Что делают монашки. Как попасть в мужской монастырь

Вчера на портале “Православие и мир” была опубликована статья о Богородице-Рождественской девичьей пустыни из . Предлагаем сегодня вашему вниманию интервью с настоятельницей этого монастыря.

Игуменья Феофила (Лепешинская) считает, что в хорошем монастыре секретов быть не должно.

— Какой паломник, по-вашему, «правильный»? В чем вообще смысл паломничества в монастырь?

— Правильный тот паломник, кто приезжает помолиться. Именно сосредоточиться на этой жизни. Я убеждена, что христианин, который любит Бога, непременно любит монашество и втайне по монашеству сохнет. Я знаю много замужних женщин, которые хотели бы уйти в монастырь. Ясно, что это никогда не сбудется, хотя Господь все наши помыслы видит и целует. Паломника должно привлекать именно это — пожить в полноте Божественного присутствия, монашеской жизнью.

Но все же чаще в монастырь приезжают просто благочестиво и бесплатно отдохнуть на свежем воздухе. Или просто из любопытства.

— Что может паломник за короткое время узнать о монастырской жизни?

— В монастырях часто бывает так: монашки ходят по своим дорожкам и ни с кем не общаются. Мы же намеренно паломниц от сестер не отделяем. У нас нет отдельной трапезной, отдельных продуктов. Монахи живут не для того, чтобы спасать себя, а для того, чтобы светить миру. Сами мы не выходим в мир, но если мир приходит к нам — он от нас должен что-то получать. Поэтому у нас паломник, если ему это действительно интересно, может понять все. Мы не запрещаем никакого общения, не запрещаем передвигаться по территории, у нас общая трапеза, одни и те же послушания. Благочинная не разбирает, на какую работу ставить сестру, на какую — паломницу. У нас нет никаких секретов — их не должно быть в христианстве. Тайна есть — это Христос, а секретов быть не может.

— Могут ли монахи заниматься любимым делом или они обязательно должны пройти через «коровник»?

— Если говорить о коровнике, то у нас это послушание от первого дня несет одна и та же сестра. Я уже много раз пыталась ее заменить, но она не хочет. Во-первых, она это любит, во-вторых, ей очень нравится, что ее там никто не трогает, она живет «по своему уставу». Так что вы напрасно относитесь к коровнику пренебрежительно.

У нас нет цели провести монаха через все послушания. Хорошо бы так было, но сейчас в монастырь приходят городские люди, часто уже больные. Есть сестры, которые могут делать все, но есть и те, кому многие послушания не по силам. Наверно, мне бы хотелось всех пропускать через кухню, потому что кухня — это простое дело, женское, каждая должна уметь. Но и это не всегда получается. Современный человек мало что может. А послушание в монастыре найдется любому. Псалтырь, например, могут читать даже самые больные. Чтение у нас круглосуточное.

В нашем монастыре на работу отводится четыре часа в день, и я прошу всех работать на совесть, как для Господа. С обеда до вечерней службы у сестер свободное время, все расходятся по кельям — кто-то читает, кто-то молится, кто-то отдыхает. Это важно. Во всем должна быть мера.

— Чем еще кроме молитвы и послушаний занимаются монахи?

— Обязательно нужно учиться. Монастыри должны быть светочами, образцами. Есть такая тенденция в женских монастырях — не читать больше того, что дается на трапезе. Считается, что, если у тебя есть силы читать, значит, тебя недогрузили — иди поработай! Но, на мой взгляд, человек должен работать столько, чтобы у него была еще возможность молиться, учиться и просто оставаться человеком. Сильно уставший человек ни к чему не способен.

По воскресным дням мы все учимся, с сентября до Пасхи, по семинарской программе. Собираемся вечером, распределяем темы докладов, готовим рефераты, выступаем. Иногда приглашаем лекторов. Мы уже прошли литургику, нравственное богословие, Библейскую историю, греческий язык, христианскую психологию. В этом году начнем изучать патристику — святых отцов. У меня также есть план организовать для сестер курс лекций по мировой литературе, по русской литературе, по истории живописи и по истории музыки. Литература — это возможность увидеть на живых примерах то, что мы читаем в катехизисе.

Святой Василий Великий написал в замечательной статье «О пользе для юношества языческих сочинений», что чтение душу расширяет. Душа должна быть сочной, напитанной соками от культуры. В нашей библиотеке много художественной литературы. Я даже Джойса купила. Не думаю, честно говоря, что сестры будут его читать, но пусть у них будет такая возможность. У нас и «Илиаду» сестры читают. Даже какой-нибудь постмодернизм, эта тоска по Богу, — тоже интересно.

— Чего не должно быть в хорошем монастыре?

— То монашество, которого мы лишились в XIX веке, было гораздо хуже того, что есть сейчас. Было социальное расслоение — бедные монахи работали на богатых монахов. Чтобы «купить» келью, нужно было внести большой вклад. А кто не мог сделать вклад, те работали у состоятельных монахов горничными. Такого в монастыре быть не должно. Может, и неплохо, что мы теперь начали с нуля.

В нас во всех сидят советские гены — мы совершенно лишены уважения к личности. Когда только началось возрождение обителей, ставить начальниками было некого, и так получилось, что во главе монастырей оказались люди весьма незрелые духовно. И вот какая-то мирская женщина становится игуменьей, ей все подают, за ней стирают, у нее три келейницы, а она только всех смиряет и воспитывает. Почему-то считается, что начальник должен монахов смирять, что человеку полезно быть угнетенным, растоптанным, униженным. На самом деле это никому не полезно. Человек устроен так, что, если его ломать, он будет изворачиваться, а это и есть самое страшное для монашеской души. Она должна быть простой, правдивой.

— Что должно быть в хорошем монастыре?

— Я думаю, хороший монастырь — это где люди улыбаются, где они радуются. Господь нас всех на помойке нашел, вымыл, вычистил и положил к Себе за пазуху. Мы живем у Христа за пазухой. У нас все есть. Даже много лишнего. Вот мы сгорели, и даже это оказалось к лучшему. Как же нам не радоваться?

Еще один признак хорошего монастыря — если из него никто не хочет уезжать. Есть монастыри, где монахи все время в разъездах — то в Греции, то в Италии, то на святых источниках. Наших же сестер никуда не вытащишь из обители. Я сама тоже нигде не была. У нас и отпусков нет — какой отпуск может быть у монаха? От чего ему отдыхать — от молитвы? В этом нет никакого принуждения — так само получается. Сестры даже домой не стремятся. И это хороший признак!

Что заставляет россиянок становиться монашками

Сегодня мы на волне патриотизма становимся все более набожными — по крайней мере, внешне. А что у нас с женским монашеством — нашим отношением к нему и его к нам? Кто и почему становится монахинями? Есть ли у Бога испытательный срок, а то вдруг желание пройдет? И можно ли вернуться в мир, если оно прошло?

При СССР толковый словарь толковал монашество как зародившуюся при самодержавии «форму пассивного протеста против бесчеловечных условий жизни, как жест отчаяния и неверия в возможность изменить эти условия». Тогда при слове «монахиня» представлялась разве что пожилая бабуля, так и не избавившаяся от предрассудков прошлого. Сегодня же те, кто отправляются в монастырь, выглядят совсем иначе.

Например, романтические барышни, «книжные» девушки, почерпнувшие свои представления о монастырях из романов и фильмов. Москвичка Лариса Гарина в 2006 году соблюдала послушание в испанском монастыре босоногих кармелиток (одном из самых строгих, с обетом молчания), готовилась к принятию обета и уверяла, что в эти стены ее привела только любовь к Богу. «Это неделю без секса тяжело, — уверяла Лариса, — а всю жизнь — нормально!» Сегодня Лариса счастлива, замужем, мать двоих детей. Юность на то и юность, чтобы ставить эксперименты.

Значительный контингент представляют собой девушки с проблемами, изначально попадающие в монастырь лишь на время. 25-летняя Алина 7 лет назад, в свои 18 пристрастилась к наркотикам. «Родители отправили меня в монастырь на 9 месяцев, — вспоминает она. — Это специальный монастырь, там таких, как я, было 15 послушниц. Тяжело было — вставать до рассвета к заутрене, целый день молиться и в огороде ковыряться, спать жестко... Некоторые сбежать пытались, ходили в поле какую-нибудь траву найти, чтобы хоть чем-то «убиться». Через какое-то время организм, видимо, очищается. А еще чуть позже наступает просветление. Я хорошо помню это состояние: как пелена с глаз падает! Я полностью пришла в себя, пересмотрела свою жизнь — и родители меня забрали».

— Монастырь — это еще и своего рода реабилитационный центр для людей «заблудших»: пьющих, бездомных, — подтверждает слова Алины духовник Богороднично-Албазинского Свято-Никольского женского монастыря отец Павел. — Заблудшие живут и работают в монастыре и пробуют начать нормальную жизнь.

Среди уходивших в монастыри немало и известных людей. Например, младшая сестра актрисы Марии Шукшиной Ольга, дочь Лидии и Василия Шукшиных. Сначала Ольга пошла по стопам родителей и снялась в нескольких кинофильмах, но вскоре поняла, что в этой среде ей некомфортно. Смысл жизни молодая женщина нашла в Боге, жила при православном монастыре в Ивановской области, где некоторое время воспитывался ее больной сын. Ольга несла «послушание» — помимо молитв пекла хлеб и помогала по монастырскому хозяйству.

В 1993 году оставила сцену и ушла в монастырь актриса Екатерина Васильева. В 1996 году актриса вернулась в мир и в кино и объяснила причину своего ухода: «Я лгала, пила, разводилась с мужьями, аборты делала…» Супруг Васильевой, драматург Михаил Рощин, после развода с которым она и покинула мир, уверял, что монастырь излечил его бывшую жену от алкогольной зависимости: «В каких только клиниках она не лечилась, ничего не помогало. Но встретила священника отца Владимира — и он помог ей вылечиться. Думаю, она искренне стала верующей, иначе бы ничего не получилось».


В 2008 году народная артистка России Любовь Стриженова (мать Александра Стриженова) поменяла мирскую жизнь на монастырскую, дождавшись, когда вырастут ее внуки. Стриженова ушла в Алатырский монастырь в Чувашии.

Знаменитая актриса Ирина Муравьева не скрывает своего желания скрыться в обители: «Что чаще всего приводит в храм? Болезни, страдания, душевные муки... Вот и меня к Богу привела скорбь и щемящая пустота внутри». Но духовник актрисы пока не разрешает ей покинуть сцену.

Отправляюсь в подворье Новоспасского мужского монастыря в ближнем Подмосковье, известный тем, что принимает послушниц, а также предоставляет приют женщинам — жертвам домашнего насилия. Притом что сам монастырь — мужской.

Сообщаю батюшке, что приехала посоветоваться насчет 20-летней племянницы Лизы — мол, хочет уйти в монастырь и никаких уговоров не слушает.

Батюшка, отец Владимир, успокаивает:

— Вы приводите ее. Взять не возьмем, но поговорим непременно. Наверняка безответная любовь была. Возраст располагает... Нельзя ей в монастырь! К Богу нельзя приходить от горя и отчаяния — неразделенная ли это любовь или еще что. В монастырь приходят только от осознанной любви к Богу. Вон у матушки Георгии спросите, она 15 лет назад в сестричество пришла, хотя все у нее было хорошо — и работа, и дом полная чаша.

Сестру, а ныне матушку, в монастыре названную в честь Святого Георгия, в миру звали по-другому. Несмотря на черные одеяния и отсутствие макияжа, выглядит она лет на 38-40.

— В 45 пришла, — лукаво улыбается матушка, — а сейчас мне 61-й год пошел.

То ли взгляд просветленный дает такой эффект, то ли лицо расслабленное, доброе... Интересуюсь, что же привело ее к Богу?

— Вот у вас цель в жизни есть? — отвечает матушка вопросом на вопрос. — И какая она?

— Ну, жить счастливо, любить детей и близких, пользу обществу приносить... — пытаюсь формулировать я.

Матушка Георгия кивает головой: «Хорошо, а зачем?»

И как я ни стараюсь подобрать к своим, вроде бы благородным, целям объяснение, все время встаю в тупик: действительно, а зачем? Получается, что вроде как и цели мои не высокие, а суетные. Мелкие хлопоты — все затем, чтобы жилось комфортно, чтобы ни совесть, ни нищета не тревожили.

— Вот пока цели своей земной жизни не осознаешь, в монастыре делать нечего, — резюмирует матушка Георгия, а отец Владимир одобрительно улыбается. — Я пришла, когда вдруг одним прекрасным утром поняла, для чего живу. И проснулась с четким пониманием, куда мне идти. Даже не пришла в монастырь, ноги сами принесли. Все бросила, не задумываясь.

— И неужели ни разу не пожалели?

— Это такое состояние, когда ты ясно видишь свой путь, — улыбается матушка. — В нем нет места сомнениям и сожалениям. А Лизу свою приводите, мы с ней поговорим, расскажем, что не надо ей от мирской суеты отказываться — рано еще. Идти в монастырь только из-за неприятностей в личной жизни не годится! Да и от юной плоти все равно будут искушения, не до молитвы ей будет. Но поговорить надо непременно: а то если упрямая, секта какая заманить может.

— Вы молодых вообще, что ли, не берете? А вот эти женщины кто? — указываю на группу женщин в черных одеяниях, работающих на приусадебном хозяйстве. Некоторые из них кажутся молодыми.

— Есть те, кто пострига ждет, — поясняет батюшка, — но они давно тут послушницами, уж проверили свою любовь к Господу. А вообще до 30 лет женщине обычно настоятель благословения не дает. Есть те, кто просто послушание несет, они всегда могут уйти. А есть те, кто от мужа-изверга сбежал, они вон там живут, некоторые с детишками, — батюшка указывает на отдельно стоящий бревенчатый дом. Мы каждую приютим, но, чтобы как-то жить, надо трудиться в монастырском хозяйстве.

— А есть такие, кого принципиально не берут в монашки?

— Противопоказания примерно такие же, как к вождению, — улыбается батюшка, указуя перстом на свое авто. — Эпилепсия, психические отклонения и нетрезвый ум.

Но от какого же такого счастья может потянуть в монастырь, если от горя и разочарований нельзя? Мои беседы с теми, кто лишь собирался в монастырь или побывал, но вернулся в мир, показывают, что от хорошей жизни такие мысли не приходят.

У москвички Елены попала в страшную аварию взрослая дочь. Пока за ее жизнь боролись в реанимации, она поклялась, что уйдет в монастырь, если девушка выживет. Но дочь спасти не удалось. Через год после трагедии Елена признается, что иногда ей кажется, что дочь умерла, чтобы избавить ее от монашества. Потому что Елена рада, что ей не пришлось исполнить свое обещание и отказаться от мирской жизни. Сейчас осиротевшая мать корит себя за то, что тогда не сформулировала свою мысль иначе: пусть дочь выживет — и мы будем вместе жить полной жизнью и наслаждаться ею.

32-летняя саратовчанка Елена признается, что год назад хотела уйти в монастырь, депрессию вызвали серьезные осложнения после операции. Сегодня Лена счастлива, что нашлись добрые люди, которые сумели ее отговорить:

— От этого шага меня удержал мой духовник, а еще родные, близкие, друзья и психологи. Батюшка мне попался хороший, он меня выслушал и сказал: у тебя семья — это самое главное! И посоветовал обратиться к православному психологу. Сегодня я понимаю, что мое желание уйти в монастырь было лишь попыткой убежать от реальности и не имело ничего общего с истинным желанием придти к Богу.

— Стремление девушек в монастырь — чаще всего попытка самореализации таким образом, — подтверждает Эллада Пакаленко, психолог с редкой «православной» специализацией. Она является одним из немногих специалистов, работающих именно с «монашеством» — теми, кто хочет уйти от мирской жизни, но сомневается. К Элладе приходят сами, иногда приводят родственники, которым не удается самостоятельно отговорить близких от такого шага. Именно Пакаленко помогла Лене из Саратова избежать монастырской кельи. Эллада знает, о чем говорит: она сама в 20 лет ушла в Донецкий монастырь послушницей.


Эллада Пакаленко. Фото: из личного архива

— Вообще повальным бегством в монастыри всегда сопровождается экономический кризис, геноцид и перенаселенность, — утверждает Эллада. — Если обратиться к истории, видно, что массовые исходы мирян всегда происходят на фоне и как следствие больного социума. А массовый исход женщин — верный признак давления на них. Это происходит, когда женщины перестают справляться с поставленной перед ними задачей и хотят сбросить с себя груз ответственности, доверившись Богу. А у нас исстари девочек воспитывают с очень высокими требованиями: она должна быть и жена, и мать, и красавица, и образованная, и уметь детей прокормить. А мальчики вырастают безответственными, ощущая, что они сами по себе — счастье и подарок для любой женщины.

Православный психолог уверена: уход в монастырь замещает женщине нереализованную любовь:

— Как показывает практика, в монастырь идут девушки вовсе не из воцерковленных семей, а эмоционально закрытые, с низкой самооценкой и со слабой сексуальностью, полагая, что только в монастырских стенах они будут «поняты». Они не понимают, что это не выход и уж тем более никакое не благо Богу. Для усмирения плоти монастырь тоже не лучшее место: девушкам с нормальной сексуальностью, пытающимся ее таким образом подавить, в монастыре будет тяжко. В том смысле, что они не обретут там успокоения, которого ждут.

Пакаленко рассказывает, что посещала много монастырей, беседовала с послушницами и монахинями и может точно сказать, что приводит вчерашних беззаботных девчонок в кельи. Это плохие отношения с родителями, особенно с матерью, заниженная самооценка и перфекционизм.

— В одном монастыре я увидела таких монахинь, что Голливуд отдыхает! — вспоминает Эллада. — Высокие, стройные девушки модельной внешности. Оказалось, и правда — вчерашние модели, содержанки богатых людей. И такой вызов у них и в глазах, и в речах: «Мне здесь лучше!». Для молодых монастырь — это всегда убегание от проблем, от неудач. Попытка «смены координат» в собственной жизни, чтобы к ним относились иначе. Это не плохо, но это не про истинную веру, а про то, что у этих девушек нет другого инструментария, чтобы изменить свою жизнь — не унывать, работать, учиться, любить. Это про слабость и отсутствие воли к жизни, а вовсе не про любовь к Богу. Хорошие духовники таких отговаривают. А вот всякие секты, напротив, ищут и заманивают. Сектам всегда нужна свежая кровь из разочарованных, отчаявшихся, морально неустойчивых. И они всегда заманивают именно тем, что сулят избранность: «Мы особенные, мы другие, мы выше».

Эллада рассказывает о собственном пути в монастырские стены. Дело было в ее родном Донецке, ей было 20, она была статная и красивая девушка, пользовалась повышенным вниманием мужчин, за что в строгой семье ее постоянно упрекали. В какой-то момент ей захотелось паузы — внутренней тишины, чтобы познать себя. И она убежала в монастырь. С тех пор прошло 20 лет, и Эллада уверяет, что путь назад из монастыря есть. Хотя он, безусловно, нелегкий.

— Я знаю, что такое жить в монастыре послушницей, а потом понять, что это не твое, и уйти оттуда и вернуться в эти стены только в качестве специалиста — «отговаривателя» от монастыря. Сейчас мне 40, я учу людей верить в Бога и соблюдать его заповеди, а не отгораживать себя от внешнего мира просто потому, что нет сил получить то, что хочется, противостоять насилию, злу, боли.

Эллада вспоминает, что при монастыре кроме послушниц и монахинь жили и просто женщины с детьми, которым некуда было идти. У всех обитательниц монастырских стен были свои истории, но в постриг сразу не брали никого. Нужно было пробыть в обители от полугода и, если желание сохранялось, испросить благословения настоятельницы. В основном это были простые женщины, без особых запросов и образования.

Эксперт по православной этике и психологии Наталья Лясковская признает, что после наступления кризиса женщин, желающих удалиться от мира, стало больше. И выделяет 5 основных типажей «кандидаток в монашки».


Наталья Лясковская. Фото: из личного архива

1. На сегодняшний день чаще всего становятся монахинями воспитанницы монастырей. В России существует множество приютов, где находят защиту, заботу и уход девочки-сироты, потерявшие родителей, дети из неблагополучных семей. Эти девочки растут в женских монастырях под опекой сестер во Христе, которые не только заботятся о физическом здоровье своих воспитанниц, но и душевном — к детям относятся с той любовью, которой они были лишены. По окончании средней школы они могут выйти из стен монастыря, найти свое место в социуме, что нетрудно при обретенных навыках. Однако часто девушки остаются в родном монастыре на всю оставшуюся жизнь, принимают постриг и, в свою очередь, работают в приютах, домах престарелых, в больницах (по послушанию), в школах — а при монастырях есть и музыкальные, и художественные, и гончарные, и другие школы, не только общеобразовательные и церковно-приходские. Эти девушки не мыслят себе жизни без монастыря, вне монашества.

2. Вторая частая причина, по которой приходят в монастырь уже взрослые девушки и женщины, — большое несчастье, перенесенное в миру: потеря ребенка, смерть близких, измена мужа и т.п. Их принимают на послушание, если в течение долгого времени женщина все еще хочет стать монахиней и матушка-настоятельница видит: из нее получится монахиня, ее постригают. Но чаще всего такие женщины постепенно приходят в себя, обретают в монастыре душевные силы и возвращаются в мир.

4. Есть еще одна категория женщин, над которыми все чаще берут опеку наши монастыри. Это женщины, не сумевшие встроиться в социальную модель общества или по каким-то причинам выброшенные на обочину жизни: например, потерявшие жилье по вине черных риелторов, изгнанные из дому детьми, пьющие, борющиеся с другими зависимостями. Они живут в монастыре, кормятся при нем, работают по силам, но монахини из них получаются крайне редко. Нужно пройти большой духовный путь, чтобы в таком человеке возгорелся монашеский дух.

5. Иногда встречаются экзотические причины: например, я знаю одну монахиню, которая пошла в монастырь (кроме искренней душевной расположенности к монашескому образу жизни) из-за уникальной библиотеки, которой располагала обитель, избранная ею. В одном из сибирских монастырей есть девушка-негритянка, она приехала в Россию специально для того, чтобы стать монахиней и «жить в тишине»: на ее родине ей приходилось жить в негритянском гетто, где день и ночь стоял ужасный шум. Девушка приняла святое крещение и вот уже четыре года как постриглась в монахини.


Отец Алексей Яндушев-Румянцев. Фото: из личного архива

А отец Алексей Яндушев-Румянцев, префект по учебной и научной работе высшей католической духовной семинарии в Санкт-Петербурге, так объяснил мне истинное женское монашество:

«В избрании женщинами монашеского пути церковь видит особое благословение — как и всегда, когда ее чада посвящают себя молитве и духовному подвигу за мир и за все человечество, ибо в этом и есть любовь к ближнему. Сегодня, как и во все предыдущие эпохи, начиная с раннего Средневековья, среди людей, посвящавших всю свою жизнь служению Богу и молитве, большинство были женщины. Опыт нашей жизни говорит о том, что, будучи по природе деликатными и беззащитными, женщины на самом деле нередко являются более сильными и несравненно более самоотверженными личностями, нежели мужчины. Это сказывается и на их жизненном выборе».

Кто такие монахи? Слово « монах » в русском языке происходит от греческого слова «mono» - один. Религиозные подвижники, зачастую вели уеденный образ жизни, становились монахами. Жизнь монаха сильно отличается от мирской жизни обычного человека. Монах проводит целый день в молитвах, не имеет личного имущества и семьи. Монахи, живущие в монастырях, вместе едят и вместе соблюдают посты, молятся, вместе работают.

О монахах-одиночках, часто узнавали люди, которые начинали тянуться к «божьим людям». Так формировались, некие общины, на основе которых возникали . Люди всегда тянулись к святым местам. Так вот нередко, неподалеку от монастырей, появлялись целые .

В процессе развития в монастырях появлялись свои правила - нормы поведения и образа жизни. Свод правил для монахов , был схож с порядками, существовавшими в монастырях Византии. Чтобы стать монахом, мирянин проходил послушание.

Послушание, это временной отрезок, в течение которого мирянин, стремящийся стать монахом беспрекословно выполнял все просьбы и поручения братьев, живших в обители. Послушник (мирянин, желающий стать монахом), проверял свои духовные и физические силы. Если ему удавалось преодолеть все трудности, то мирянин сможет безболезненно распрощается с прежним укладом мирской жизни.


Обряд посвящения мирянина в монахи начинается с пострига. Постриг, это символический обряд. Мирянину, желающему принять монашество, выстригают на голове крест. Потом мирянин меняет одежду. Вместо мирской рубашки, он надевает монашеское платье - рясу.

Человек только что постриженный в монахи, получает новое имя в знак полного разрыва с прежним своим миром. Далее монах может принять большую или малую схиму. Схима обязывает к неким нормам поведения.

Некоторые монахи становятся монахами - столпниками. Монахи - столпники, могли подолгу стоять на возвышении, читать молитвы. Другие же решали уйти из стен и начинали одиночную жизнь. Домом для такого монаха-отшельника, становилась небольшая избушка или землянка, именуемая скитом.

Как же проходит день монаха? Попробуем рассказать поподробней. Монашеское утро начинается в полночь. Звенят колокола, которые сигнализируют о том, что начались новые сутки. Монахи собираются в храме, и начинается церковная служба. По окончании службы настоятель делает поучение. Когда настоятель монастыря заканчивает речь, монахи расходятся по своим кельям. Нет, монахи не идут спать. Каждый монах, обязан сделать определенное число поклонов перед образами и прочитать определенное число молитв.

В пять утра в монастырских стенах снова звонит колокол. Он снова созывает братию на молитву в храм. После службы монахи идут завтракать. Трапезничают они скромно: едят хлеб, пьют чай или квас. Теперь до обеда монахи опять расходятся по кельям, выполняя различные послушания.

После обеда, еще пару-тройку часов труда. И опять на службу в храм. Вечерняя служба обычно идет полтора часа. По ее окончанию монахи идут ужинать. После ужина еще одна служба. День монаха подходит к концу. В 7 часов можно лечь спать.

Не все монахи занимаются только молитвами и поклонами. Есть часть , которая занимается трудом. Кто-то льет пот в мастерских, а кто- то на полях, выращивая хлеб.

Монахи являются представителями «черного духовенства». На людей принявших монашеский постриг, наложено множество ограничений. Большая часть их жизни проходит внутри монастырских стен. Увидеть монаха можно в любом действующем .

Монахини живут по-разному, зависит от устава их монастыря и/или возложенных послушаний. В монастыре день начинается с общей молитвы (5-7 ч утра), богослужения (если есть: продолжительность от полутора до трех часов), трапезы, далее - послушания (спектр огромен - от уборки до бухгалтерии, от преподавания в воскресной школе до вождения автомоболия), вечером - опять богослужение (если есть; часа два с половиной - четыре), трапеза, совместная молитва. Относительно свободное время - на индивидуальную молитву, личные дела, чтение - не очень большое.

Таким образом, "рабочий день" монахини может составлять и 15, и 16 часов.

Это некий усредненный идеал - фактически может быть все, что угодно.

Из монастыря монахиня может выходить по монастырским делам (покупки, сбор пожертвований, какая-то просветительская или добровольческая деятельность). Если для собственных нужд - это оговаривается с настоятельницей и духовником.

Кроме того, есть монахини, несущие послушания и из-за этого живущие за пределами монастырей: в епархиальных управлениях и семинариях, в приходских храмах и в часовнях; некоторых отправляют в миссионерские поездки; некоторые занимаются помощью подопечным монастыря или епархии (например, шефство над детскими домами) и т.д.

Общее для всех монахов и монахинь одно: их деятельность должна совмещаться с молитвой.

Кое-кто довольно комфортно, с возможностью серфинга по Интернету и пиара христианства вообще и монашества в частности. А те, кому повезло меньше - как в тоталитарной секте. Заманиваются в монастырь обманом, нагружаются работой, недоедают, недосыпают и ломаются с помощью изощренных публичных унижений. О таком горьком опыте на днях были опубликованы мемуары Марии Кикоть: "Исповедь бывшей послушницы":

В ее Живом Журнале опубликованы 43 главы воспоминаний о жизни в Свято-Никольском Черноостровском монастыре РПЦ МП. Мария нашла в себе силы не сломаться и вырваться оттуда после 4 лет монастырской жизни. А вот среди оставшихся мне больше всего жалко детей: многие женщины уходят в этот монастырь вместе с детьми.

"«Мам» в монастыре было довольно много, чуть ли не треть от всех сестер монастыря. Мать Косма тоже была когда-то «мамой», но теперь дочка выросла, и м.Косму постригли в иночество. «Мамы» - это женщины с детьми, которых их духовники благословили на монашеский подвиг. Поэтому они пришли сюда, в Свято-Никольский Черноостровский монастырь, где есть детский приют «Отрада» и православная гимназия прямо внутри стен монастыря. Дети здесь живут на полном пансионе в отдельном здании приюта, учатся, помимо основных школьных дисциплин, музыке, танцам, актерскому мастерству. Хотя приют считается сиротским, чуть ли не треть детей в нем отнюдь не сироты, а дети с «мамами». «Мамы» находятся у игумении Николаи на особом счету. Они трудятся на самых тяжелых послушаниях (коровник, кухня, уборка) не имеют, как остальные сестры, час отдыха в день, то есть трудятся с 7 утра и до 11-12 ночи без отдыха, монашеское молитвенное правило у них также заменено послушанием (работой), Литургию в храме они посещают только по воскресеньям. Воскресенье - единственный день, когда им положено 3 часа свободного времени днем на общение с ребенком или отдых. У некоторых в приюте живут не один, а два, у одной «мамы» было даже три ребенка. На собраниях Матушка часто говорила таким:

Ты должна работать за двоих. Мы растим твоего ребенка. Не будь неблагодарной!

Часто «мам» наказывали в случае плохого поведения их дочек. Этот шантаж длился до того момента, пока дети вырастут и покинут приют, тогда становился возможен иноческий или монашеский постриг «мамы».

У Харитины в приюте была дочка Анастасия, совсем маленькая, тогда ей было примерно 1,5 - 2 годика. Я не знаю ее истории, в монастыре сестрам запрещено рассказывать о своей жизни «в миру», не знаю, каким образом Харитина попала в монастырь с таким маленьким ребенком. Я даже не знаю ее настоящего имени. От одной сестры я слышала про несчастную любовь, неудавшуюся семейную жизнь и благословение старца Власия на монашество. Большинство «мам» попали сюда именно так, по благословению старца Боровского монастыря Власия (Перегонцева) или старца Оптиной Пустыни Илия (Ноздрина). Эти женщины не были какими-то особенными, многие до монастыря имели и жилье, и хорошую работу, некоторые были с высшим образованием, просто в сложный период своей жизни они оказались здесь. Целыми днями эти «мамы» трудились на тяжелых послушаниях, расплачиваясь своим здоровьем, пока детей воспитывали чужие люди в казарменной обстановке приюта. На больших праздниках, когда в монастырь приезжал наш митрополит Калужский и Боровский Климент, или другие важные гости, маленькую дочку Харитины в красивом платьице поводили к ним, фотографировали, она с двумя другими маленькими девочками пела песенки и танцевала. Пухленькая, кудрявая, здоровенькая, она вызывала всеобщее умиление.

При слове «монастырь» многие до сих пор представляют каменную келью, угрюмые лица, непрерывные молитвы и полное отрешение от мира. Или же личную трагедию, которая лишила человека смысла жить дальше, и он «ушёл в монастырь».

Как живут монахини в XXI веке, почему выбирают этот путь, я попыталась узнать у своей школьной подруги, которая живёт в монастыре уже более 10 лет.

Я с удивлением обнаружила, что моя школьная подруга практически не изменилась, несмотря на то, что мы не виделись четырнадцать лет! Такими же остались мимика и жесты, интонации, стиль речи. И характер. Сестра Александра (так зовут Юлию после пострига) охотно рассказала мне о своей жизни в монастыре, о том, что привело её сюда, и что она обрела здесь на самом деле.

В чужой монастырь

– Как ты решила уйти в монастырь? Ты с детства ходила в церковь?

– В церковь меня водила бабушка, а в старших классах начали ходить вместе с подружками, но мы и на тусовки успевали ходить, и даже в ночные клубы, хотя мама была против. Когда окончили школу, все решили поступать в духовное училище. Каждая из нас собиралась выйти замуж за батюшку, чтобы остаться в духовной сфере. Мы познакомились с учителями, начали готовиться к поступлению на следующий год. Я периодически ездила в этот монастырь, как-то раз осталась пожить на неделю, мне тут очень понравилось. Я даже хотела остаться, но нужно было вернуться домой, завершить дела. Нельзя быть чему-то обязанным и явиться сюда.

В общем, вместо замужества я выбрала жизнь в монастыре. Цель у нас была одна, а сложилось всё по-разному. Я не собиралась в монастырь, но я знаю девушек, кто собирался, но у них семьи сейчас. На всё есть воля Божья, никто ни от чего не застрахован.

– Существует мнение, что в монастырь в основном уходят люди, у которых случилось несчастье, и они больше не видят смысла в жизни. Или это какие-то «забитые» девушки, которые не смогли найти себя в обычном мире. Так ли это?

– От горя тут не скрыться. Нигде нельзя спрятаться от себя. В основном в монастырь приходят те, кому здесь нравится. Все люди разные: грустные и весёлые, спокойные и активные. Не согласна, что сюда приходят только «забитые».

(Мимо нас проходят две монахини, девушки лет 25: румяные лица, улыбки; что лишь подтверждает слова Юли.)

– Как принимают в монастырь желающих? Есть ли какие-то этапы?

– Люди просто остаются, подходят к матушке настоятельнице или благочинной. На новенькую смотрят, как она молится, работает. Главный критерий – послушание. Сначала девушка надевает платочек и длинную юбку. До пострига послушница может жить в монастыре от года до трёх, но это в среднем. Кто-то может прожить десять лет и уходит, так и не приняв пострига.

«Невольник – не богомольник»

– Чем занимаются монахини? Как обычно проходит день?

– У каждой есть свои обязанности – работа. Когда приходишь в монастырь, подаёшь документы – какое у тебя образование, какие навыки и опыт. Обычно стараются распределить работу по образованию: с медицинским – идут в медсёстры или становятся врачами, с экономическим – занимаются бухгалтерией, кто хорошо поёт – в хор. Хотя могут с двумя высшими и на коровник отправить. День начинается и закачивается молитвой. Встаем мы к 5.30 на первую службу, в течение дня трудимся, на трапезе читают жития святых. После обеда снова за работу, потом вечерняя служба, вечернее правило (молитва на сон грядущий), а спать ложимся около 11 вечера.

– А зарплату за свой труд вы получаете? На что вообще существуют монахини?

– В нашем монастыре зарплаты нет, хотя такая практика существует – в некоторых монастырях точно знаю, по праздникам выдают денежки. Где-то монастырь не может обеспечить монахинь полностью. У нас есть жильё, мы питаемся тут, нам выдают «рабочую» одежду. Но всё остальное… Кому-то помогают родители, родственники, знакомые.

– В каких условиях живут монахини?

– Условия у нас нормальные, живем по два-три человека в комнате, на этаже душ и туалет. Но в некоторых монастырях живут очень бедно, топят дровами. А если монастырь часто посещаемый, монахини устроены гораздо лучше: у каждой сестры свой домик, в котором есть кухня, спальня, зал. К ним приезжают гости, которых можно пригласить к себе, напоить чаем.

– Вы можете покидать монастырь и навещать родственников?

– Да, в каждом монастыре существует «отпуск», но везде разные условия. Где-то монахини могут уезжать каждый год, где-то чаще, где-то реже, в зависимости от обстоятельств. В некоторых монастырях установлены определенные дни, когда можно отлучиться. Все мы люди, хоть и живем в монастыре. Я считаю, что отпуск обязательно должен быть. Невольник – не богомольник.

Миру – мир

– Кстати, а как отреагировали твои родственники и друзья, когда узнали, что ты ушла в монастырь?

– А я никому не сообщила. Знали только самые близкие, и для них было тяжело меня отпустить. Остальным мы сказали, что я уехала в другое место. Просто появляется много вопросов и толков, когда люди сразу узнают. А когда это происходит через какое-то время – проще воспринять. Но многие готовятся уйти открыто.

– Были ли у тебя сомнения насчет правильности пути? Что должна делать монахиня в таком случае? И как реагирует начальство, если кто-то собирается уйти из монастыря?

– Как отреагируют – сложно сказать, конечно, печально, когда уходят из монастыря. Кто-то обсуждает сомнения с сёстрами, кто-то идет к настоятельнице. Иногда бывает очень тяжело… Но я могу рассказать о проблемах только близкому человеку. Мы живем как большая семья. Бывают и ссоры, и примирения. Но если человек решает уйти из-за чего-то – значит, изменилось его внутреннее состояние. Почему он не может принять какие-то вещи? Жизнь в монастыре, как и замужество – нужно искать компромиссы, чтобы остаться.

– Отмечаете ли вы праздники, дни рождения? Можно ли монахиням пить вино?

– Мы отмечаем православные праздники. Сначала Рождество, самый весёлый праздник: мы поём колядки, ходим по кельям. Потом Пасха… В некоторых монастырях можно выпить немного вина. Мы вместе празднуем, вместе постимся, это совсем не скучно, как кажется. Некоторые отмечают день рождения, но чаще день ангела.

– Много ли новых людей приходит в монастыри сейчас? И есть ли для них всех место и работа?

– В каждом монастыре нуждаются в новых людях. Сейчас не так много приходит, человек пять в год. Бум пришёлся на середину 90-х, и примерно до 2005-го много людей уходило в монастыри. Наверное, это было связано с тем, что в начале 90-х церковь начала возрождаться.

– Возможно ли в монастыре продвижение по службе, так сказать, карьерный рост?

– Это актуально для мужских монастырей. В женском можно стать игуменьей, но я никуда не стремлюсь, мне и так хорошо.

gastroguru © 2017