.н. шем или тетраграмматон . Голем будто бы возрождается к новой жизни каждые 33 года. Легенда эта относится к началу XVII века . Известны и другие големы, созданные по народному преданию разными авторитетными раввинами - новаторами религиозной мысли. Так, например уже в некоторых текстах " Большого Ключа Соломона " написанных в XVI веке , присутствуют методики по созданию "камня", который создается из глины , крови и иных примесей, этому комку придается форма человека и провозглашается пародийная фраза "да будет человек" .

В этой легенде народная фантазия как бы оправдывает противление социальному злу некоторым, хотя бы и робким, насилием: в образе голема как бы легализуется идея усиленной борьбы со злом, переступающая границы религиозного закона; недаром голем по легенде превышает свои «полномочия», заявляет свою волю, противоречащую воле его «создателя»: искусственный человек делает то, что по закону «неприлично» или даже преступно для естественно-живого человека.

Отражение в культуре

Образ голема находит широкое применение в культуре различных эпох. В частности, големы появляются в следующих произведениях:

Литература

Западноевропейская литература

В западноевропейскую литературу мотив голема вводят романтики (Арним , «Изабелла Египетская» ; реминисценции этого мотива можно указать у Мэри Шелли в романе «Франкенштейн, или Современный Прометей », у Гофмана и Гейне); для них голем - экзотический (немецкая романтика воспринимает очень остро экзотику гетто) вариант излюбленного ими мотива двойничества. В новейшей литературе известны два значительных произведения на эту тему: в немецкой - роман Густава Майринка , и в еврейской - драматическая поэма Г. Лейвика .

Легенду о глиняном чудище, созданном в Праге в конце XIV века, пересказал для детей нобелевский лауреат Исаак Башевис-Зингер .

Русская литература

В русской литературе можно отметить роман Олега Юрьева «Новый Голем, или Война стариков и детей» , в котором големический миф используется для ядовитой цивилизационной сатиры: в романе, среди прочего, рассматриваются три варианта истории Голема, якобы похищенного нацистами (в целях создания «универсального солдата») с чердака Староновой синагоги в Праге. Герой романа, «петербургский хазарин» Юлий Гольдштейн, сталкивается со следами Голема (и с ним самим) и в Америке, и в Петербурге, и в Жидовской Ужлабине - Юденшлюхте, городке на чешско-немецкой границе, где во время войны проводились испытания «големического оружия». Так же у фантастов братьев Стругацких в повести «Понедельник начинается в субботу » имеется упоминание о Бен Бецалеле и Големе.

К образу Голема (в качестве сравнения) нередко прибегает писатель и публицист Максим Калашников . Писатель Климов, Григорий Петрович в романе «Моё имя легион» (глава № 17 «Чистилище») упоминается спец проект 13-го отдела КГБ СССР «Голем».

В романах Вадима Панова очень часто употребляются големы как боевые так и для домашнего обихода. Серия книг " Тайный город"

Поэзия

Более углублённо трактует голема еврейский поэт Лейвик. Голем для него символ пробуждающейся народной массы, её революционной, ещё неосознанной, но могучей стихии, стремящейся окончательно порвать с традициями прошлого; ей это не удается, но она возвышается над своим вождем, противопоставляет ему свою личную волю, стремится подчинить его себе. Философская углубленность образа выражается в том, что творение, насыщенное социальными потенциями, продолжает и хочет жить своей собственной жизнью и соперничает со своим творцом. Лейвик в своем «Големе» вышел за пределы легенды, расширил её, запечатлев в нём грозные предчувствия грядущих социальных катастроф, отождествив его с массой, которая больше не хочет быть орудием сильных и имущих.

Театр

Отрывок, характеризующий Голем

Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»

На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.

Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.